Ознакомительная версия.
Когда Куинь Тхы умерла, Фам Ким постригся в монахи. После смерти Куинь Тхы рождается ее сводная сестра Тхюи Тяу (новое воплощение умершей). Тхюи Тяу, одаренная талантами к стихосложенью и музыке, переодевается вместе со своей служанкой Оань в мужские костюмы и отправляется странствовать.
Встретив в пагоде Фам Кима, она, под видом юноши, состязается с ним в сочиненье стихов и песен.
Состязание Фам Кима и Тхюи Тяу в сочинении стихов и музыки«Ты, Оань, смирила
Боль, — проговорила Тяу.—
Дай про расставанье
Мне сыграть на дане лунном[1532].
Затянул туман луну.
Снег ложится
На Корицу.
Гуси тянут в вышину.
И на холоду
Замерли в саду
Бабочка и птица.
И поникли вдруг
Маи и бамбук!
Только песня длится.
Нет луны и звезд
И далек Сорочий мост.[1533]
Нгыу Ланг с Тик Ны[1534] —
Вы разделены Рекою!
Радуга нарядна,
Но к ней путь изрядно труден.
Облака, как вести,
Но везде на месте праздность.
Только струны дана
С радостью нежданно грянут:
Две струны в единстве
Парой мандаринских уток.
Как неясны узы!
Тяжелы обузы жизни!»
Ким из дома вышел
И вблизи услышал песню.
Слушал он в печали,
Звуки отвечали сердцу.
«Лишь Бо-я когда-то
Так сыграть для брата мог бы![1535]
Фея в замке Лунном
Так звенит по струнам дана,
И на хоангкаме
Вьются мотыльками звуки.[1536]
Тот напев прекрасный
Вызывает странствий жажду!
Стон разлуки длинной
Пары журавлиной слышен.
Разлученных муки
Чуешь в каждом звуке скорбном».
Ким запел ответно,
И, как шелест ветра, песня
Тонких штор достигла.
Слушая, затихла дева.
«Светит яркая луна.
Пахнет, млея,
Орхидея.
И спокойна глубина.
Иволга лепечет,
Ласточка лепечет.
Ветер парусом трепещет.
В редких звездах вышина.
И туманы поредели.
Вышел путник со свирелью,
Значит — скоро быть веселью.
Скоро встреча суждена.
Да, не за горами
Праздник с фонарями[1537] — встреча.
После испытанья,
Будет рокотанье песен.
Свежи и прекрасны
Затканные красным ткани!
Пусть весна далеко,
Расцветет до срока осень.
Млечный Путь струится,
И Тык Ны стремится к брегу».
Песня в отдаленье
Отвечает пенью Тяу.
Как слова пристойны,
Как легки и стройны звуки,
И напев, присущий
Иволге поющей, сладок.
Привязавшись сердцем к вновь обретенному «другу», Фам Ким не выдерживает разлуки и отправляется на поиски. Он находит Тхюи Тяу и, обнаружив у нее на ладони слова «Девушка Куинь», понимает, что перед ним его возлюбленная, воскресшая в новом существованье. Воссоединяются снова и памятные дары — зеркало и гребень.
Перевод Г. Ярославцева
Из книги «Весенний аромат»
Блистает на храме табличка надменная.
Небрежный я кинула взгляд
И вижу, что в память о битом Наместнике
высокие стены стоят…
«Была бы мужчиной, — я с горечью думаю,—
могла б изменить я лихую судьбу мою,
Могла бы вершить я великие подвиги,
не зная досадных преград!»
Нежится под одеялом жена,
зябко, тоскливо жене другой.[1540]
Муж-то у них один на двоих —
взвоешь, пожалуй, от жизни такой.
Жди-дожидайся, пока повезет:
то ли неделя, то ль месяц пройдет:
Может, он завтра тебя позовет,
может быть, вовсе не ляжет с тобой?
Хочет жену как служанку держать,
чтоб и награды не смела бы ждать.
