— Кто за столом оплошает, над тем все смеются — так у нас в доме заведено. Ты уж не обижайся!
Наконец все расселись. Тетушка Сюэ успела позавтракать дома, поэтому есть не хотела, сидела в стороне и пила чай. Баоюй, Сянъюнь, Дайюй и Баочай заняли места за одним столом с матушкой Цзя. Госпожа Ван и Инчунь с сестрами расположились за другим столиком. Старуха Лю сидела за отдельным столом рядом с матушкой Цзя.
Матушка Цзя привыкла, чтобы во время еды возле нее стояли служанки с полоскательницами, мухогонками и полотенцами. В обязанности Юаньян это не входило, поэтому, когда она взяла мухогонку и встала возле матушки Цзя, остальные служанки поняли, что она собирается подшутить над бабушкой Лю, и уступили ей место. Прислуживая матушке Цзя, Юаньян незаметно сделала глазами знак старухе Лю. Та сразу догадалась, в чем дело, и сказала:
— Не беспокойтесь, барышня!
Палочки для еды показались старухе слишком тяжелыми, и она то и дело роняла их. Это Фэнцзе и Юаньян нарочно положили бабушке Лю старые четырехгранные оправленные золотом палочки из слоновой кости, которыми давно уже никто не пользовался.
— Да это не палочки, а дубины! — вскричала старуха. — Тяжелее деревенских лопат! Разве с ними управишься!
Все рассмеялись. В это время одна из служанок открыла короб и вынула из него два блюда с закусками. Ли Вань поставила одно блюдо перед матушкой Цзя, а второе блюдо, с голубиными яйцами, взяла Фэнцзе и поставила перед старухой Лю.
— Ешь, пожалуйста, — сказала матушка Цзя.
— Ах, старая Лю, старая Лю! — воскликнула старуха, вставая с места. — Аппетит у тебя что у быка, зараз можешь слопать целую свинью!
Она похлопала себя по щекам, вытаращила глаза и умолкла. Сначала никто не мог понять, в чем дело, а когда догадались, раздался дружный взрыв хохота.
Сянъюнь даже поперхнулась чаем, Дайюй повалилась на стол и только восклицала: «Ай-я»! Баоюй от хохота стал икать и прильнул к матушке Цзя, а та, едва сдерживая смех, гладила его, повторяя: «Ах, мой мальчик!» Госпожа Ван от смеха не могла произнести ни слова. Тетушка Сюэ прыснула чаем, облив Таньчунь юбку, а Таньчунь вылила полную чашку чая на Инчунь. Сичунь, вскочив с места, кричала своей тетке, заливавшейся смехом, чтобы та не толкала ее в бок. Служанки кто выбежал вон, не в силах удержаться от смеха, кто побежал за новым платьем для Инчунь. Только Фэнцзе и Юаньян как ни в чем не бывало продолжали угощать гостью.
Старуха Лю снова было взялась за палочки, но они ее не слушались.
— И куры у вас здесь умные! — говорила она. — Какие мелкие и красивые яйца несут! И этакую диковинку я могу отведать! Подумать только!
В ответ на ее слова раздался новый взрыв смеха. У матушки Цзя даже слезы навернулись на глаза, и Хупо, стоявшая позади, стала хлопать ее по спине.
— Это все негодница Фэнцзе подстроила! — произнесла наконец матушка Цзя. — Вы ей не верьте!
Пока старуха Лю хвалила яйца, Фэнцзе, смеясь, поторапливала ее:
— Ешь скорее! Ведь каждое такое яйцо стоит целый лян серебра! А если остынет, будет невкусно.
Старуха Лю хотела палочками ухватить яйцо и переворошила всю чашку, но когда наконец ей это удалось и она поднесла яйцо ко рту, оно выскользнуло и шлепнулось на пол. Она отложила палочки и наклонилась, чтобы поднять яйцо.
— Эх! — вздохнула старуха. — Потеряла целый лян серебра и даже не услышала, как оно звенит!
Никто ничего не ел, все корчились от смеха.
— Кому пришло в голову подать эти палочки? — спросила наконец матушка Цзя. — Ведь гостей мы не ждали, пира не устраивали! Это все проделки Фэнцзе! Замени их сейчас же!
Палочки из слоновой кости принесли, разумеется, не служанки, а Фэнцзе с Юаньян, чтобы подсунуть их старухе Лю. Но после слов матушки Цзя быстро убрали их и положили другие — из черного дерева, оправленные серебром — как у всех остальных.
— Убрали золотые, дали серебряные! — заметила старуха Лю. — Но мне они все равно не с руки.
— Если в закусках окажется яд, — сказала Фэнцзе, — с помощью серебра это сразу же обнаружится.
— Уж если в таких кушаньях есть яд, то те, которые едим мы, один мышьяк! — воскликнула старуха Лю. — Пусть лучше я отправлюсь, чем оставлю хоть что-нибудь!
Глядя, с каким аппетитом поглощает старуха Лю все подряд, матушка Цзя приказала отдать ей все блюда со своего стола, а также распорядилась положить в чашку Баньэра все самое вкусное.
