Аристофан - Осы

Ах, давно когда-то были в хороводах мы сильны,
И в боях сильны мы были;
Мы достоинство мужское мужественно берегли.
Ныне все прошло, прошло…
Крыльев лебединых сделались белее
Эти волосы мои…
Но и в теле старом силы молодые
У меня найдутся. Лучше наша старость,
Чем расчесанные кудри,
Чем распутные манеры
Молодежи нашей.

Если, зрители, взглянувши на фигуры наши, вы
Удивляетесь, что тонки тальи наши, как у ос,
Иль понять не в состоянье назначенья этих жал,
Это просто объясню я даже тем, кто муз был чужд.
К благородным старожилам мы, владельцы этих жал,
В нашей Аттике по праву причисляемся одни.
Наша храбрая порода много пользы принесла
В дни боев, когда напала чужеземцев рать на нас[91]
И в дыму пожаров грозных разрушала город наш.
Нас изгнать она хотела из осиного гнезда.
Тотчас с копьями, щитами мы пошли навстречу ей
И отважно, беспощадно с нею сшиблися в бою,
Воин к воину примкнувши, губы злобно закусив.
Хоть от наших взоров небо было скрыто тучей стрел,
К ночи мы врагов прогнали; помогали боги нам:
Ведь над войском пролетела пред сражением сова.
Враг бежал; мы их кололи, как тунцов, в мешки штанов,
И впивались наши жала в брови, в щеки беглецам;
Оттого-то и доселе чужеземцы говорят:
«Ос аттических храбрее никого на свете нет».

Да, тогда храбры мы были, не боялись ничего,
И врагов мы отразили.
В их владенья мы поплыли на военных кораблях.[92]
Мы не думали тогда,
Как бы красным словом удивить другого
Или ябедой сразить;
Мы на то смотрели, кто гребет всех лучше,
Ну, и взяли много городов у персов.
Ради нас сюда привозят
Дань, которую воруют[93]
Нынче молодые.[94]

Присмотревшись к нам поближе, вы найдете, что во всем
Мы ведем себя, как осы, и, как осы, мы живем.
Ни одно созданье в мире, в раздражении своем,
Не ведет себя так злобно, ни так яростно, как мы.
Все осиные привычки мы усвоили себе:
Например, подобно осам, мы сбираемся в рои;
Часть роится там, где архонт[95] иль одиннадцать мужей,[96]
Эти судят в Одеоне,[97] те, приткнувшись у стены,
Сбились в кучу, смотрят в землю, чуть заметно шевелясь,
Так же тихо, как личинки шевелятся среди сот.
В добыванье пропитанья мы большие мастера:
Жалим всякого и этим добываем хлеб себе.
Впрочем, есть меж нами трутни, и сидят они без жал
И, как только мы приносим дань, добытую с трудом,
Пожирают, сидя дома, сами с нами не трудясь.
А для нас всего досадней, что, оставшися в тылу,
Нашу долю поглощает дармоед, который сам
Не нажил мозолей даже от весла или копья.
Предложу я, словом, вот что: впредь из граждан никому,
Кто без жала уродился, трех оболов не давать.

Его, пока я жив, не скину ни за что:
В походах он один служил спасеньем мне,
Когда силач Борей полки на нас водил.[98]

Мне кажется, добра не хочешь ты себе.

От твоего плаща добра не будет мне.
Объевшись рыбою, уж поплатился раз
Тремя оболами за чистку платья я.

Да хоть попробуй ты, коль вверил мне себя
Раз навсегда, чтоб я творил тебе добро.

Что должен делать я?

Лохмотья сбрось свои
И этот плащ надень, лохматый, шерстяной.

Вот после этого воспитывай детей:
Теперь меня же он собрался задушить.

Да ладно, надевай, и полно вздор молоть.

О боги, что за дрянь ты мне даешь, скажи?

«Персиду», «каунак», – зовут и так и сяк.[99]

Я думал, «сисира»[100] из наших Фиметид.[101]

Неудивительно. Ты в Сардах не бывал,[102]
А то б его узнал. Теперь хоть узнаешь?

Помилуй боги, нет. Сдается только мне,
Что на одежду Мориха твой плащ похож.[103]

Нет, не похож: мой плащ – изделье Экбатап.

Из шерстяных кишок там делают плащи?

Откуда заключил? У иностранцев, друг,
Немало тратят средств на выделку плащей.
Вот этот на талант, пожалуй, шерсти съел.

Не шерстоедом ли верней его назвать,
Чем каунаком?

Стой, однако, милый мой.
А я наброшу плащ.

Увы, пропал совсем!
Проклятый! Он меня так жаром и обдал!

Так не наденешь ты?

Нет, ни за что!

Мой друг…

Уж если надобно, наденьте прямо печь.

Как ни вертись – тебя одену я.

Ступай!

Теперь и вилку приготовь.

К чему она?

Чтоб вытащить меня, иначе разварюсь…

Теперь снимай свои дрянные башмаки
И вот «лаконики» сейчас же надевай.[104]

Ни в жизнь и ни за что! Чтоб от моих врагов
Мне ненавистные надел я башмаки!

Скорей, мой миленький! Покрепче встань ногой
В Лаконику.

Меня обидел ты, сынок,
На почву недругов заставивши вступить.

Другую ногу суй.

Ее нельзя: на ней
Один из пальцев – враг лаконцам с давних пор.

Без препирательства!

Несчастный я старик!
Под старость не могу и ног я познобить.

Надень же наконец!

Теперь, как богачи,
Походкой важною, расслабленной пройдись.

Ну, огляди меня и на кого, скажи,
Из наших богачей я поступью похож?

На чирей, весь кругом натертый чесноком.

И правда, задницу дерет, терпенья нет.

Посмотрим, можешь ли приличный разговор
Поддерживать в кругу людей ученых ты?