«Палок отведаю, но пообедаю!»[1541]
Рис, на беду, к обеду плохой…
Если бы раньше мне знать о том,
замуж не вышла бы нипочем,
Лучше б с судьбою смириться мне,
да и прожить бы весь век одной.
Спуски — подъемы, спуски — подъемы,
вот он — Тройной перевал.
Кто он, могучий, что гордые кручи
из мягкого камня ваял?
У алых ворот всякий найдет
узкий проход в таинственный грот.
Есть и примета: мхом приодета
в том месте поверхность скал.
В теплые весны стройные сосны
клонит-колышет ветер несносный;
Рассвет торопливый на листиках ивы
щедро росу расплескал.
Из добродетели лезут в свидетели
этих красот — благонравья радетели,[1543]
Не ведая лени, сбивая колени,
взбираются на перевал…
Летний юго-восточный ветер
в полдень не даст прохлады.
Девушке, утомленной зноем,
здесь отдохнуть — отрада.
Спит она в жарких объятиях грез,
гребень бамбуковый в гуще волос.
Ниже цветущих холмиков спущен
розовый край наряда.
Там, на холмах, что глядят в небеса,
не испарилась еще роса,
И есть еще в Персиковой долине[1544]
потоку речному преграда…
Жрец добродетели рот раскрыл!
надо б уйти, но уйти нет сил.
Так он и топчется пред красотою,
не отрывая взгляда…
Эй, лодочник! Знакомы мне
коварные твои повадки.
Ты погружал в реку весло,
страшась задержки да осадки.
Но, выйдя на берег привычно,
на воду смотришь безразлично.
Песок шуршит под челноком,—
что волноваться? Все в порядке!
Волне же, поднятой тобою,
еще надолго нет покою.
Ты встречи с нею избежал,
она ж — неслась к тебе украдкой.
Обнять хотела… Разве вправе
ты забывать о переправе?
Еще не раз придется плыть,
так не беги же без оглядки!..
Пышка я круглая, белая-белая,
сдобная, сладкая и пышнотелая.
Плаваю, плаваю — все не тону.
Стану тяжелой — и камнем ко дну!
Пекарь рукою своей беззаботной
сделает рыхлой меня или плотной.
Телом любого к себе приманю,
сердце-начинку я чистым храню!
Тихо рыдает и причитает она,
в скорби бессонной трет покрасневшие веки.
Стоит ли плакать? Грусть, я скажу, не нужна.
«Зря убиваешься», — скажут и горы и реки.
Глупых девчонок где б ни пришлось повстречать,
надо бы каждой горькую правду сказать:
Ннзкорожденная! Бойся вельможных палат,
вступишь супругой — станешь служанкой навеки.
Опомнись! Трезв ты наконец,
иль хмель твой не проходит?
Взбрело ж бродить средь бела дня,
где при луне лишь бродят!
Хочу, чтоб ты разумным был,
к Пещере Тигров не ходил.
Послушай старших: там нет-нет
да и тигрят находят.
Да, да, я совершенно пьян!
Нет… Хмель уже проходит…
Но я и днем хочу бродить,
где только ночью бродят.
Когда бы я послушным был,
к Пещере Тигров не ходил,—
Никто б тогда не говорил,
что там тигрят находят.
Зной, духота. Не дождешься дождя
в жаркую эту погоду.
«Где вы, подруги? Идемте к ручью
черпать холодную воду!»
Вот, треугольный черпак раскачав,
кину — и плещется он среди трав
В поле, где тихо струится вода,
выйдя из гор на свободу.
Чуть наклонюсь — и до дна достаю,
выну — подставлю ладонь под струю.
Влаги живительной хватит на всех,
лица и руки омыты.
Весело!.. Долго мы трудимся так:
выльем — и снова наполним черпак.
И не расстаться с водою никак.
Зной и усталость забыты.
Потянулась, руки вверх простерла —
измеряю высоту небес.
Ноги развожу — хочу промерить,
широко ль раскинулась земля.
Из книги «Горный хрусталь»
Ознакомительная версия.