После завтрака матушка Цзя, а за ней и все остальные пошли в спальню Таньчунь. Блюда убрали и стол водворили на место.
Обращаясь к Фэнцзе и Ли Вань, сидящим за столом друг против друга, старуха Лю сказала:
— Мне нравится такой обычай в вашем доме! Верно говорят: «Церемонии исходят из больших домов!»
— Не обращайте внимания, — улыбаясь, произнесла Фэнцзе, — мы ведь просто шутили.
— Не сердитесь на нас, бабушка, — добавила Юаньян, — во всем виновата я, простите меня!
— Да что вы такое говорите, барышни? — удивилась гостья. — Почему я должна сердиться? Я рада была немного позабавить старую госпожу. Когда вы сделали мне знак глазами, я сразу смекнула, в чем дело, и постаралась всех насмешить. А если бы я рассердилась, не стала бы разговаривать.
— Почему до сих пор не налили бабушке чаю? — обрушилась Юаньян на служанок.
— Мне только сейчас барышня наливала, я уже выпила, — поспешила сказать старуха Лю. — Не беспокойтесь, лучше сами кушайте, барышня!
— И в самом деле, давай поедим, — сказала Фэнцзе, беря Юаньян за руку, — а то опять будешь жаловаться, что голодна!
Юаньян села к столу. Служанки поставили перед ней чашку и положили палочки.
Когда с едой было покончено, старуха Лю с улыбкой проговорила:
— Гляжу я на вас и удивляюсь: поклевали чуть-чуть, и все! Видно, не приходилось вам голодать. Недаром ветер подует — вы падаете!
— Кушаний сколько осталось! Куда подевались служанки? — спросила Юаньян.
— Все на месте, — последовал ответ. — Ждем, когда вы прикажете, что с ними делать.
— Им не съесть столько. Положите в две чашки закуски и отнесите ко второй госпоже для Пинъэр, — распорядилась Юаньян.
— Не нужно, она утром хорошо поела, — сказала Фэнцзе.
— Не съест сама, накормит кошку, — проговорила Юаньян.
Одна из женщин тотчас поставила в короб две чашки и унесла.
— Где Суюнь? — спросила Юаньян.
— Она тут, ест вместе с другими служанками, — ответила Ли Вань, — зачем она тебе?
— Ладно, пусть ест, — сказала Юаньян.
— Надо бы послать Сижэнь угощение, — заметила Фэнцзе.
Юаньян тотчас распорядилась, а затем снова обратилась к служанкам:
— Вы все приготовили, уложили в короба?
— Успеем, время есть, — отвечали женщины.
— Поторопитесь, — приказала Юаньян.
— Слушаемся!..
Фэнцзе между тем пошла в комнату Таньчунь, где беседовали матушка Цзя и другие женщины.
Таньчунь очень любила чистоту и простор, поэтому в ее доме перегородки убрали и три комнаты соединили в одну. Посредине стоял большой мраморный стол, на нем — листы бумаги с образцами каллиграфии, несколько десятков драгоценных тушечниц, стаканы и подставки для кистей — их был целый лес. Здесь же стояла жучжоуская фарфоровая ваза объемом в целый доу с букетом хризантем, напоминавшим шар. На западной стене — картина Ми из Санъяна [285] «Дымка во время дождя», а по обе стороны от нее — парные надписи кисти Янь Лугуна, которые гласили:
На рассвете прозрачная дымка.
Телу радостно отдохновенье.
Там, где камень и чистый источник, —
Я живу средь полей, в отдаленье…
Под картиной стоял на столике треножник, слева от него на подставке из кипариса — большое блюдо, наполненное цитрусами «рука Будды», справа, на лаковой подставке, — ударный музыкальный инструмент бимуцин, сделанный из белой яшмы, и маленький деревянный молоточек для игры.
Баньэр уже не робел, как вначале, и даже попытался взять молоточек, чтобы ударить по бимуцину, но служанки его удержали. Потом ему захотелось отведать цитрус. Таньчунь выбрала один, дала ему и сказала:
— Можешь поиграть, только не ешь, он несъедобен.
У восточной стены стояла широкая кровать, покрытая пологом из зеленого газа с узором из пестрых цветов, травы, бабочек и разных букашек.
Баньэр, вне себя от восторга, подбежал к пологу и, тыча в него пальцем, закричал:
— Вот кузнечики, а это саранча!
— Паршивец! — прикрикнула на него старуха Лю и дала ему затрещину. — Тебя пустили посмотреть, а ты озорничаешь!
Баньэр разревелся, насилу его успокоили.
Матушка Цзя сквозь тонкий шелк окна поглядела во двор и сказала:
— Утуны возле террасы очень красивы, только мелковаты.
В этот момент ветер донес до них звуки музыки и удары барабана.
— Где-то свадьба! — произнесла матушка Цзя. — Ведь улица недалеко.
— Да разве здесь слышно, что делается на улице? — вскричала госпожа Ван. — Это наши девочки-актрисы разучивают пьесы.