Сокол и утки
Притча иллюстрирует одну из любимых тем Руми – о вреде бессмысленного подражания. Только сообразуясь с врожденными способностями ученика, которые ему «от Бога предназначены», шейхможет достичь успехов в воспитании. Надо заметить, что, в противоположность известному горьковскому (и весьма горькому) высказыванию: «Рожденный ползать – летать не может», здесь ударение ставится не на предрасположенности к учению вообще (в этом смысле, согласно Руми, возможности каждого ученика поистине безграничны), но именно на обстоятельствах, наиболее пригодных для развития каждой индивидуальности. «Жить и добывать пищу» (т. е. по-настоящему духовно развиваться) «соколы» и «утки» призваны в совершенно разных условиях...
Д. Щ.
***
Люди различаются по своей природе: одни созданы так, что «ввысь взлетают без усилья», другим же предопределено развиваться в «огражденном доме». Заметим, что Руми не «унижает» уток и не «возвышает» сокола, а просто констатирует: «Каждому жилье от Бога предназначено свое». Это означает, что самим Богом разные «породы» учеников созданы для разной деятельности. Сокол в данной притче символизирует того лженаставника, который ко всем подходит с одной меркой и судит обо всех по себе. Не надо требовать от ученика невозможного, а потом сокрушаться, что он не оправдал надежд. Заметим также, что сокол – «учитель жизни» не только ложный, но и корыстный: ведь он, очевидно, хочет «позвать в полет» уток лишь для того, чтобы сделать их своей добычей...
М. Х.
Сокол и утки
Раз подлетел к болоту хитрый сокол
И стаю уток звал в полет высокий:
«Как тускло и ничтожно вы живете!
Не надоест вам обитать в болоте,
Когда вокруг – и степи и поля,
И так пестра и широка земля?»
А утки отвечали: «Сокол, что? ты?
Как нерушимый вал – для нас болото,
Вода для нас – как огражденный дом!
И то сказать, летаем мы с трудом.
Совсем не каждый, кто имеет крылья,
Как сокол, ввысь взлетает без усилья,
А потому и каждому жилье
От Бога предназначено свое.
Не искушай нас бросить то жилище,
Где мы живём и добываем пищу:
Кто пред тобой открыл небесный свод —
Тот поселил и нас среди болот!»
Помимо традиционного для суфийской литературы обличения показной набожности, притча содержит скрытый призыв использовать отпущенное время жизни для исправления своего «сердца черного», а не для внешнеобрядового поклонения. Особенно это относится к людям, успевшим приобрести немалый жизненный опыт («белобородым»). Ср. призыв Саади: «Ты, пятьдесят проживший лет! Быть может, // Тебя пять дней оставшихся встревожат?..» («Гулистан», перевод Анатолия Старостина).
Д. Щ.
Борода
Спросили прихожане: «О мулла,
Всегда ль была брада твоя бела?»
Он отвечал: «Она была черна,
Но побелела с возрастом она».
А те ему: «Коль многие года
Тебя сопровождала борода,
Что ж не белело, глядя на нее,
С ней вместе сердце черное твое?!»
Данная притча – карикатура на ограниченного «ученого», который мнит, будто достиг познания Истины (в суфизме море – метафора Высшей Реальности, а волны – отдельных феноменов бытия). На самом же деле такой «ученый» замкнут в «нечистом пространстве» своих ложных концепций.
Д. Щ.
***
Дабы учение не сводилось на нет «безудержной гордыней» и было духовно плодотворным, необходимо, чтобы оно проходило сквозь сердце ученика, а не только постигалось интеллектуально. Но для этого и сам учитель должен сообщать передаваемым знаниям эмоциональный импульс. То, что постигнуто в момент, связанный с высоким или ярким переживанием, запечатлевается совсем иначе, нежели воспринятое в обыденном или, тем более, подавленном состоянии души («сходственно... ученье с лужей»). Ведь в момент вдохновения, восторга, удивления – открываются каналы интуитивного, «эвристического», постижения мира, каковое особенно свойственно детям (в этом – один их смыслов евангельского изречения: «...Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное» – Матф. 18, 3).
М. Х.
Муха-капитан
Решила муха: «Я ведь – капитан,
А предо мною – море-океан!»
Тут, ощутив невиданную власть,
Она на лист опавший поднялась,
Который лучшим кораблем отныне
Стал для ее безудержной гордыни,
Поскольку слышала она на свалке
О моряках и их морской закалке.
