Глава тридцать восьмая
Отшельник предсказывает Хосрову его судьбу
Хосров сказал отшельнику с порога:
«Твоя молитва пусть дойдет до бога,
Да будет жизнь твоя стократ светлей,
Когда покинешь келью наших дней».
Святой отшельник из часовни вышел,
Едва Хосрова голос он услышал.
Сказал: «Хосров, ты потерял престол
И потому в отчаянье пришел.
Безбожник овладел твоей державой, —
Зловредный раб и праведник лукавый».
От этих бьющих в цель премудрых слов
Возрадовался всей душой Хосров
И, сидя на коне, пожал он руку
Тому, кто разгадал печаль и муку,
И сразу возлюбил отец святой
Властителя за нрав его простой.
Молитву он вознес к стопам Изеда.
Надолго затянулась их беседа.
Желая испытать святого ум,
Сказал Хосров: «Письмо везу я в Рум,
Кайсару в руки. Незаметный воин,
Я буду ли ответа удостоен?
Моей поездки предскажи конец!»
«Не лги», — сказал ему святой отец. —
Ты — не слуга, ты — властелин Ирана.
Не должен ты итти путем обмана.
Тебе меня испытывать нельзя:
Лукавство, хитрость — не твоя стезя.
Я вижу, много ты познал страданий
Из-за раба, что властвует в Иране!»
Шах покраснел, сгорая от стыда.
Оправдываться начал он тогда.
Но старец молвил: «Полно, бог с тобою.
Тебе я дни грядущие открою.
Ты обретешь венец и власть царя,
Добро и счастье на земле творя.
Ждет твоего врага господня кара.
Получишь рать, оружье от кайсара,
Тебе он в жены дочь отдаст свою,
Ты бой начнешь — и победишь в бою.
Твой недруг убежит, и в захолустье
Он будет вспоминать, исполнен грусти,
О счастье, о величии былом,
Закончив дни свои в краю чужом.
А если он мятеж поднимет снова,
Его убьют, едва ты скажешь слово».
Воскликнул шах. «Да будет только так,
Как предсказал ты, возвеститель благ!
Ответствуй: долго ль мне терпеть мытарства,
Пока не попадет мне в руки царство?»
«Пройдет двенадцать лун, и свой венец
Наденешь ты, — сказал святой отец, —
Последует за ними две недели, —
Державу обретешь, достигнув цели».
Хосров хвалу всевышнему вознес,
Затем провидцу задал он вопрос:
«Теперь скажи: в ком из моей дружины
Найду источник боли и кручины?»
Тот молвил: «У тебя, богат умом,
Есть некий муж по имени Бастом.
Он дядя твой. Увы, поймешь ты вскоре,
Что он тебе нанес ущерб и горе».
Шах вспыхнул: «Воин следует за мной.
Он дядя мой, брат матери родной.
Прозвание Густахма всем знакомо,
Но втайне имя носит он Бастома».
«Ты прав: хотя звезда твоя светла,
В Густахме ты найдешь источник зла, —
Сказал монах. — В нем — ненависть и горе».
Густахм, узнав об этом разговоре,
Сказал: «От горьких мыслей, царь царей,
Освободи ты сердце поскорей.
Как мир великий сотворен Язданом,
Там ты владыкой сотворен Язданом.
Клянусь я светом солнца и луны:
Пока Густахма дни не сочтены,
Он только правды знает путь священный,
Он не стучится во врата измены.
А если согрешит, слукавит он, —
В позоре этот мир оставит он!
Кто из людей, достойных почитанья,
Открыл разгадку тайны мирозданья?
Зачем же ты поверил, властелин,
Тому, что говорит христианин?
Меня своим доверием обрадуй,
От слов монаха будь моей оградой,
Затем, что наговор — его слова,
А для меня — позор его слова».
В ответ раздался голос шахиншаха:
«Пустых речей не говори от страха.
Я от тебя пока не видел зла,
Измена дум твоих не привлекла,
Но дума нам не ведома господня:
Кто грязен завтра, тот красив сегодня.
Тебя захочет наказать Изед, —
И разума тебя покинет свет».
Затем сказал отшельнику властитель:
«Прощай, будь счастлив, мой благовеститель».
Он поскакал от стен монастыря.
В пути вельможи встретили царя.
Глава тридцать девятая
К Хосрову прибывает гонец кайсара. Хосров отправляет Густахма, Болуя, Андиёна, Харрода Бурзина и Шапура с письмом к кайсару
Хосров вернулся во дворец кайсара.
Ему вручил письмо гонец кайсара:
«Хосров! Хотя в чужой державе ты,
Потребовать, что хочешь, вправе ты.
Ты будешь в безопасности повсюду.
Союзник твой, — твоей опорой буду.
Чиста моя душа. Велик и горд,
Мой Рум перед тобою распростерт.
Страну ремесел ты возьми в жилище.
