Суфий, судья и сейид
Притча аллегорически повествует о разладе между тремя подходами к религии, которые в действительности призваны взаимно дополнять друг друга: суфий олицетворяет мистическое познание, судья ( факих– мусульманский законовед) – теоретическое богословие, а сейид(потомок пророка Мухаммада) – практическое наставление в праведности. Помимо этого здесь присутствует скрытое указание на совместную ответственность духа (рух), разума (акл) и животной души ( нафс) в прегрешениях человека. Очередность наказаний свидетельствует о причастности ко греху в первую очередь духа («суфий»), во вторую – разума («сейид») и лишь напоследок – плотского начала («факих»). Только действуя вместе, они могут «похитить запретные плоды» из мира («сада»), принадлежащего Творцу («садоводу»), т. е. – совершить грех.
Д. Щ.
***
Здесь Руми особенно поэтично выражает ту идею воздаяния, которая, в той или иной форме, утверждается каждой из великих религий человечества. Достаточно сравнить евангельское: «...Какой мерою мерите, такой и вам будут мерить» (Матф. 7, 2) – с индуистскими и буддийскими представлениями о кармическом воздаянии. Та же идея находит отражение в фольклоре всех народов (ср., например, русскую народную пословицу: «Как аукнется, так и откликнется»). В наше время, когда идет активный процесс расслоения общества на богатых и бедных и богатство зачастую наживается бесчестным путем, молодое поколение, как никогда прежде, поставлено перед выбором: преступить ли моральные нормы из соображений корыстолюбия или воздержаться от этого, памятуя о законе Божественного воздаяния? Поэтому сейчас особенно важно на многочисленных примерах из Священных Книг, а также окружающего мира, собственного опыта, мировой литературы и т. п. наставлять подрастающее поколение именно в этом духовном законе. Как видно из притчи Руми, воздаяние настигло ее героев уже при жизни. Как мы знаем, бывает и иначе...
М. Х.
Суфий, судья и сейид
Один садовод, заглянув за ограду,
Увидел, как бегают воры по саду.
Его удивил необычный их вид:
Да это же суфий, судья и сейид!
Подумал он: «Я не тяну на героя:
Ведь я-то один, а воров – целых трое!
Чем мне одному затевать с ними бой,
Не лучше ль поссорить их между собой?»
Сказал он: «Салям! Сколько лет мы знакомы!»
И суфию молвил: «Дражайший, из дома —
Вот тут, по соседству – нам коврик возьми:
Я рад пообщаться с такими людьми!»
Чуть суфий ушел – он судье и сейиду
Сказал: «Вам не кажется: он только с виду
Воздержанный малый и строгий аскет?
А так – ничего в нем суфийского нет!
Я прямо скажу вам: сей лжец и пройдоха
В порядочном обществе выглядит плохо!
Я думаю, вам и самим ни к чему
Общаться с мерзавцем, что метит в тюрьму?
Вас все уважают – судью и сейида,
Поскольку вы люди почтенного вида,
И слово Корана у вас на устах!
Зачем рядом с вами такой вертопрах?!
Когда он придет – вы меня извините, —
Вы коврик возьмите, его же – гоните:
Такие ханжи никогда не в чести!
И будем мы с вами беседу вести».
И вот, когда с ковриком суфий вернулся,
То фыркнул судья, а сейид отвернулся...
Отправился тот восвояси, но вот
Его нагоняет в пути садовод,
И палкою – бац по спине и пониже:
«Я слышал, любезный, ты – суфий? Скажи же,
Какой это дервиш, наставник души,
Тебе воровать по садам разрешил?
Тебе подсказала подобную тему
Джунайда или Байазида система?!»
И суфий, от боли на землю упав,
Сказал садоводу: «Почтенный, ты прав!
Но теми двумя, кем так подло я предан,
Да будет и ими вкус палки отведан!
То зло, что излили они на меня,
Пусть к ним возвратится в течение дня!..»
...К гостям садовод, спрятав палку, вернулся,
Лукаво-почтительно им улыбнулся
И молвил сейиду: «Поблизости тут
Служанка готовит нам несколько блюд,
Скажи – мы заждались!..» – Сейида уславши,
Судью вопросил он: «Светило ты наше,
Ответь мне – я прав, иль мне кажется, все ж,
Что вовсе с Пророком сейид сей не схож?
