Я ясно сказал ему: «Я согласен со всем, но этого я не могу терпеть. Вы не можете спать с непокрытым лицом; я не могу спать, когда мое лицо покрыто, - я задыхаюсь. Вы делаете это любя, - он держал меня поближе к своему сердцу и полностью покрывал меня, - это очень хорошо, но утром мое сердце перестанет биться. Ваши намерения добрые, но вы утром будете жить, а я уйду. Поэтому наша дружба везде, только не в постели».
Он же хотел, чтобы я спал с ним, потому что любил меня, поэтому он говорил: «Почему ты не приходишь спать со мной?»
Я отвечал: «Вы прекрасно знаете, что я не хочу, чтобы меня задушил кто-нибудь, даже если его намерения добры. Вы любите меня и хотели бы держать меня поближе к своему сердцу даже ночью». Мы, кроме того, отправлялись обычно на длительные прогулки по утрам, а иногда, когда светила луна, и ночью. Но я никогда не разрешал ему держать меня за руку. Он говорил, бывало: «Но почему? Ты можешь упасть, ты можешь споткнуться о камень или что-нибудь другое».
Я отвечал: «Так будет лучше. Позвольте мне споткнуться, это не убьет меня. Это научит меня, как не спотыкаться, как быть бдительным, как помнить, где лежат камни. Но вы держите меня за руку - как долго вы сможете держать меня за руку? Как долго вы собираетесь быть со мной? Если вы гарантируете, что всегда будете со мной, тогда, конечно, я согласен».
Он был очень искренним человеком; он сказал: «Этого я не могу гарантировать, я не могу ничего сказать даже по поводу завтра. Одно верно, ты будешь жить долго, а я умру, так что я не буду все время держать тебя за руку».
«Тогда, - говорил я, - для меня лучше будет научиться прямо сейчас, потому что однажды вы оставите меня посредине, беспомощным. И если вы приучите меня держаться за вашу руку, тогда будет только два пути: или я начну жить вымыслом — Бог отец...»
Почему вы называете Бога «отцом»? Да, в мире есть два рода религий. Некоторые религии называют Бога «матерью», некоторые религии называют Бога «отцом». Большинство религий называют Бога «отцом» по той простой причине, что большинство обществ исповедует патриархат, мужской шовинизм. Очень немногие - лишь малые племена - живут еще при матриархате, где женщина выше мужчины. Естественно в таком обществе Бог не может быть мужчиной; в этих обществах Бог - мать.
Но ни одно общество не называет Бога «дядей». Это странно, очень странно, потому что дядя более старое слово, чем отец. Слово «отец» не такое старое, это очень недавнее добавление к языку. Чем дальше назад отправляться, тем больше по всему миру можно найти обществ, — как и среди других животных и птиц, - где мать заботится обо всем. Функция отца заканчивается после того, как женщина забеременела.
Действительно, в старые дни было трудно узнать, кто же отец. Поэтому всех мужчин в возрасте вероятного отца - кто-то ведь был отцом, - всех мужчин в возрасте вероятного отца называли «дядя». Поэтому «дядя» - более старое слово, более престижное. «Отец» пришло позже, когда мужчины стали обладать женщинами.
Это пришло вместе с частной собственностью. Слово «отец» связано с частной собственностью. Когда люди стали владеть частной собственностью—своей землей, своим домом, - тогда они захотели быть уверенными в том, кто их сыновья, ведь те должны были наследовать их собственность. Тогда основной системой стал брак: нужно было жениться на одной женщине, и женщина должна была оставаться в полном подчинении, чтобы у нее не было возможности зачать сына от кого-нибудь другого, кто стал бы тогда владельцем вашей собственности.
Все это дело с браком - это вопрос экономики, а не психологии.
Себя же мужчина держит свободным. Он создал проституток и все возможные способы к тому, чтобы выходить из брака, не беспокоя женщину. Женщина же должна оставаться абсолютно преданной мужчине - не только в жизни, но даже и в смерти.
В Индии женщина должна умереть вместе со своим мужем; она должна прыгнуть, живая, в погребальный костер, на котором сжигают ее мужа, ведь муж был так ревнив: «Где гарантия, что после моей смерти моя жена не вступит в какие-нибудь связи с кем-нибудь другим?» И основная проблема заключалась при этом в том, чтобы накопленная им собственность - он заработал ее, ради нее он подвергался эксплуатации, ради нее он терпел лишения - не перешла к кому-нибудь другому; она должна отойти к его собственной крови.
Таким образом, если однажды вы обнаруживаете, что отцовской руки больше нет, вы начинаете создавать вымысел: Бог отец - конечно, невидимый - держит вас за руку и ведет вас.
