Коллектив авторов - Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Восстал ото сна,        отворяю створки окна.
Вот уж не знал,        что вновь настала весна.
Два мотылька       порхают над цветником,—
Трепетных крыл       ярко-светла белизна.

Окно вполовину освещено,
на ложе — книги горой.
Росой осенней двор увлажнен,
безлюден простор сырой.
Проснулся — в ночи царит тишина,
не слышно звука вальков.
Вот-вот луна над цветами мок
взошла глухою порой.

Селенья вдали — впереди, позади
в дымке сквозят золотой.
То ли явью они предстоят,
то ли обманной мечтой.
Буйволов стадо свирель пастуха
в стойла загнала давно.
Белые цапли летят на поля,
Снижаясь чета за четой.

Тысячи врат       минует процессия эта,
Семь рангов чиновных       в одеждах различного цвета.
Седые мужи,       водители доблестных ратей,
Беседу ведут       о Великой поре Расцвета.[1370]

Которую осень в родных горах
с копьем в руках кочевать?
Яростью барсов сразит тельца
неисчислимая рать.
Воин, не выполнив ратного долга,
может ли, не краснея,
Былям внимать о Воинственном хоу[1373],
славным преданьям внимать?

Мы возвратились. Парчовый канат
к смоковнице старой привязан.
Под утро роса цветы тяжелит,
поднятый парус промок.
Горную область, подножье дождей,
луной озаренные сосны,
Берег рыбачий, вершины волн,
ветер среди осок,
Стяги десятка тысяч полков
скрыло марево моря,
Пятую стражу бьет барабан,
будя небесный чертог.
В окнах каюты речная гладь,
в ее тепле отдыхаю,
Полог шатра меня не влечет,
сон мой и здесь глубок.

Забыл себя и все вокруг
уже забыл совсем,
Прохладно ложе, тишина,
недвижен я и нем.
На склоне года среди гор,
где нет календарей,
Настал Двойной Девятки день[1378]
в цветенье хризантем.

Уносит ветер лодку вдаль,
в бескрайние пустыни,
Рисует осень зелень вод,
хребет рисует синий.
Я слышу флейты рыбаков,
тростник звучит, поет,
Упала на́ воду луна,
мерцает, словно иней.

Лазурь пустоты       подернута дымкой сквозною,
Весенняя синь       отражается зыбкой волною,
Дикие гуси       вслед облакам улетают,
Закат возвещая,       вороны кричат за стеною,
Далекий залив       рыбачьи костры озарили,
Песнь дровосеков       слышится за рекою,
Путника ждут       холода, непогода, безлюдье,
Вином разживусь,       пир небольшой устрою.

Осень удвоила глушь, тишину,
горы, дол полонила,
Нет посланий, дом далеко,
как небеса и светила.
Встречи бывали часты, редки,
как дождь, секущий ветрило,
В жизни бывает — прилив, отлив:
нахлынет волна — отступила.
Дружба свела хризантему с сосной,
увы, разошлись дороги,
Лютню, книги и кисть сочетать
преклонному возрасту мило.
Грудою каменной давят грудь
печали, дела, заботы,
Надобно выпить чашу вина,
чтобы тяготы смыло.

Старой шелковицы листья опали,
гусениц нет ни одной.
Раннего риса цветы ароматны,
крабы жиреют зимой.
Верно толкуют: дома вольготней,
и нищета хороша,
Весело жить южнее Янцзы —
лучше вернуться домой.

Берег изогнут.       Стволы накренились, мелькая,
Быстрина глубока,       цветы нависают у края.
Отставших гусей       поглощает закатный огонь,
Близится парус —       сквозит пелена дождевая.

На острия лазоревых гор
пряжей намотаны тучи.
Морские змеи глотают прилив,
вздымают снежные кручи,
Редким цветеньем покрыты холмы,
ливень прошел — прояснилось,
Небо дрожит, сосны поют,
холоден ветер летучий.
Реки раскрыли глаза широко,
горы испуганно смотрят:
Варвар подчас выигрывал бой,[1385]
нам улыбался случай.
Воды реки отражают закат,
отблеск багрового солнца,
Кажется мне: доныне течет
крови ручей горючий.

Тысячью складок, сотнями ширм
вознесся хребет высокий,
Низкого солнца косые лучи
отражены в потоке,
Тропы среди бирюзовых лиан
глухи, безмолвны, безлюдны,
Никто не приедет; в туманной дали
напрасно кричат сороки.

Жилье одинокое, горная глушь,
дни преисполнены лени,
Ставни бамбуковые от ветров
надежней любых ограждений,
Влажны чашечки алых цветов,
росинки еще сверкают,
Пьяного неба лазоревый цвет
оправила зелень растений.
Тело мое полонила гора,
словно бездомную тучку,
Пустому колодцу подобна душа,—
не ощущает волнений.
Дров кипарисовых стынет жар,
чай остывает пахучий,
Первые птицы вторят ручью,
сон исчезает весенний.

Скакун, прозываемый «Яшмовый цвет»,
мерцает в ночи весенней,
Его искупали, вот он стоит
у лаковых алых ступеней.
Если бы так лелеять людей,
как лошадей лелеем,
Не испытал бы горя народ,
вовек не узнал лишений.

В такую же пору год назад
было цветов немало.
Перед гостями смущался я,
ибо вина не хватало.
Превратностей времени не постичь,
случается так и этак:
Сегодня сколько угодно вина,
цветов же, увы, не стало.

Бьют барабаны сотен застав,
граница так широка:
Тысячи ли занимает рубеж,
червями снуют войска.
С фронта, с тыла крики слышны
буйволов дикой пущи.
Алеют знамена вдоль берегов,
горная вьется река.
Застава Ти-ланг увенчала обрыв
круче небесного свода,
Словно колодца зияющий зев,
теснина Лэу-лай глубока.
Навстречу ветру гоню коня,
осаживаю на вершине:
В сторону стольного града гляжу:
на запад плывут облака.