Кодзима-хоси - ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ

Я невежа, выбрал втайне перемены, что случились от древности до наших дней, и узрел причины спокойствия и опасностей.

Покрывать собой всё, ничего не оставляя, — это добродетель Неба. Мудрый государь, будучи воплощением его, оберегает государство. Нести на себе всё, ничего не выбрасывая, — это удел Земли. Верноподданные, будучи подобием её, охраняют богов земли и злаков[1].

Ежели недостаёт той добродетели, — не удержать государю своего ранга, хоть и обладает он им. Тот, кого называли Цзе из династии Ся, бежал в Наньчао, а Чжоу из династии Инь был разбит в Муе[2].

Ежели уклоняются от того удела, — недолговечна сила подданных, хоть и обладают они ею. Некогда слышали, как Чжао-гао был наказан в Сяньяне, а Лу-шань убит в Фэнсяне[3].

Поэтому прежние мудрецы, проявив осмотрительность, смогли оставить законы на грядущее. О, последующие поколения! Оглядываясь назад, не пренебрегайте предостережениями прошлого!

И вот, в августейшее царствование императора Годайго[4], девяносто пятого государя со времён Дзимму-тэнно[5], который был первым из императоров-людей нашей страны, жил воин по имени Тайра-но Такатоки[6], владетель Сагами[7]. В те времена он нарушил добродетели в отношении господина, потерял свою почтительность подданного. С тех пор разбушевались Четыре моря[8] и не успокаиваются ни на один день. Вот уже сорок с лишним лет боевые костры затмевают собою небо, а бранные кличи приводят в движение землю. Ни один человек не может достигнуть долголетия. Десяткам тысяч негде обрести покой.

Ежели доискиваться начала тех бед, — оно не от какого-то одного вредоносного утра или вечера.

Когда в годы под девизом правления Гэнряку[9] его милость Ёритомо[10], великий военачальник Правой стороны из Камакура, удостоился признания заслуг тем, что разгромил дом Тайра, он, по щедрости высочайшей воли экс-императора Госиракава[11] стал нести службу Всеобщего ревнителя порядка Шестидесяти шести провинций[12]. С тех пор воины впервые определили для провинций охранителей[13] и учредили для поместий управляющих. Старший сын того Ёритомо, глава Левой гвардии Ёрииэ, и второй сын, Правый министр князь Санэтомо, — оба они, один за другим, завладели титулом сэйи-сёгуна, Полководца-покорителя варваров. Их нарекли сёгунами трёх поколений.

Однако же его милость Ёрииэ был сражён Санэтомо[14], а Санэтомо сражён был сыном Ёрииэ, ревностным Наставником в созерцании Кугё[15], так что три поколения, отец и дети, сошли на нет за сорок два года.

А после того, Ёситоки[16], бывший владетель провинции Муцу, сын Тайра-но Токимаса[17], владетеля провинции Тотоми, бывшего тестем его милости Ёритомо, по праву забрал в Поднебесной власть и вознамерился могущество своё мало-помалу распространить на Четыре моря.

Тогдашним государем, отрёкшимся от престола, был экс-император Готоба[18]. Опечаленный думой о том, что ежели всесилие воинов станет сотрясать страну снизу, то наверху быть отменёнными законам двора, — решил он повергнуть Ёситоки.

Тут наступила смута годов правления под девизом Сёкю[19]. Поднебесная ни на миг не обретала спокойствие. Наконец боевые знамёна коснулись солнца, и грянула битва при Удзи и Сэта[20]. Ещё не закончился день, как правительственные войска нежданно потерпели поражение, и тогда экс-императора Готоба сослали в провинцию Оки[21], а Ёситоки зажал, наконец, в своей длани все Восемь сторон[22].

Начиная с него, правители в течение семи поколений один за другим выходили из воинского рода: владетель провинции Мусаси — Ясутоки[23], помощник главы Ведомства дворцовых строений — Токиудзи[24], владетель провинции Мусаси — Цунэтоки[25], владетель провинции Сагами — Токиёри[26], глава Левых монарших конюшен — Токимунэ[27] и владетель провинции Сагами — Садатоки[28]. Но, хотя и говорят, что добродетелей у них доставало, чтобы утешать бедный люд, а величие своё они простёрли надо всем народом, — чинами они не поднимались выше четвёртого ранга[29].

Живя в скромности, они дарили милосердие; порицая себя, соблюдали правила вежливости. И благодаря этому, — хоть и высоки они были, но не опасны, хоть и полны властью, но не через край.

