Ошо лично приглашал агентов ФБР на территорию ранчо для проведения расследования. Однако его и некоторых его последователей обвинили в биотерроризме, что дало повод для ликвидации коммуны.
28 октября без всякого предупреждения Ошо был арестован, на него надели наручники и посадили в камеру. В тюрьме он почувствовал признаки пищевого и радиационного отравления. Вскоре состояние его здоровья резко ухудшилось, у него появились симптомы отравления таллием. В конце концов в середине ноября его выслали из США. Как сказал американский писатель Том Роббинс: «Если бы распятие до сих пор оставалось в моде, Ошо, конечно, висел бы на кресте. Но поскольку мы народ цивилизованный, вместо этого им пришлось выслать его из страны. Ничуть не сомневаюсь, что они предпочли бы распять его на лужайке перед Белым домом».
Некоторые последователи Ошо обвинили его во всем, что происходило на ранчо. Его называли гуру-неудачником, на него обрушился поток недовольства, разочарования и обыкновенной злобы. Эти люди не понимали, в какую они впали зависимость и как много ожидали от Ошо и его коммуны, не желая взять на себя ответственность за собственную жизнь.
После депортации из США Ошо летал по миру в поисках нового пристанища. Повинуясь «рекомендациям» рейгановской администрации, двадцать одна страна отказала ему в приеме, и он был вынужден вернуться в родную Индию. Индийское правительство вначале встретило его враждебно, но оно же через четыре года после смерти признало его одним из «величайших сынов» Ин- медитировали в Будда-холле без Ошо, а еще через день он оставил тело.
Многие, особенно на Западе, так и не поняли, сколько боли ему пришлось вынести, чтобы помочь людям пробудиться от сна бессознательности и избавиться от страданий. Ему пришлось потратить огромное количество собственной жизненной энергии, чтобы люди могли пробудиться от неведения. Тем самым он подставлял себя под удар — его преследовали люди, для которых свет его осознанности представлял собой реальную угрозу. Сопереживая страданиям тех, кто все еще находился в поиске, он, подобно Будде и Христу, отдавал людям себя и свою энергию. Ему приходилось противостоять огромной глыбе коллективного бессознательного. Кроме того, вынужденный терпеть заключение в собственном теле, он страдал от постоянных болей.
Ошо попросил, чтобы его тело в течение десяти минут было выставлено в Будда-холле. Затем его перенесли на место сожжения неподалеку от ашрама. Кроме того, Ошо попросил, чтобы мы отпраздновали его смерть музыкой и танцами. В составе процессии, проследовавшей от Будда-холла к месту сожжения, я шла рядом с его телом, которое несли на бамбуковых носилках.
На пристани, служившей местом сожжения усопших, я видела, как последнее бревно, положенное в погребальный костер, закрыло его лицо и затем вспыхнул огонь. Вокруг пели, звучала музыка, а я сидела около костра и чувствовала, как меня переполняет благодарность за то, что я оказалась здесь в его последние минуты на Земле.
Я знала, что время, проведенное рядом с ним, — самая большая драгоценность, дарованная мне в этой жизни, ибо он принес в нее столько света и радости! Без его помощи и новых методов активной медитации я бы до сих пор блуждала во тьме в поисках себя. Теперь, когда у меня уже не будет возможности посидеть рядом с ним, я даже представить не могла, что в моей жизни может случиться нечто более грандиозное, чем уже пережитое. Я до самого утра сидела рядом с погребальным костром и вернулась к себе в комнату только в четвертом часу.
Перед смертью всю суть своего учения Ошо сформулировал в одной-единственной фразе, ставшей его эпитафией: «Никогда не рождался, никогда не умирал, а только посетил эту планету между 11 декабря 1931 года и 19 января 1990 года». После смерти Ошо я, как и многие другие обитатели ашрама, еще долго чувствовала его присутствие. Я ощущала, какую Радость и блаженство он испытал, освободившись от оков физического тела и ограничений этого мира. Я была за него очень рада. На девятый день я ощутила, как его энергия начинает подниматься из гравитационного поля Земли, и поняла, что мне необходимо повысить свою чувствительность, чтобы ощущать ее и далее.
В течение двадцати одного дня после его смерти я ощущала постоянный поток Радости и блаженства. Я просто сидела на низкой мраморной стенке, обрамлявшей выложенные мрамором дорожки ашрама, и двигалась только тогда, когда меня двигала энергия. Все, что мне было нужно, делалось само по себе, даже если я просто сидела и ничего не делала. Те, кому нужно было меня повидать, находили меня там, где я сидела. Когда я передвигалась в другое место, там оказывались другие люди, которым нужно было со мной поговорить. В общем, все происходило без всяких усилий с моей стороны.