Я сказал моему дедушке: «Я не хочу остаться в ситуации, когда вынужден буду создавать вымысел, чтобы жить в нем. Я хочу жить реальной жизнью, не вымышленной жизнью. Я не травинка в стоге сена. Поэтому оставьте меня одного, позвольте мне падать. Я постараюсь подняться. Вы подождите; вы только наблюдайте, и это будет большим состраданием по отношению ко мне, чем держать меня за руку».
И он понял; он сказал: « Ты прав - однажды меня не станет».
Хорошо несколько раз упасть, удариться, подняться снова, - несколько раз заблудиться. Вреда не будет. В тот момент, когда вы обнаружите, что заблудились, возвращайтесь обратно. Жизнь нужно учить пробуя и ошибаясь.
В тот момент, когда вы прислушаетесь к голосам, - а они записаны точно в таком же виде, как были даны вам, - вы удивитесь: кто же это разговаривает с вами? Вы попросту рассмеетесь: «О, это моя мать. Я не видел ее двадцать лет, а она все еще пытается управлять мною». Может быть, она умерла, но из своей могилы она все еще держит руку на вашей шее. Ее намерения не являются плохими, но она калечит вас.
Я говорил своему отцу: «Не давайте мне никаких советов, даже если я попрошу вас об этом. Вам нужно быть очень строгим в этом вопросе. Вы должны просто сказать: "Найди свой собственный путь". Не давайте мне советов, - ведь когда доступен какой-нибудь дешевый совет, кто станет думать о поиске своего собственного пути?»
Я настойчиво говорил своим учителям: «Пожалуйста, запомните одну вещь: я не нуждаюсь в вашей мудрости - просто учите меня вашему предмету. Вы учитель географии, а пытаетесь учить меня морали? Какая связь между моралью и географией?»
Я помню того бедного человека, который был моим учителем географии. Он был озабочен, поскольку я взял что-то из кармана учащегося, который сидел рядом со мною. Я вынул у него из кармана деньги, а этот учитель говорил мне: «Не делай этого».
Я сказал: «Это не ваше дело. Вы учитель географии, а это вопрос морали. Если хотите, я готов пойти к директору; пойдем вместе. Нигде в географических учебниках... Я прочитал их, и нигде в них не сказано, что нельзя брать чьи-то деньги. А деньги - это просто деньги; они принадлежат тому, кто их имеет. Вот сейчас они мои. Несколько мгновений до этого они могли быть его, но он потерял их. Он должен быть более внимательным. Если вы хотите давать советы, дайте совет ему».
«Прежде всего, что за необходимость приносить так много денег на урок географии? Здесь нечего покупать, нечего приобретать; здесь нет и не будет никакой торговли. Зачем он принес сюда свои деньги? Потом, если он принес деньги, то он должен быть внимательным. Это не моя вина, это его вина, я лишь воспользовался своим преимуществом, это мое право».
Я помню того бедного человека. Он всегда был в затруднении, и всегда в затруднении со мной. Он встречал меня после уроков и говорил: «Ты можешь делать все, что захочешь, но не вноси так много философии в бедную географию. Я ничего не понимаю в философии - я знаю географию. А ты поворачиваешь вопрос таким образом, что я даже ночью продолжаю думать, был ли он географическим, или религиозным, или философским».
Как раз перед моей школой росли два красивых дерева кадамбары. Кадамбара - очень пахучий цветок, и когда мне удавалось сбежать с уроков, я обычно отсиживался на этих деревьях. Это было наилучшее место, потому что внизу проходили учителя и директор, но никто не мог подумать, что я стану прятаться на дереве; а деревья были очень густыми. Но когда под деревом проходил этот учитель географии, я не мог удержаться от того, чтобы не сбросить ему на голову камешек, другой. Он смотрел наверх и говорил: «Что ты делаешь там?»
Однажды я сказал: «Это не урок географии. Вы нарушаете мою медитацию».
Он же сказал: «А что об этих двух камешках, которые упали мне на голову?»
Я сказал: «Это просто случайность. Я уронил эти камешки; странно, как это вы оказались внизу точно в подходящий момент. Это удивительно. Вы тоже удивляетесь тому, как точно все это совпало».
Он приходил поговорить к моему отцу: «Дела зашли слишком далеко». Он был лысым; а на хинди лысина переводится словом мунде. Звали его Чотелал, но был он известен под именем Чотелал Мунде. Чотелал использовалось редко, достаточно было Мунде, потому что он был единственным совершенно лысым человеком в школе. Когда я оказывался перед его домом, я обычно стучал в дверь, ее открывала жена или кто-то другой, и они спрашивали: «Зачем ты мучаешь его? Ты мучаешь его в школе, ты мучаешь его на рынке, ты мучаешь его на реке, когда он идет купаться».
