И ты говоришь, что они не уверены. Определенно лишь невежество, тупость, а в мудрости никогда нельзя быть уверенным.
Лао-Цзы говорит: «Мудрец ходит так, словно преодолевает очень холодный ручей». То есть он идет осторожно, колеблясь, неуверенно. Ручей очень холодный, как лед, а дно неизвестно. Кто знает? На следующем шаге вы можете провалиться в глубокую яму или споткнуться. Мудрец ходит очень осторожно, бдительно.
Лао-Цзы также говорит: «Все уверены, только не я. Кажется, что все абсолютно убеждены во всем на свете, и только я один стою на распутье». Такие слова произнес один из самых значительных людей из всех, которые когда-либо ходили по земле.
Если мне придется выбирать между Буддой, Заратустрой, Иисусом, Магометом, Махавирой и Лао-Цзы, лишь кого-то одного из них, то я выберу Лао-Цзы, поскольку никто ближе него не выражал истину.
Разве можно быть уверенным в истине? Истина огромна, истина бесконечна. Если вы уверены, то демонстрируете свою глупость. Вы можете быть уверены в мелочах, но не в отношении безграничности, бесконечности, вечности.
Люди теряют себя; у них не возникает вопрос о том, как встать на ноги. Это не означает, что они стоят на чужих ногах. Разумеется, они стоят на своих ногах, но теперь они не отождествляют себя со своими ногами, они принадлежат всему существованию. Они сами принадлежат бытию. Поэтому ни один их моих саньясинов не скажет этого.
Рами, ты говоришь: «Мне кажется, твои саньясины впали в большую зависимость от тебя и ашрама». Это не чувство, а логическая догадка. Ты просто ткнула пальцем в небо и решила, что это логично!
Если бы только император By, подумал: «Бодхидхарма не мудрый, абсолютно незнающий. Он не может с уверенностью сказать, что знает себя. Что же еще он может знать?»... Но он ушел, значит он был очень рассудительным человеком.
Итак, ты рассудительная. Император недопонял мастера, как и ты. Поэтому я попросил тебя первым делом поучаствовать, погрузиться глубоко в это явление, пережить его изнутри, и тогда ты узнаешь, что никто не зависит от меня. Здесь нет зависимых людей, потому что никого нет. Разве человек может зависеть, если его нет? Меня здесь нет, как и моих саньясинов - кому от кого зависеть? Я растворился в существовании, и они растворились, исчезли.
Но стороннему наблюдателю это покажется... И я понимаю трудность стороннего наблюдателя, потому что это умозаключение будет логическим: люди становятся зависимыми. На самом деле, быть независимым отвратительно, и быть зависимым не менее отвратительно. Не быть - вот единственное прекрасное переживание.
Саньясин не бывает ни независимым, ни зависимым. Его просто нет, ведь он стал частью органического единства существования, восторженного празднования целого.
Ты говоришь: «Пока они здесь, им хорошо, но стоит им уехать, и они утрачивают почти всю пользу». Откуда тебе знать? Ты ездила за моими саньясинами? Рами проделала огромную интеллектуальную работу.
Поезжай вслед за моими саньясинами!
Одна из моих самых близких саньясинов Тиртха уезжает а Англию. Поезжай за ним. Другой мой близкий саньясин Аджит Сарасвати уезжает в Тель-Авив. Поезжай за ним. Там ты увидишь, потеряют они что-то или нет. Ты удивишься тому, что они все время получают пользу. Я посылаю их сам намеренно, чтобы они получили пользу, так как здесь все настолько очевидно, что человек склонен принимать нечто за само собой разумеющееся, склонен забывать об этом.
Тиртха, возвратившись в безумный Лондон, почувствует свое состояние по контрасту. Я не очень хочу посылать его, потому что он живет здесь уже много лет. У него слишком плохое здоровье для путешествий. Но для того чтобы получить такой опыт, нужен контраст... Лучшим местом будет Лондон, в котором он жил когда-то, чтобы он проявил совсем иное существо. Он будет встречаться с теми же людьми, посещать прежние места и сможет понять свое состояние по контрасту. Здесь это невозможно. Постепенно он почти исчез. А там он неожиданно поймет, что его больше нет. Лондон есть, а его уже нет.
Рами, не надо просто предполагать. Поезжай вслед за моими саньясинами. Но если тебе действительно этого хочется, то спроси меня, за кем поехать. Многие люди стали саньясинами случайно. Они просто приехали к кому-то в гости и решили принять саньясу неожиданно, по прихоти. А здесь очень легко решить стать саньясином, без подлинного понимания, настоящей вовлеченности. В душе они знают о том, что откажутся от саньясы сразу же, как только покинут ашрам. Если вы последуете за ними, то увидите, что их саньяса зависит от моего присутствия.
