Удобно устроившись на верхней полке, я почти с ностальгической нежностью вспоминал период, который я мог бы назвать своей юностью в мире боевых искусств. Хотя с тех пор прошла всего лишь пара лет, я, под влиянием Учителя, настолько изменился, что иногда мне казалось, что я повзрослел на целую жизнь, и слово «юность» для меня в определенном смысле стало синонимом хотя и восхитительной, но все же глупости, избытка гормонов и наивного романтизма.
В книге «Тайное учение даосских воинов» я уже упоминал об Эльюнси Мухаммеде по кличке «Мишель». Он был подданным Туниса и учился в Симферопольском медицинском институте. Эльюнси был хорошим специалистом рукопашного боя, но при этом крайне неприятной личностью.
Мишель обладал способностью оказывать психологическое воздействие на окружающих и широко этим пользовался, подчиняя своей воле учеников до такой степени, что они делились с ним даже своими женами.
До встречи с Учителем меня очень интересовала техника рукопашного боя Мишеля, но отношения с ним у меня не сложились — то ли он интуитивно чувствовал во мне соперника, то ли понимал, что манипулировать мной было не так просто, как другими, и я не мог учиться непосредственно у него.
Однако я не сдавался и решил заслать к нему шпиона — одного из моих приятелей и учеников. Выбор пал на Костю Потлатова — студента мединститута, и нам даже удалось сделать так, что в конце концов Костю подселили в комнату Эльюнси.
Первое время Костя честно работал на «нашу разведку», принося новые сведения о тренировках Мишеля и о его боевых техниках, но мы не учли один очень важный фактор — влияние жесткой и жестокой личности Эльюнси на ученика.
Мишель полностью подчинил себе нового соседа по комнате, так что Потлатов с рабской покорностью выполнял все его указания. Наши общие знакомые рассказывали, что он взял на себя все заботы по хозяйству, убирал комнату, застилал Эльюнси постель и готовил ему еду. Если Мишелю казалось, что Костя недостаточно расторопно выполняет его поручения, он даже прибегал к физическому наказанию в виде нескольких сиккенов[6] в различные части тела. Постепенно Потлатов перестал общаться со мной и со своими прежними друзьями, а если мы случайно встречались, он восхвалял мудрость и силу своего нового наставника почти на уровне культа личности.
Меня это не волновало, поскольку я уже начал обучение у Ли и, в сравнении с учением Спокойных, техники Мухаммеда потеряли для меня свою привлекательность.
Примерно через год обучения у Эльюнси Потлатов решил доказать превосходство его школы, вызвав на поединок моего приятеля и ученика, Семена, которому я показывал многие техники Шоу-Дао.
Я уже упоминал о Семене в книге «Тайное учение даосских воинов». Он был одним из кандидатов в мои напарники, которого отверг Ли, сказав, после беглого взгляда на него, что у этого человека слишком огненная воля и что на короткое время он может быть верным другом, но он не способен стать хорошим партнером, поскольку у него непомерная жажда самоутверждения и жесткая, всепоглощающая целеустремленность.
Учитель, как всегда, оказался прав. Я сдуру рассказал как-то Семену о том, что Ли не согласился сделать его моим напарником, предпочтя ему Славика, и с тех пор наши отношения дали трещину. Я чувствовал, что Семен так и не смог простить мне отказа, в котором я ни капельки не был виноват. Однако в то время мы еще активно тренировались вместе, и, когда Семен сообщил мне, что Потлатов предложил ему драться с ним и с еще одним представителем школы Эльюнси, я не одобрил этого, понимая, что ничего хорошего из подобной затеи не выйдет, но мой приятель, как всегда, шел напролом, не желая показаться трусом.
Мишель со своими учениками встретился с Семеном в одном из спортзалов Симферополя. Судить поединок должен был некто Пожарский, человек, влюбленный в боевое искусство и изучавший рукопашный бой как у меня, так и у Мишеля. Я относился к этому человеку с искренним уважением, поскольку он, начав изучать воинские искусства в возрасте около сорока лет и находясь почти на грани инвалидности, в относительно короткий срок превратился в сильного спортсмена.
Незадолго до того, как Пожарский начал заниматься кунг-фу, он был вынужден даже продать свою любимую «Волгу» вишневого цвета из-за того, что он начал терять сознание за рулем, но через несколько лет упорных тренировок он, не останавливаясь, мог взбежать на Чатырдаг. В то же время Пожарский стал жертвой характерной для многих рукопашников жажды проверять себя и окружающих через боль, через поединки в полный контакт, ставящие бойца на грань жизни и смерти.
