Сердце Ольки забилось от счастья, ведь в птичьей песне она ясно услышала слова:
– Оль. Ля! Оль. Ля! Лети, как Ки. А!
Олька протянула руки к небу и… вдруг вспомнила о том, что не умеет летать. И сказок на свете не бывает.
Девочка долго стояла и махала руками. Но не пыталась оттолкнуться от пола. Она улыбалась. А из глаз ее текли слезы.
Когда птицы улетели, на подоконнике она нашла маленькое розовое перышко. Подарок от Киа. Олька взяла его на ладонь, потрогала легкие пушинки. Убедилась – настоящие!
Тройку лучшей белой шерсти, нисколько не портившую идеальное телосложение, белый шелковый галстук, аккуратно подстриженную седую бородку – жестко и требовательно оглядели голубые глаза, потом остановились на собственных зрачках.
Глубокий неудовлетворенный вздох. Зеркало не пускало. Пришлось «сделать лицо попроще». С трудом, но улыбнуться. И войти с поклоном к себе, только отраженному слева направо.
Говорят, хозяин этого заведения специально придумал Зеркало, чтобы извратить действительность. И посетители, поклонившись себе-наоборот, тем самым подписывали «негласное соглашение», что принимают условия того, что в добре есть часть зла. А в зле – добра.
– Делайте ставки, Господа! К нам пожаловал сам Бо!
– Делайте ставки, Господа!..
В бильярдной все было классически по-мужски. Сигаретный дым, уходящий вопросами в потолок. Кружки с напитками. Столики. Бар. Официантки – обнаженные девочки с пустыми глазами… Но сам бильярдный стол отличался необычными на вид зеркальными многогранными шарами. Кроме того – партнеры могли наблюдать игру друг друга в огромные, с человеческий рост, экраны и на панели видеть результаты меняющейся ситуации в зависимости от их ставок.
Над баром висел лозунг для непосвященных: «Каким бы ни был твой выбор – это твой выбор!»
Бо, не обращая внимания на почтительные взгляды со всех сторон, уверенно прошел к любимому столу. Отметил, что сукно к его приходу выстелили новое, спокойно-зеленое. Главное – чистое! Не удержался, погладил рукой.
– Для тебя старался, – вместо приветствия шепнул ему на ухо появившийся как из-под земли хозяин Че, – партию?
– Пожалуй.
В зале прошло оживление. Зал, можно даже сказать, стал единым организмом, не спускавшим многочисленных глаз с Че и Бо. Хозяин, не в пример гостю, был облачен во все черное. Чуть хромал. Длинный кожаный плащ из какого-то необычайно большого, тонко выделанного зверя, почти без швов, волочился по полу. Шляпа не скрывала кипящих веселой смолой глаз.
– Что, надоéло? – спросил хозяин.
– Чтó надоело? – переспросил Бо.
– Ну, там витать в облаках? Кризис жанра? – Че предложил кий.
– Да как тебе объяснить… – доставая свой собственный кий, сложенный в несколько раз, из кармана пиджака, задумчиво произнес гость. – Ты же сам знаешь. Игра – это работа. Для ума. И потом, ты достойный партнер, Че! Жаль только, что волосы красишь!
– Упаси, Бо! Это мои родные! Всему, что у меня есть, я научился у тебя! Разыграем первый шар?
– Америка? Австралия? Африка?
– Россия.
– Опять Россия?
– Ну можно, конечно, похалтурить на папуасах Гвинеи-Бисау! Но мы же хотим показать класс. Мы же инженеры человеческих душ. Или не так?
– Шутник ты, Че! Ладно, Россия так Россия. Ты что-нибудь приготовил?
– Три варианта. На выбор. Выпускница детской колонии по вине отчима стала продаваться на панели: отомстит она ему или нет. Степень риска 52. Второй вариант – бабушка десять лет парализована. Ее ненавидит вся семья – убьют или не убьют. 67-я степень. И третий – доведет мужчина даму своего сердца до самоубийства или нет. Тут случай самый сложный – 89!
– С него и начнем.
– Поехали! – хлопнул в ладоши Че.
Шары на бильярдном столе зашевелились, как живые. Запереливались кадрами чужой жизни. Выстроились в треугольник. Ударный шар выкатился вперед.
– Ты придумал партию, тебе и начинать, – великодушно позволил Бо.
И Че разбил стройные ряды уверенно и красиво.
– Делайте ставки, Господа! Че разбил! Очень выгодно разбил! Делайте ставки, Господа!
Экраны показали мужчину и женщину, не глядящих друг на друга. Зал зааплодировал.
– С чего ты решил, что это его дама? – спросил Бо.
– Сейчас увидишь, – второй шар, забитый в лузу, выдал на экран некоторые изменения в женском лице, – она попала в расставленную мною химическую ловушку. Ей нравится его запах. Смотри, Бо! Она его уже почти хочет! Еще один шар. Он, овладев ею, начинает изводить.