Не следуйте за случайными саньясинами. Некоторые люди стали саньясинами случайно, чтобы посмотреть, в чем она заключается, немного поразвлечься. Они не искренни, они не могут почувствовать вкус. До тех пор, пока вы не захотите принять посвящение в самом своем сердце...
Тысячи моих саньясинов работают по всей земле, и все они растут. Они не могут потеряться, потому что вопрос не в пользе: если вы что-то приобретете, то можете и потерять. Здесь вы теряете! Вы теряете всё. Я ничего не оставляю в вас, что вы можете потерять где-либо еще. Я скрупулезно выполняю свою работу. Я приканчиваю вас без остатка! Что же вам еще терять независимо от того, здесь вы или где-то еще?
Да, где-то еще вы лучше осознаете прекрасное преображение, которое случилось с вами. Поэтому иногда я посылаю своих людей. Для них это хороший опыт.
И ты спрашиваешь: «Ты готовишь их к неизбежному будущему?» Я никогда не встречал будущее. С какой стати я должен готовить их к тому, чего сам никогда не встречал? И мне известно о том, что они также никогда не встретят будущее.
Ты заявляешь: «Будущее существует». Ты говоришь ерунду. Существует только настоящее.
Ты замечаешь: «Большинство саньясинов проживут еще лет тридцать или сорок». Если ты можешь жить в этом самом миге в полной мере, то следующий миг наступит теперь, и очередной миг также наступит теперь. Всегда есть только настоящее, а завтрашний день никогда не наступает.
И почему тридцать, сорок лет? Мои люди будут жить вечно. Они нашли вечность, а это не будущее, а настоящее. Поэтому я готовлю их к настоящему, а не к будущему. Но меня может понять только тот, кто стал саньясином.
Раджниш, я ничем не интересуюсь, мне все кажется бессмысленным. Ничто не волнует и не вдохновляет меня. Я не чувствую жизненную силу, и вдохновение. Всю жизнь я был таким. Почему я должен практиковать что-либо, если меня ничто удовлетворяет? Я все время пытаюсь радоваться, притворяюсь взволнованным, заинтересованным, полным жизненной силы. Я всегда пытаюсь быть отважным, избавляться от своих страхов. Но ради чего? Я пытался внушать себе, что моего «я» нет, но даже такое чувство у меня не возникало.
Раджниш, где я?
Девагьян, наверно, ты еврей? Ты задал абсолютно еврейский вопрос.
Ты говоришь: «Я ничем не интересуюсь». А чего ты хочешь? Чем ты хочешь интересоваться?
Малыш Мойша спросил отца: «Папа, как сказать на идише: стопроцентная прибыль?»
«А это уже идиш», - ответил отец.
Стопроцентная прибыль и есть идиш!
Мойша упал за борт, и его тотчас же проглотила акула. Пассажиры пытались спасти Мойшу, поэтому стали бросать в акулу апельсины и ящики. Повар вышел из камбуза, подождал, когда акула приблизится к борту, и бросил в нее кухонный стол. В конце концов акулу убили.
Когда акулу втаскивали на палубу, все пассажиры взволновано кричали. Ей тотчас же вспороли брюхо. Мойша, живой и невредимый, сидел за кухонным столом, на котором стояли ящики с апельсинами. Не теряя ни минуты, он начал торговать!
Девагьян, ты говоришь: «Я ничем не интересуюсь, мне все кажется бессмысленным». А разве что-то должно быть осмысленным? Почему ты полагаешь, что нечто должно быть осмысленным? Само это ожидание приносит тебе неприятности. Смысла нет. На самом деле, благодаря отсутствию смысла как раз возможна радость. Благодаря отсутствию смысла возможна игра. Благодаря отсутствию смысла возможен танец.
Слушайте птиц. Вы полагаете, что у них есть какой-то смысл? У них нет никакого смысла! Почему смысл непременно должен быть? Посмотрите на деревья, цветы, звезды. Разве у них есть смысл? Но почему он должен быть?
Однажды, когда Пикассо писал свою картину, к нему пришел друг. Какое-то время он смотрел на картину, а потом сказал: «Я не вижу в твоей картине никакого смысла».
Пикассо отвел друга в сад и показал ему на куст с цветами розы. Он спросил: «Ты видишь какой-нибудь смысл в этих розах? Если розы не обязаны быть осмысленными, тогда почему такими должны быть мои картины? Мне просто нравится писать на холсте. Если кто-то получает о них удовольствие, хорошо. Если же они никому не нравятся, это их дело. Но я просто наслаждаюсь самим творчеством. Я рисую яркими красками и получают от этого удовольствие».