Однако ж океан тот появился
С тех пор, как здесь осел остановился,
И муха совершала путь свой длинный
Не по морю, а по моче ослиной.
...Порою тот, кто мнит, что он – святой,
Своей гордыней равен мухе той,
И сходственно, увы, его ученье
С той лужей по размерам и значенью!..
Лишь некоторые мюриды, полностью преданные Богу и готовые от всего сердца следовать Его поучениям,
обретают настоящую мудрость – и благодаря ей быстро продвигаются по пути к Вечной Жизни...
Притча сопоставляет между собой три основные реалии суфийского учения: «влагу живительную» – благодатный «поток Аллаха» («ненаглядного Друга»), способный насытить духовную жажду; самого человека – искателя Истины, который «от жажды страдал»; и, наконец, «каменную башню» эгоизма, стоящую преградой на пути верующего ко «влаге живительной». «Камнями», отрываемыми от «башни» и бросаемыми в «волну», являются побежденные страсти и эгоистические желания, а средством такого постоянного «уменьшения башни» – «смиренье, молитва, полночное бденье». Притча учит не отчаиваться в достижении цели: каждый «камень», сброшенный адептом суфизма с «башни», приближает его к «волне».
Д. Щ.
***
Здесь описаны четыре состояния духа, каждое из которых соответствует высоте «башни» эгоизма, отделяющей человека от Источника жизни («реки»). Первое из этих состояний – духовная смерть («он мертвому – Дня Воскресенья труба»). Второе – ощущение огромной жажды, внутренней «иссушенности», когда человек уподобляется «ниве» в ожидании «ливня». Находящийся в третьем состоянии – уже «живой человек», но постоянно нуждающийся в посторонней помощи, «нищий», мечтающий о «дожде золотом». Наконец, в четвертом состоянии находятся те, кому уже немного осталось до «цели» – освобождения из-под власти эгоистического начала («весть о свободе для слуха раба»). Также и призыв Истины («всплеск») по-разному воспринимается людьми, пребывающими в описанных состояниях. Для «мертвых» призыв свыше звучит как «труба» Ангела перед Страшным судом, резко пробуждающая от смертного сна. Для «внутренне иссушенных» Голос Божий подобен отдаленному грому («радует слух»), предвещая обильный «ливень» благодати. Для «нищих» этот небесный Зов есть утоление их «духовного голода». Для тех же, чей «срок порабощенья» (зависимость от низшего эго) подходит к концу, вышняя Весть звучит как обещание скорого духовного освобождения.
М. Х.
Разрушение башни
На каменной башне у самой реки
Муж некий от жажды страдал и тоски.
С той башни высокой не мог он спуститься,
Чтоб влаги живительной вдоволь напиться.
Вдруг камешек в реку он сбросил ногой —
И всплеск он услышал, душе дорогой:
То отклик взошел от волнистого круга,
Как будто призыв ненаглядного Друга.
Чтоб снова услышать ту ноту одну,
Он камень побольше обрушил в волну, —
И слышит вопрос: «Как ты сам полагаешь,
Зачем эти камни ты с башни свергаешь?»
Ответил он: «Звук этот радует слух,
От плеска воды оживает мой дух:
Он мертвому – Дня Воскресенья труба,
Он – весть о свободе для слуха раба.
Я им, словно нива низвергшимся ливнем
Иль нищий дождем золотым – осчастливлен.
Едва только камень я с башни швырну,
Как делаю ближе речную волну:
Все ниже и ниже становится башня,
Я ближусь к воде – моей цели всегдашней!..»
...Как башня, до туч ты вознесся гордыней —
По камню начни разрушать ее ныне:
Едва ли дотянешься ты головой
Из выси надменной до влаги живой.
Смиренье, молитва, полночное бденье —
Грехов разрушенье, камней тех паденье:
Ломай же преграду, что нам не дает
Коснуться потока Божественных вод.
Блажен, кто последние выломал камни —
И черпает Вечность своими руками!..
Один из смыслов этой многогранной истории таков: чтобы избавиться от рабства («клетки золотой»), в которой нас держит материальный мир, следует «при жизни умереть» для мира дольнего – и «воскреснуть духом» для мира горнего, чему и обучаются мюридыпосредством различных суфийских практик.
