45. Так он сказал; Александр же, раздраженный этим упреком и не перенося справедливого обвинения, приказал присутствовавшим побить эпикурейца камнями, угрожая, что в противном случае они сами окажутся проклятыми и прослывут эпикурейцами. Толпа уже начала бросать в эпикурейца камни, но некий Демострат — видное лицо в Понте, — находившийся случайно тут же, прикрыл его своим спас таким образом от смерти, а то он был бы побит камнями, и поделом: на что, в самом деле, ему понадобилось одному быть разумным среди таких безумцев и что хорошего вздумал он извлечь глупости пафлагонцев? Таковы были его проступки.
46. За день до прорицания происходил вызов по очереди всех желающих вопрошать оракула. Если на вопрос глашатая, станет ли он изрекать для такого-то, оракул отвечал: «Ну его к воронам!»,110 то вопрошавшего не принимали ни в один дом, не разделяли с ним ни огня, ни воды. Ему приходилось бежать из страны в страну, как нечестивцу, безбожнику и эпикурейцу; последнее наименование было величайшим ругательством.
47. Александр совершил также и нечто крайне смешное: получив в свои руки «Основные положения» Эпикура, самую, как ты знаешь, прекрасную из всех книг, заключающую догматы мудрого учения этого мужа, он сжег ее на площади на костре из фигового дерева, как будто сжигал самого философа. Пепел он выбросил в море и провозгласил изречение:
В пламень ты ввергни скорее творения старца слепого.
Не знал этот трижды проклятый, что эта книжка является источником великих благ для тех, кто с ней встретится; не знал и того, какой мир, свободу и избавление от душевных волнений приносит она читающим, что она удаляет от нас страхи, привидения и пугающие нас знамения, так же как пустые надежды и чрезмерные желания; влагает в наш ум истину и действительно очищает мысли — не факелами, морским луком и другими подобными пустяками, но правильным словом, истиной и смелой откровенностью.
48. Среди всего прочего выслушай еще об одной величайшей дерзости этого гнусного человека. Пользуясь высоким положением Рутиллиана, Александр имел крупные связи в императорском дворце и при дворе. Когда возгорелась война в Германии111 и божественный Марк Аврелий уже готов был схватиться с квадами и маркоманнами, Александр послал ему свой оракул. Изречение приказывало бросить в Истр двух живых львов с большим количеством благовоний и принести богатые жертвы. Лучше всего привести самое изречение:
В воды быстрые Истра, реки, ниспадающей с неба,
Бросить велю я скорей двух слуг богини Кибелы,
С гор приведенных зверей и цветы, благовонные травы,
Индии воздух живительный кои вдыхали. Победа
Тотчас приидет со славой великой и миром желанным.
Все произошло согласно его предписанию. Но когда львы переплыли на неприятельский берег, варвары прикончили их дубинами, думая, что это собаки или чужеземная порода волков.
Непосредственно после этого наши потерпели ужасный урон, потеряв сразу до двадцати тысяч человек. Затем произошло несчастье под Аквилеей112 и едва не последовало взятие этого города.
Ввиду случившегося Александр неловко воспользовался известным оправданием Дельф после предсказания Крезу;113 он объяснил, что бог предсказал победу, но не указал чью: римлян или врагов.
49. Так как прорицалище постоянно наполняла масса людей и город, тяготясь этой толпой, терпел недостаток в съестных припасах, Александр придумал так называемые «ночные оракулы». Взяв таблички, он утверждал, что спал на них, и давал ответ, будто бы услышанный от бога во сне. Эти ответы были по большей части неясны, двусмысленны и запутанны, особенно если он видел, что таблички запечатаны с большой тщательностью. Не желая подвергать себя опасности, Александр писал в своих ответах наугад, что только приходило ему в голову, считая, что и такой ответ будет годен. Ввиду этого существовали толкователи, собиравшие толкованием и разъяснением оракулов немалые деньги с лиц, получивших такие изречения. Но занятия их были обложены пошлиной: каждый толкователь вносил Александру по одному аттическому таланту.
50. Иногда, чтоб поразить глупцов, Александр изрекал оракул, даже если никто его и не вопрошал и не был к нему прислан, — словом, без всякого повода. Вот, например, подобный оракул:
Знать ты, конечно, желаешь, кто в доме твоем сокровенно
Брачный союз твой позорит с женой твоей Каллигенией?
Раб Протоген, доверяешь которому ты безусловно,
Сам ты его опозорил, — твою он позорит супругу,
Платою равною так отплатив за свое оскорбленье.