Я ни покоя не вкушу, ни пищи,
Пока тебе я не смогу послать
С оружием воинственную рать».
Избавясь от сомнений, торжествуя,
Густахма царь к себе призвал, Болуя,
Шапура, Андиёна-смельчака,
Харрода, опытного старика.
Властитель молвил им слова такие:
«Скорей садитесь в седла дорогие,
Коней покрыв попоной золотой,
Украсив их китайскою парчой,
К кайсару отправляйтесь на рассвете.
Он спросит, — разум пусть блеснет в ответе:
Посланец должен быть умен, учтив,
Сладкоязычен и красноречив.
Поедет в поле властелин державы,
Чтоб в играх состязаться для забавы, —
В човган играя, напрягая лук,
Должны вы победить румийских слуг:
Пусть видят все, пусть все поймут заране,
Что львам подобны витязи в Иране».
Писец принес, едва Хосров замолк,
И черный мускус, и китайский шелк,
Чтобы кайсару светлое посланье
Затмило солнца райского сиянье:
Ведь при кайсаре — много мудрых слуг,
Философов, ревнителей наук,
Познавших все достаны, все преданья,
Все книги от начала мирозданья.
Да не коснутся слуха их слова,
Чей цвет поблек давно, чья суть мертва,
Да будет в этой грамоте чудесной
Просторно мыслям, а реченьям тесно!
Затем Харроду приказал Хосров:
«Среди вельмож румийских и писцов
Моим ты будешь языком и оком.
Когда кайсар в собрании высоком
Речь поведет про дружбу и союз,
О прочности нерасторжимых уз, —
От моего лица ему ответишь,
А если нечто важное заметишь, —
В ответ словам хорошим и дурным
Стань верным переводчиком моим.
Умело разберись ты в каждом средстве,
Которое нас отвратит от бедствий.
Запомни все, что ныне говорю,
И отдыха не знай, служа царю».
Мужи совета, выслушав Хосрова,
Благословили шаха молодого:
«Лишь ты один достоин быть царем!» —
И понеслись к кайсару впятером.
Когда кайсар узнал, что утром рано
Приехали посланцы из Ирана,
Он встретить повелел с почетом их,
Чтоб войско привело к воротам их.
Сиянием, невиданным дотоле,
Сияя на эбеновом престоле,
На голову кайсар надел венец,
Он приказал украсить свой дворец
Румийскою парчою несказанной,
Поднять велел он полог златотканый.
Душой чисты и помыслом светлы,
Явились именитые послы,
Блистая золотыми поясами,
Сверкая драгоценными венцами.
Воинственный Густахм пошел вперед,
А замыкал их шествие Харрод,
Шапуру, Андиёну и Болую
Путь уступив… Приблизившись вплотную,
Склонились пред властителем послы
И вознесли ему слова хвалы,
Рассыпав жемчуга сладкоязычья.
Сперва кайсар, исполненный величья,
О шахе, об Иране их спросил,
О межусобной брани их спросил.
Тогда Харрод, главу склоняя долу,
С письмом Хосрова подошел к престолу.
Кайсар, спросив о трудностях пути,
Велел четыре кресла принести.
Послы уселись, оглядев собранье.
Один Харрод стоял, держа посланье.
Спросил кайсар: «Скажи, принесший весть,
Зачем внизу ты не желаешь сесть?»
«Хотя, — Харрод ответствовал без страха, —
Не получил приказа я от шаха,
Чтоб я сидел перед твоим лицом, —
Достойным окажусь ли я послом,
Когда внизу я сяду, оскорбляя
Письмо царя и честь родного края?»
Сказал кайсар: «Садись передо мной
И тайну повелителя открой».
Тогда Харрод напомнил громогласно
О том, что в мире все творцу подвластно:
«Не он ли нас душою одарил?
Не он ли Каюмарса сотворил?
Прошли века, — он витязя отличил,
Над всеми Феридуна возвеличил,
Явился тот источником щедрот, —
Ты тоже от него ведешь свой род!
От бога — свет, и разум, и отрада.
Он дал венец потомкам Кай-Кобада,
Да навсегда избавятся от бед,
Да милостив пребудет к ним Изед!
Теперь пришел смутьян с толпой смутьянов,
Пришел — и захватил престол Каянов.
Нет у него ни славы, ни венца,
Ни божьей благодати, ни дворца,
Защиты от него прошу! Доколе
Терпеть раба мы будем на престоле?
Лишь тот наш царь, чей предок — Кай-Кобад,
Кто знатностью, кто славою богат.
Вы исцелите нас от тяжкой боли,
Восстановите шаха на престоле.
Несправедливость наши дни мрачит.
Мы пред простым и знатным впали в стыд,
Затем, что мы в страдальцев превратились,
Из-за раба в скитальцев превратились!»
И как цветок шафрана пожелтел
Кайсар, постигнув трудный их удел.
От горьких слов богатырей Ирана
Роса блеснула на цветке шафрана.