Благодаря этим дням весь мой предыдущий опыт Радости осел, закрепился и более глубоко интегрировался в мою психику и повседневную жизнь. Я видела, как углубляется, растет и расширяется мое сознание. Каждый новый опыт порождал новую глубину понимания и мудрости, помогая еще сильнее укоренить сознание в моем теле.
Теперь, после смерти Ошо, мне приходилось искать опору только в себе самой. Я должна была решить, как мне жить дальше. Я часто вспоминала его слова «Если вы увидите, что я стою у вас на пути, тут же снесите мне голову». Я знала, что мне нужно избавиться от привязанности к нему и начать жить собственной жизнью.
Новое начало
Через шесть месяцев после смерти Ошо я поняла, что мне пора возвращаться в Монреаль. Поначалу мирская жизнь давалась мне с большим трудом. Город казался шумным и суетливым, в нем почти не оставалось места для внутренней тишины. Моей дочери к тому времени исполнилось семнадцать, и она заканчивала школу. Она снова решила жить со мной.
Какое-то время я пыталась заново научиться западному образу жизни, а затем ко мне совершенно спонтанно пришло решение уединиться для поста и медитаций. Через три недели мне исполнялось сорок лет, и я чувствовала, что, прежде чем вступить в новый этап жизни, мне нужно обрести какую-то внутреннюю ясность. Следующие три недели я почти круглосуточно медитировала. Начинала я в шесть утра с Динамической медитации, затем следовала Випассана (я сидела и наблюдала за дыханием), затем Випассана-ходъба (во время этой медитации вы ходите, сосредоточивая внимание в полуметре от своих ног). В течение дня я еще раз выполняла Випассану, затем медитацию Кундалини, после чего опять следовала Випассана. День завершался вечерним душем и еще одной сидячей медитацией.
Ночью моя наблюдающая осознанность сохранялась, я и во сне оставалась бдительной и осознанной. В три часа ночи я просыпалась, целый час сидела в Випассане, а затем снова ложилась спать до шести утра. Я ощущала значительные изменения в теле.
И хотя я уже шестнадцать лет была вегетарианкой, во время голодания я почувствовала, что тело становится моложе и наполняется здоровьем. Я вновь почувствовала себя двадцатилетней — сильной и полной жизни. Это произошло не только благодаря голоданию: я вспомнила свои предыдущие жизни, в том числе животные, и очистила от этих воспоминаний клетки своего тела.
На седьмой день того, что я назвала «городским ре- тритом», я ощутила необычный свет и прилив энергии. Выходя вечером из горячей ванны, я вдруг почувствовала, что по телу прошла сильная волна энергии. Я вновь ощутила уже знакомую Радость, но на этот раз у меня не получилось удержаться на ногах. Потеряв сознание, я рухнула на пол ванной. Когда минут через пятнадцать я пришла в себя, то с удивлением обнаружила, что лежу на холодном плиточном полу. Рядом были пятна крови. Я почувствовала, что сломала зуб. Я позвала дочь, она проводила меня до кровати и принесла льда, который я приложила к синякам на лице. Она спросила, буду ли я продолжать медитации, я ответила «да». Она молча посидела на краешке кровати и ушла. До конца моего трехнедельного ретрита мы больше не виделись и не разговаривали.
На следующее утро, когда я гуляла по свежевыпав- шему снегу и слушала ритмичное похрустывание у себя под ногами, меня вдруг перенесло в другое время и пространство. В моем сознании вспыхнули воспоминания о заснеженных горах. Я знала, что перенеслась в свою прошлую жизнь в Тибете. Жизнь тибетского монаха в мельчайших деталях пронеслась перед моими глазами. В эту минуту я поняла, почему потеряла сознание на седьмой день голодания и почему мне теперь необходимо завершить то, что я оставила незавершенным в Тибете.
А еще я узнала Ошо. Он был тем самым монахом, которого Ринпоче попросил вернуть меня в их ряды. Ошо сдержал свое обещание, и круг замкнулся.
_ Я снова была одна, и испытывала огромную благодарность к Ошо и всем моим прежним учителям, понимая, какая на мне теперь лежит ответственность — я должна поделиться с людьми своими знаниями. Но каким образом — пока это оставалось для меня загадкой. Однажды во время ретрита я услышала голос. Он был громким и отчетливым, хоть и неслышным. Он прозвучал столь внезапно и так требовательно, что я не могла от него отмахнуться или не поверить ему. Я поняла, что слышу голос своего внутреннего Мастера.
