Глава тридцать седьмая
Хосров со своей дружиной отправляется через пустыню в Рум
Не зная сна, усталый и голодный,
Скакал Хосров пустынею бесплодной,
И в укрепленный город Бобила
Бессильного дорога привела.
Вельможи, склонные к мягкосердечью,
Примчались радостно ему навстречу.
Хосров у крепостных, высоких врат
Сошел с коня. За ним — его отряд.
Вдруг мимо удивленного отряда,
В пыли, промчался вестник из Багдада,
Начальнику над крепостью тотчас
Вручил Бахрама Чубина приказ.
Смутясь, его прочел военачальник,
Подумал: «Сколько в мире дел печальных!»
Приказ гласил: «Я в крепость Бобила
Направил войско, нет ему числа.
Поэтому ты не впускай Хосрова,
Его людей ты прочь гони сурово».
Вельможа, гостю оказавший честь,
Приказ Бахрама дал ему прочесть.
Что делать шахиншаху оставалось?
Его терзали горе и усталость,
Но в крепости не смея отдохнуть,
Он вновь пустился в трудный, долгий путь.
Назад Хосрову не было возврата.
Измученный, достиг он вод Евфрата.
Скакал прибрежьем желтым шахиншах,
Но места не нашел там шахиншах,
Достойного царя и властелина.
Проголодалась шахская дружина.
Как вдруг блеснула радость для очей:
Зеленый лес, живительный ручей,
Верблюдов караван возник нежданно,
А впереди — погонщик каравана.
Тот юноша творцу хвалу вознес,
Приветствие Хосрову произнес.
Спросил Хосров: «Кто ты, чей облик светел?»
«Зовусь я Кайсом, — юноша ответил, —
Вольнолюбивый сын аравитян,
Веду я из Египта караван.
Мое жилье — на берегу Евфрата,
Оно приветливо, хоть небогато».
«Что у тебя, — тогда спросил Хосров, —
Есть из ягнят, быков или коров?
Мы едем без поклажи, без припаса,
Мы погибаем без воды и мяса».
«Остановитесь здесь, — сказал араб, —
Для вас — мое добро, а я — ваш раб».
Так выказав почтение Хосрову,
Привел погонщик жирную корову.
Ее зарезав, веток принесли,
Сухие и сырые разожгли,
Кебаб друзьями съеден был поспешно,
Молитва их была в тот день безгрешна…
Восстав от сна, спокоен и здоров,
Спросил аравитянина Хосров:
«Пройду ли здесь я со своей дружиной?
Окажется ль дорога эта длинной?»
«Пред вами путь — нагорный и степной,
И в семьдесят фарсангов он длиной.
Когда хотите — буду ваш вожатый,
Пусть мясо и вода мне будут платой».
Приняв слова погонщика, Хосров
Помчался, полон скорби и трудов,
За ним — его испытанные люди,
А впереди — погонщик на верблюде.
Когда растаял утренний туман,
Им повстречался новый караван,
И некий муж, богатый, светлоликий,
Сошел с коня и подошел к владыке:
«Откуда ты? — Хосров его спросил, —
Куда стремишься, не жалея сил?»
Тот молвил: «Я из рода Ардашира,
Купец я, познаю просторы мира».
«Какое имя дал тебе отец?»
«Михронситод», — ответствовал купец.
Тогда Хосров спросил купца о пище.
Воскликнул тот: «Вельможа, я — не нищий.
Найдешь питье и яства у купцов, —
Недаром есть богатства у купцов».
А царь: «Когда насытить гостя сможешь,
Тем самым ты богатства приумножишь».
Тогда купец раскрыл свои тюки,
Наполненные златом сундуки,
Еду перед Хосровом он поставил
И встречу с гостем радостно восславил.
Затем купец, не беспокоя слуг,
Принес сосуд для омовенья рук,
Но это бросилось в глаза Харроду
И отнял он горячую ту воду.
Потом пошел купец, вино принес
Благоуханное, как сок из роз.
Харрод и эту чашу отнял снова, —
Так от стыда избавил он Хосрова, —
И миродержцу сам ее поднес.
Хосров испил вина и произнес:
«Купец, ты заслужил почет по праву,
Ты Ардашира приумножил славу!»
Затем Хосров призвал к себе писца,
Чтоб имя записал того купца,
Того араба, что помог отряду, —
Да обретут впоследствии награду!
И отпустив араба и купцов,
К границам Рума двинулся Хосров.
Отряд скакал, дорогой утомленный,
Возник нежданно город укрепленный.
Была Кайсаром эта сторона
«Землей ремесленников» названа.
Увидели дружину христиане.
Их беспричинный страх объял заране:
Пешком пришла расстроенная рать,
На лошадей свою навьючив кладь.
Они закрыли накрепко ворота:
Мол, пусть минует жителей забота!
Три дня Хосров за городской стеной
Стоял с дружиной слабой и больной,
А на четвертый день гонца направил:
«Не бойтесь воинов, что я возглавил.
Немного нас, ослабил голод нас,
Не мучайте, впустите в город нас».
Как вдруг драконовидная, большая
Взметнулась туча, пламень изрыгая.
Песок и ветер дикий поднялись.
В кварталах стоны, крики поднялись.
Едва лишь ночь достигла половины,
Погибла под песком трава долины.
Затрепетали жителей сердца,
Епископ сжалиться просил творца.
Когда настало утро, взорам шаха
Предстали седовласых три монаха,
В подарок принесли парчу и мех
И молвили: «О царь, прости наш грех!»
Хосров простил их, позабыв про голод:
Великодушен царь, когда он молод.
Дворец был украшеньем той страны.
Заоблачной достиг он вышины.