Семен наивно полагал, что его ожидает обычный бесконтактный поединок или спарринг в неполный контакт по стандартным правилам. Однако, когда Эльюнси заявил, что ему предстоит драться в полный контакт с каждым из его учеников до потери сознания, Семен из гордости уже не мог отказаться.
Своего первого противника он уложил через несколько секунд молниеносным ударом в челюсть. Нокаут был настолько мощным, что у ученика Мишеля пошла изо рта кровавая пена и он пришел в сознание лишь спустя несколько минут, но еще долго не мог восстановить координацию движений.
Теперь Семену предстояло драться с Потлатовьм. Пожарский, обеспокоенный слишком суровым исходом предыдущего поединка, начал активно вмешиваться, пытаясь предотвратить серьезное увечье или даже смертельный исход.
Дважды он помешал Семену нанести решающий удар, перехватывая его руку или блокируя удар ногой. Каждый раз судья взывал к разуму Эльюнси, умоляя его прекратить поединок, но Мишель хладнокровно продолжал посылать своего ученика на убой.
Наконец удар Потлатова разбил Семену губы и подбородок. Кровь хлестала с такой силой, что было необходимо наложение швов. Только тогда Мухаммед прекратил поединок, громогласно заявив о решающей победе своей школы.
На самом деле Семену крупно повезло, потому что, если бы он вырубил и Потлатова, ему пришлось бы драться с самим Эльюнси и тут ему действительно пришлось бы туго.
Я вспоминал этот случай и многие другие нелепые «смертельные схватки», в которые по чистой глупости ввязывались мои знакомые рукопашники, и дал себе слово любой ценой избегать в Донецке подобных приключений.
Сойдя с поезда, первым делом я решил направиться к Павлу.
Знахарь жил в небольшой двухкомнатной квартире в блочном доме. Открыв дверь в ответ на мой звонок, он окинул меня мрачным и подозрительным взглядом.
Я улыбнулся как можно доброжелательнее и объяснил, что я от Степняка, что я сам увлекаюсь целительством и пришел поговорить о моей знакомой, которая хотела бы лечиться у него.
Похоже, Павло колебался, впускать меня или не впускать, но, видимо, имя Степняка сделало свое дело, и он с видимой неохотой приоткрыл дверь, кивком головы пригласив меня зайти. Квартира была грязная, захламленная, темная и унылая. Я подумал, что чем-то она напоминала шахту.
— Что там за пациентка у тебя? — сразу перешел к делу целитель. Я объяснил.
— Ладно, присылай, — мрачно буркнул Павло. — Вылечим.
Он бросил на меня неприязненный взгляд, давая понять, что время аудиенции закончилось. Я уже понял, что увидеть шахты мне не светит, но надеялся вытащить из неразговорчивого целителя еще какую-нибудь информацию.
— Извините, если я отнимаю у вас время, — сказал я, — но Степняк говорил, что вы единственный в своем роде. Не могли бы вы немного рассказать мне о том, как вы лечите?
— А что я? Шахта лечит! — буркнул Павло.
Я сделал еще пару безуспешных попыток вытянуть что-либо из неразговорчивого дончанина, но, кроме отрывистых «шахта лечит» или «шахта вылечит», мне так больше ничего не удалось из него выжать.
Почему-то стиль его речи вызывал у меня устойчивую ассоциацию с неожиданно пришедшей на ум фразой «могила тебя исправит».
Забегая вперед, я упомяну, что все-таки послал к Павлу мою знакомую, честно рассказав, что процесс излечения будет не слишком приятным. Однако у нее хватило смелости отправиться в шахту, и действительно, Павло, как и обещал, вылечил ее.
Но несмотря на то, что болезнь отступила, похоже, что общение с целителем стало для этой женщины сильным шоком, вплоть до психической травмы. У нее заметно испортился характер, она стала угрюмой и нелюдимой. Как говорится в пословице: «одно лечит, другое калечит».
От Павла я отправился по адресу, который мне дал Сергей, и встретился с группой любителей боевых искусств. Избегая разговоров о себе, я рассказал об иностранных студентах, живущих в Симферополе и владеющих разными стилями боя.
Я закупил всю имеющуюся в наличии самиздатовскую литературу по боевым искусствам, выполнив таким образом задание общественности. Пришло время возвращаться в Крым.
Я находился в гостиничном номере, упаковывая свои вещи, когда меня охватило специфическое чувство преследования. Я сам не понимал, из-за чего оно возникло, но я был уверен, что за мной следят.