Начиная с годов Сёкю, из числа принцев и регентов один человек благородной крови, обладающий талантом управления миром и приведения в спокойствие народа, стал высочайшим волеизъявлением направляться в Камакура[30] и назначаться там полководцем-покорителем варваров, а все воины стали совершать перед ним церемонию поклонения.

В 3-м году той же эры правления в столицу впервые назначили двух членов одного рода[31], и они стали называться двумя Рокухара[32]. Им надлежало управлять западными провинциями и обеспечивать охрану столицы. Кроме того, начиная с первого года правления эры под девизом Эйнин[33], стали посылать губернаторов на Тиндзэй[34], решать на Кюсю дела управления и укреплять оборону от вторжения чужеземцев. Таким образом, ни в целой Поднебесной места, где бы не следовали их предписаниям, не осталось, ни за пределами Четырёх морей человека, который бы не повиновался их могуществу, тоже не стало.

Раз уж есть такой обычай, чтобы утреннее солнце похищало блеск у оставшихся звёзд, хоть оно и не держит против них зла, — то, когда в поместьях усиливается управитель, там слабеет господин; когда в провинциях становится весомее защита, там делается незаметнее императорский чиновник, и это неминуемо, хотя воины и не желают наносить оскорбления придворной знати. По этой причине императорский двор год от года приходил в упадок, а воинское сословие день ото дня процветало.

Вот потому-то высочайшая воля государей одного поколения за другим неизменно обращалась к мысли о том, как бы уничтожить восточных варваров[35], — в старину, чтобы удовлетворить стремления императоров времён Сёкю, а ныне от печальных размышлений о падении всевластия установлений двора. Однако, либо малы были для этого силы, либо время к тому ещё не подходило. Между тем, наступила пора правления потомка Токимаса в девятом колене — время прежнего владетеля провинции Сагами, Вступившего на Путь Такатоки Сокана из рода Тайра[36], и тут проявились опасные признаки необходимости улучшить повеления Небу и Земле.

Когда посмотришь на нынешнего правителя пристально, сравнивая его с древними, то видишь, что Такатоки, крайне легкомысленный в своих поступках, не обращает внимания на людские насмешки; что не соблюдая правильного пути в управлении подданными, он не думает о горестях народа; что днём и ночью находя удовольствие лишь в собственных прихотях, он позорит предков, лежащих в земле; что забавляясь с утра до вечера вещами диковинными, он стремится при жизни достигнуть погибели для своего рода.

Скоро кончилась радость вэйского И-гуна, заставлявшего катать журавлей[37], горевал и циньский Ли Сы, что мечтал поохотиться с собаками[38]; ныне Такатоки стремился к тому же. Кто видел это, хмурил брови, кто слышал, — поджимал губы.

Императором в ту пору был Годайго-тэнно, второй сын экс-императора Гоуда[39], рождённый из августейшего чрева Даттэн-монъин[40]. В возрасте тридцати одного года он, по воле владетеля провинции Сагами, взошёл на августейший престол. Во время своего царствования он был во дворце твёрд в принципах трёх уз и шести добродетелей[41] и следовал пути Чжоу-гуна[42] и Конфуция, а вне дворца не пренебрегал делами управления тьмой дел и сотней служб[43], но подражал образцам времён Энги и Тэнряку[44], поэтому Четыре моря радовались, глядя на него, а весь народ, вернувшись на стезю добродетели, наслаждался.

Во всех учениях он поднимал то, что находилось в упадке, хвалил всякое благое дело, и потому именно теперь храмы и святилища, созерцание и монашеская дисциплина[45] стали процветать, а великие таланты Ясного и Тайного[46] и конфуцианского учений — все прониклись надеждами. И не было человека, который бы не гордился теми переменами и не восхвалял бы те добродетели, произнося: «Поистине, священный властитель, дарованный Небом, это мудрый государь на земле».

Эти заставы Четырёх границ и Семи дорог[47] были устроены для того, чтобы оповещать о строгих ограничениях в государстве и предупреждать происшествия тех времён. Однако теперь, под тем предлогом, что из-за исключительного права на пошлины заставы приносят вред торговым связям и доставляют хлопоты при перевозках годовой подати, они были закрыты совсем и повсюду, кроме Оцу и Кудзуха[48].

Кроме того, летом первого года правления под девизом Гэнко[49] великая засуха иссушила землю. За пределами столичных провинций[50] в окружности ста ри[51] не осталось зелёного ростка, а был только голый краснозём. Умершие от голода заполнили кладбища, голодные валились на землю. В том году один то[52] проса покупали за триста монет.