Он местопребыванием недаром
В дни путешествий избран был кайсаром.
Там было множество земных даров.
Туда с дружиной двинулся Хосров.
Румийцы шахиншаха восхваляли,
Сапфир и яхонт под ноги бросали.
Когда вступил скиталец во дворец,
Вздохнул он с облегченьем, наконец.
Кайсару изложив рассказ подробный
О черной туче драконоподобной,
Хосров с письмом отправил в Рум гонца,
А сам в Монуй помчался из дворца.
Разумны были жители Монуя:
О благоденствии своем ревнуя,
Епископ и вельможи той земли
С подарками к властителю пришли,
И, расспросив его о черной туче,
О крае, где родился шах могучий,
Сказали: «Мы рабы твои. Для нас,
О царь, твое желание — приказ».
Был рад Хосров приему и ночлегу,
Поехал утром по пути к Аврегу.
Приветливы румийцы были там,
И храмы, и больницы были там,
Виднелся монастырь на бездорожье,
Отшельник славил в нем величье божье.
Хосров приблизился к монастырю.
Монахи вышли к юному царю.
Хосров воскликнул: «Чья это обитель?»
А те — в ответ: «Узнай, о повелитель,
Здесь обитает старый человек.
Он поседел от времени, как снег.
Он звездочет, в народе знаменитый,
Ему пути грядущего открыты.
Провидит он грядущие года,
Что скажет он, сбывается всегда».
Глава тридцать восьмая
Отшельник предсказывает Хосрову его судьбу
Хосров сказал отшельнику с порога:
«Твоя молитва пусть дойдет до бога,
Да будет жизнь твоя стократ светлей,
Когда покинешь келью наших дней».
Святой отшельник из часовни вышел,
Едва Хосрова голос он услышал.
Сказал: «Хосров, ты потерял престол
И потому в отчаянье пришел.
Безбожник овладел твоей державой, —
Зловредный раб и праведник лукавый».
От этих бьющих в цель премудрых слов
Возрадовался всей душой Хосров
И, сидя на коне, пожал он руку
Тому, кто разгадал печаль и муку,
И сразу возлюбил отец святой
Властителя за нрав его простой.
Молитву он вознес к стопам Изеда.
Надолго затянулась их беседа.
Желая испытать святого ум,
Сказал Хосров: «Письмо везу я в Рум,
Кайсару в руки. Незаметный воин,
Я буду ли ответа удостоен?
Моей поездки предскажи конец!»
«Не лги», — сказал ему святой отец. —
Ты — не слуга, ты — властелин Ирана.
Не должен ты итти путем обмана.
Тебе меня испытывать нельзя:
Лукавство, хитрость — не твоя стезя.
Я вижу, много ты познал страданий
Из-за раба, что властвует в Иране!»
Шах покраснел, сгорая от стыда.
Оправдываться начал он тогда.
Но старец молвил: «Полно, бог с тобою.
Тебе я дни грядущие открою.
Ты обретешь венец и власть царя,
Добро и счастье на земле творя.
Ждет твоего врага господня кара.
Получишь рать, оружье от кайсара,
Тебе он в жены дочь отдаст свою,
Ты бой начнешь — и победишь в бою.
Твой недруг убежит, и в захолустье
Он будет вспоминать, исполнен грусти,
О счастье, о величии былом,
Закончив дни свои в краю чужом.
А если он мятеж поднимет снова,
Его убьют, едва ты скажешь слово».
Воскликнул шах. «Да будет только так,
Как предсказал ты, возвеститель благ!
Ответствуй: долго ль мне терпеть мытарства,
Пока не попадет мне в руки царство?»
«Пройдет двенадцать лун, и свой венец
Наденешь ты, — сказал святой отец, —
Последует за ними две недели, —
Державу обретешь, достигнув цели».
Хосров хвалу всевышнему вознес,
Затем провидцу задал он вопрос:
«Теперь скажи: в ком из моей дружины
Найду источник боли и кручины?»
Тот молвил: «У тебя, богат умом,
Есть некий муж по имени Бастом.
Он дядя твой. Увы, поймешь ты вскоре,
Что он тебе нанес ущерб и горе».
Шах вспыхнул: «Воин следует за мной.
Он дядя мой, брат матери родной.
Прозвание Густахма всем знакомо,
Но втайне имя носит он Бастома».
«Ты прав: хотя звезда твоя светла,
В Густахме ты найдешь источник зла, —
Сказал монах. — В нем — ненависть и горе».
Густахм, узнав об этом разговоре,
Сказал: «От горьких мыслей, царь царей,
Освободи ты сердце поскорей.
Как мир великий сотворен Язданом,
Там ты владыкой сотворен Язданом.
Клянусь я светом солнца и луны:
Пока Густахма дни не сочтены,
Он только правды знает путь священный,
Он не стучится во врата измены.
А если согрешит, слукавит он, —
В позоре этот мир оставит он!
Кто из людей, достойных почитанья,
Открыл разгадку тайны мирозданья?
Зачем же ты поверил, властелин,
Тому, что говорит христианин?
Меня своим доверием обрадуй,
От слов монаха будь моей оградой,
Затем, что наговор — его слова,
А для меня — позор его слова».
В ответ раздался голос шахиншаха:
«Пустых речей не говори от страха.
Я от тебя пока не видел зла,
Измена дум твоих не привлекла,
Но дума нам не ведома господня:
Кто грязен завтра, тот красив сегодня.
Тебя захочет наказать Изед, —
И разума тебя покинет свет».
Затем сказал отшельнику властитель:
«Прощай, будь счастлив, мой благовеститель».
Он поскакал от стен монастыря.
В пути вельможи встретили царя.