– В том, что ты негодяй, никто не сомневался. А ты не думаешь, что она может его полюбить, как Анна Каренина, например, – забив ответный шар, возразил Бо. Очарованная пара читала друг другу стихи. Танцевала под музыку.
– Старо. Ты же не станешь плагиатировать на себе самом. Что-нибудь новенькое придумай, Бо! – прицелился Че.
Позиция оказалась неудобной. Он долго приноравливался к шарам. А на экране в это время проходила череда событий простой человеческой жизни.
Он и она были выбраны не случайно. Характеры эгоистичные, не терпящие неповиновения. Разные по темпераменту. Разные по социуму и эмоционально-художественному спектру.
– Сейчас мы усугубим положение, – наконец понял, как надо бить, Че. Его удар привел в игру третье действующее лицо – предполагаемую соперницу. Еще удар, и главная героиня начала безудержно быстро стареть и полнеть на глазах. Третий удар, самый мощный, забивший два шара одновременно, принес ей нищету и болезни детей. Шары разбивались, как живые, оставляя на столе грязь и кровь и сгустки какой-то липкой субстанции.
Зал единодушно выпустил вздох разочарования. Удар оставался за Че. Хозяин все внимание свое сконцентрировал на шаре. Будто бы он сам водил телом жертвы, которым она не могла самостоятельно управлять. В этот миг весь мир ее стал продолжением руки Че – его кий переходил в удар по шару, по жизни бедной женщины…
– Нет, ты все-таки зря красишь волосы, седина прекрасно бы контрастировала с черной шляпой! – «добродушно» заметил Бо. И рука Че дрогнула. Промахнулась. Оставшиеся шары разлетелись так, что достать их мог теперь только великий мастер. Да и действие на экране стало разворачиваться совершенно в другом ключе.
Женщина распахнула окно высотного здания, опасно ступила на подоконник и протянула руки к небу. На нее падали мириады холодных снежинок.
Если бы зрители не были так увлечены зрелищем, они бы заметили, что Бо, лишь на одно мгновение превратившись в горячую пылающую снежинку, упал ей на ладонь, прошел насквозь, и прошептал прямо из самого сердца голосом земного мужчины так, что никто, кроме нее, не смог этого услышать:
– Люби! Люби меня! Мне нужна твоя любовь! Никто и никогда не сможет меня любить так, как ты!
Бо вернулся к игральному столу. А женщина слезла с подоконника. Закрыла окно.
– Партия сделана, – положил на стол кий Бо.
– Но как же? Но почему?
– Потому что это Россия, Че. Надо было тебе выбрать Гвинею-Бисау, – улыбался торжествующий гость. А зрители, в который раз проигравшие деньги, с невероятным удивлением наблюдали, как измученная горем и болезнями женщина поддерживала себя, своих бедных родственников, своих и его детей. Несгибаемая. Невероятная. Она до гроба любила простого земного мужчину. И на ней, на этой любви держалась хрупкая устойчивость бильярдного стола с безнадежно испорченным новым сукном. Зеркальные многогранники сами бегали теперь по столу и закатывались в лузы по одному им ведомому усмотрению. И ни один шар не разбился, не лопнул. Ситуация вышла из-под контроля. Влюбленные состарились и умерли в один день. Экран погас.
– А ты говоришь «кризис жанра», – удовлетворенно ухмыльнулся Бо под нескончаемые аплодисменты, – ну ладно. Пора и честь знать, – шагнул гость за волшебное Зеркало. Ему очень захотелось оглянуться на свое довольное отражение. Но он не оглянулся. И даже немного поморщился оттого, что все время приходилось раздавливать сотню-другую снежинок. Ведь филигранная работа Бо ни на одной из них не повторялась.
Катене всегда хотелось на чердак. Ей казалось, что хранится где-то под самой крышей огромный запылившийся сундук. А в сундуке!..
Вот только верхняя дверь была всегда наглухо закрыта.
На Новый год в небольшой семье Катены обычно ставили елку. Веселились и пели до утра. Но уже в сентябре как-то все не заладилось. Отец запил. Его уволили с работы. Мама работала практически за долги. Ходила в старых, совсем уже не модных потертых полусапожках. А бабушка сильно хворала. Врачи говорили, что ей очень нужна шаль из собачьей шерсти, но такая вещь стоила баснословных денег. Октябрь и ноябрь прошли в тревожном поиске средств к существованию. Пришлось Катене бросить музыкальные занятия и бассейн. Она пела теперь, только когда мыла посуду. Тем временем подходил Новый год.
30 декабря бабушка все-таки нашла в себе силы встать с постели и сходить на чердак за старой искусственной елкой и игрушками. Они с матерью быстро украсили комнату. Но из-за нескрываемой грусти в лицах взрослых обстановка все равно казалось печальной.