Скажи – ведь такое случается редко?
А разве не сходство потомка и предка
О родственной близости их говорит?
Ну, сам ты подумай: какой он сейид?
С Пророком в родстве – а такой оборванец?
Я точно уверен, что он – самозванец!
Кто ж скажет, к примеру, что ты – не судья?
Порукой тому – вся ученость твоя!»
Почтительной речью судья обольстился,
Во всем с садоводом тотчас согласился,
А тот возле дома сейида настиг
И палкой ударил его в тот же миг:
«Скажи мне, о ветвь самого Мухаммада:
Дозволено ль красть тебе фрукты из сада?
Давно иль недавно Небес благодать
Тебя научила плоды воровать?
Так в чем, поясни, ты подобен Пророку?!» —
И так напоследок огрел его сбоку,
Как вряд ли сумел бы и враг-хариджит.
Сейид, весь в слезах, на тропинке лежит
И молвит: «Судьей беззаконным я предан,
Но радуюсь я, что получит он следом
Такую же долю заслуженных мук, —
Ведь хуже собаки забывчивый друг!»
И вправду, к судье садовод возвратился
И с палкой тотчас на него напустился:
«Не ты ль наш судья, что судебный устав
Весь вызубрил, тысячу раз пролистав?
А раз ты законник, узнать тебе впору,
Что руку рубить полагается вору!
А ну-ка, ответь мне: какие суды
Срывать разрешают чужие плоды?!.»
Судья отвечал: «Я друзей своих предал,
За это и вкус твоей палки отведал.
Так будет проучен любой, в свой черед,
Кто, лестью прельщенный, друзей предает!»
Притча иллюстрирует богословский спор о взаимоотношении между Божественным предопределением и свободной волей человека. В Исламе сторонниками доктрины полного предопределения являются джабариты. Суфии же, в противоположность им, подчеркивают необходимость усилий со стороны человека на пути просветления и спасения души. В притче джабарит представлен сатирически в образе вора.
Д. Щ.
***
В виде вора, орудующего в чужом саду, здесь выведен сторонник идеи абсолютного предопределения. Если внимательно вглядеться в историю религий, можно убедиться, что идея фатализма нередко служила прикрытием для злодеяний (в данной притче – «воровства»). «Сад» символизирует общину верующих (араб. умма – исламское сообщество; ср. с образом «Божьего виноградника» как народа Господня или общины верующих у библейских пророков и в Евангелии). Служитель религии, недостойный своего призвания и прикрывающий корыстолюбие «благочестивыми» рассуждениями, чужд по духу тому «саду», в котором пытается столь ловко орудовать. Ему противостоит «садовник» – хранитель «сада», т. е. суфийский шейх, чье призвание – защита и приумножение в земном мире истинной духовности. «Связав» и «избивая» чужака (т. е. обезоружив его аргументами и одолевая в богословском споре), «садовник» обрушивает на его голову слова: «Каждый мой удар есть воля Божья!»
М. Х.
Предопределение
Вор был спокоен и не ждал беды,
Когда в чужом саду срывал плоды.
«Ты кто такой?» – садовник закричал
Но вор ему бесстрашно отвечал,
Поскольку в богословье был не слаб:
«Бог – мой кормилец, я – Господень раб!
В Его саду я скромно пировал,
Вкушая то, что Он мне даровал!»
«Ты прав, мой друг, – садовник подтвердил. —
И наказать тебя сам Бог судил!»
И тут он вора крепко обхватил
И к дереву веревкой прикрутил,
И палкой стал охаживать, да так,
Что начал умолять его бедняк:
«Помилуй! Чем тебя я разъярил?
Я Божью волю, не свою, творил!»
А тот в ответ: «Коль мыслью ты не слаб,
Пойми, что я ведь тоже – Божий раб!
Ты – Божий, но и палка – Божья тоже,
И каждый мой удар есть воля Божья!»
В образе горожанина выведен человек, постоянно ублажающий других, потворствуя эгоизму их нафсаи ожидая себе от этого доброго воздаяния. Сам нафсизображен в виде близкого к природе сельчанина. Однако животное начало человеческой природы не способно сострадать людям: оно может сочувствовать только другому «животному», сродному ему самому («родной ослице»). Настоящая дружба с тем, в ком господствует эгоизм, – невозможна.