Страшное ими составлено снадобье — гибель твоя в нем,
Чтобы ты слышать и видеть не мог, что они совершают.
Снадобье ты под постелью найдешь, у стены, к изголовью.
В деле сообщницей служит у них и Калипсо — служанка.
Неужели сам Демокрит не был изумлен, услышав и имена, и столь точное указание места и действия? Но как бы он стал немного спустя презирать обманщика, поняв коварный замысел этого предсказания!
51. Неоднократно Александр давал прорицания также варварам, кто-нибудь спрашивал его на своем родном языке — по-сирийски или по-кельтски. Однако ему не легко было находить в Абонотихе соплеменников вопрошавших. Поэтому от подачи табличек до объявления прорицания проходило много времени, пока Александр на досуге мог безопасно вскрыть таблички и найти человека, который был в состоянии все растолковать и написать ответ. Вот для примера изречение, данное скифу:
Морфин ебаргулис для тени хнехикраге покинет свет.
52. В другой раз Александр посоветовал в прозе лицу, не только отсутствовавшему, но, быть может, вообще не существовавшему, возвратиться домой: «Пославший тебя убит сегодня своим соседом Диоклом в сообществе с разбойниками Магном, Целером и Бубалом, которые уже схвачены и заключены в оковы».
53. Выслушай теперь несколько оракулов, данных Александром мне. Я спросил, не плешив ли Александр, и в присутствии свидетелей тщательно запечатал таблички. Точный ответ гласил:
Был также Аттис другой, не Малах, сын Сабардалаха.
В другой раз от имени двух разных лиц и на двух отдельных табличках я задал один и тот же вопрос — откуда был родом поэт Гомер. Мой слуга на его вопрос, зачем он пришел, отвечал: «Чтобы узнать лекарство от боли в боку». Обманутый этими словами, Александр дал такой ответ:
Мазью китмидою ты натирайся и пеною конской.
От другого моего посланца он услышал, что тот пришел узнать, отправиться мне в Италию на корабле или сухим путем. Ничего не упоминая о Гомере, Александр ответил:
По морю ты не плыви, но иди пешеходной дорогой.
54. Я придумал для него много подобных вопросов. Например, я задал ему один вопрос, гласивший: «Когда Александр будет уличен в обмане?», и, по обычаю, надписал на табличке: «Такого-то восемь вопросов». Поставив какое-то подложное имя, я отправил табличку, приложив более восьми драхм, сколько должно было получиться в общем. Он был введен в заблуждение присланной платой и надписью на табличках и на один вопрос, гласивший: «Когда Александр будет уличен в обмане?» — прислал восемь ответов. Они, как говорится, попадали пальцем в небо и были глупы и бессмысленны. Узнав впоследствии о моей проделке, а также о том, что я отговаривал Рутиллиана от вступления в брак и советовал не возлагать надежд на слова оракула, Александр вполне естественно возненавидел меня. Он считал меня своим злейшим врагом и на вопрос Рутиллиана обо мне ответил:
Радость находит в ночных похожденьях и ложе бесчестном.
55. Словом, вполне понятно, что я был для него ненавистнейшим человеком. Когда он услышал о моем приходе в город и узнал, что я — известный ему Лукиан, Александр пригласил меня с большой любезностью и дружелюбием. Со мной были два воина: один — копейщик, другой — вооруженный дротиком, — их дал мне мой приятель Каппадокий, чтобы они сопровождали меня до моря. Придя к Александру, я застал около, него толпу; по счастью, меня сопровождали и оба воина. Александр протянул мне для поцелуя свою правую руку, как он обыкновенно делал, я же, наклонившись, как будто для поцелуя, сильным укусом почти лишил его руки. Присутствовавшие, уже заранее разгневанные на меня за то, что я при входе назвал его просто Александром, а не пророком, бросились на меня, желая задушить или избить. Но Александр с благородством и твердостью успокоил их и обещал без труда сделать меня Кротким и явить благое могущество Гликона, который превращает в друзей даже величайших врагов. Затем, удалив всех, он начал передо мной защищаться, говоря, что он отлично знает мои советы Рутиллиану, и прибавил: «Почему ты так поступаешь? Ведь ты мог бы благодаря мне очень выиграть в его глазах». Я охотно принял от него эту любезность, видя, какой опасности я подвергся. Немного спустя я ушел, став его другом; столь быстрая перемена во мне вызвала немалое удивление толпы.
