Глава тридцать шестая
Заговор Бандуя и Бахрама, сына Сиавуша
Бандуй, томясь в темнице, как в пещере,
Был уподоблен связанной пантере.
Его стерег, теряя счет часам,
Из рода Сиавушева Бахрам
И недоволен был его плененьем,
Хоть обманул, с коварством и уменьем,
Его Бандуй, что не был бы смущен,
Будь сам Бахрам в темницу водворен.
Сказал Бандуй: «Рассеется ненастье,
Хотя Хосрова запоздало счастье.
Когда-нибудь наступит светлый день,
Хотя легла на нас ночная тень.
Предвечный благосклонен к Кай-Кобаду,
Он целый мир вручил ему в награду.
Не сохранит короны лиходей,
Не сбудутся мечты его людей.
Пред ним главу склонившие вельможи
Лишь на безумцев и слепых похожи.
Поверь мне: гибель дерзкого близка.
Из Рума двинутся в Иран войска.
Ты шесть десятков дней сочти по пальцам, —
Хосров владыкой станет, не скитальцем,
Законной власти воссияет свет!»
Сын Сиавуша произнес в ответ:
«В твоих советах почерпну я разум
И подчинюсь я всем твоим приказам,
Когда ко мне пребудет справедлив
Властитель мира, милость проявив.
Но я хочу, чтоб ты луной поклялся,
Венцом, престолом и страной поклялся,
Что ты, когда в Иран войдет Хосров,
Когда румийских приведет бойцов,
На произвол судьбы меня не бросишь
И у него пощады мне попросишь».
Бандуй был в этот миг обмана чужд.
Он книгу взял, что сотворил Зардушт,
И клятву дал: «Свидетель Зенд-Авеста!
Пусть я погибну, пусть не сдвинусь с места,
Пусть кроме горестей в моей судьбе
Не будет ничего, пока тебе
Властитель не подарит перстня власти,
Пока тебе не улыбнется счастье».
Сын Сиавуша отвечал ему:
«Теперь и я свой голос подниму.
Клянусь: Бахраму западню расставлю
И недруга в сраженье обезглавлю.
Клянусь: восторжествует честь моя,
Противника настигнет месть моя.
Царем не будет признан он вовеки, —
Пока полны водой моря и реки!»
Ответствовал воителю Бандуй:
«О храбрый муж! Доверье мне даруй,
Воистину союз с тобой мне дорог.
Я ловок, осторожен, дальнозорок.
Когда Хосров достигнет торжества,
Он примет в сердце все мои слова.
Поверь, я подскажу ему решенье.
Хосров твое забудет прегрешенье,
Тебе пришлет он, милостив и благ,
Свой золотой венец — прощенья знак.
Но, верен клятве и к борьбе готовый,
Ты сразу с ног моих сними оковы.
Хосрову первым принесешь ты весть,
Что общие у вас и враг, и месть:
Пусть царь царей услышит благородный
Твой голос неподкупный и свободный».
Воитель просветлел от этих слов,
Освободил Бандуя от оков,
Сказал: «Моя душа пьяна сегодня.
В човган играет Чубина сегодня, —
Вчера решил убить я наглеца!»
Сын Сиавуша вышел из дворца,
Вступил в свой дом, мечтая о расплате,
Кольчугу мощную надел под платье.
Все это видела его жена.
Нечистая, Бахраму Чубина
Она служила, долг жены наруша,
Желая смерти сыну Сиавуша.
Наперсницу отправила она
С известием к Бахраму Чубина:
«Не доверяй ты моему супругу.
Под платье тайно он надел кольчугу.
Не знаю, вправду ль злом он обуян,
Но только с ним ты не играй в човган».
Когда Бахрам услышал от рабыни:
«Играть в човган ты опасайся ныне», —
Он всех, кто приближался на коне,
Стал ударять легонько по спине,
Притворного исполнен добродушья.
Когда дошел до сына Сиавуша, —
Кольчугу обнаружил он тотчас.
Сказал: «Змеи ты хуже во сто раз!
Кто для того, чтоб шар гонять по лугу,
Коварно облачается в кольчугу?»
Меч ненависти обнажил Бахрам
И витязя рассек он пополам.
Когда в столице шахской, повсеместно,
Об этой казни сделалось известно,
Померкло для Бандуя солнце дня.
Дрожа от страха, сел он на коня,
Надев кольчугу, шлем и меч индийский…
Людей, что к заговору были близки,
Собрал он, и помчались все отсель
Поспешно по дороге в Ардабель.
Бахрам был в ярости жесток и страшен.
Казалось: кровью гнев его окрашен!
Тюремщика Махруя он призвал.
«Веди ко мне Бандуя!» — приказал.
«О царь царей!» — тот молвил, страх почуя, —
Ты сердца не тревожь из-за Бандуя.
Едва казнен был соименник твой, —
Умчался, будто ветер, пленник твой».
Поник мироискатель головою.
Он понял, что Бандуй всему виною,
Затем, что хитростью к себе в силок
Он сына Сиавушева завлек.
Раскаялся Бахрам в убийстве друга.
Он восклицал, ведя коня средь луга:
«Тот жалок, кто забыл: где враг, где друг.
Тоска — внутри его и мрак — вокруг.
Бывает так: кто дорожит здоровьем,
Стоит беспечно пред клыком слоновьим.
И тот, кто мужества не сохранил,
Бесстрашен в час, когда бушует Нил.
И так бывает: воин робок сердцем,
А вынужден сражаться с миродержцем,
Он поднимает бурю мятежа,
Но от возмездия бежит, дрожа.
Те люди снисхождения достойны:
Погибелен их жребий беспокойный.
Но лучше на разбитых плыть ладьях,
Чем поспешить, по глупости, в делах:
Спеша, ты ищешь света, как незрячий,
И никогда не видишь ты удачи.
О нет, скорей похож ты на глупца,
Который, взял в проводники слепца.
Дракон не станет другом полководца:
Погибнет воин, а дракон спасется.
Кто ради опыта вкушает яд,
Умрет, подобным опытом богат!
В начале самом не убив Бандуя,
Как оправдание себе найду я?
Бесчестный, от моих ушел он рук,
Из-за него погиб мой лучший друг.
Теперь, покорен гневному Яздану,
Свою вину оплакивать я стану».
А между тем, стремясь в чужой предел,
Бандуй с отрядом, словно вихрь, летел.
Кругом была бесплодная пустыня,
Приют зверей, безводная пустыня.
Но вдруг жилье заметил жадный взор:
То армянин Мусиль разбил шатер.
Сказал Бандуй: «Теперь мы путь осилим».
Он спешился, предстал перед Мусилем,
Открыл ему своей поездки цель.
Сказал Мусиль: «Не уезжай отсель,
Пока известье не придет из Рума:
Готовит ли Хосров поход из Рума?
Попросит мира иль возглавит рать?»
И порешил Бандуй друзей созвать.
Глава тридцать седьмая
Хосров со своей дружиной отправляется через пустыню в Рум
Не зная сна, усталый и голодный,
Скакал Хосров пустынею бесплодной,
И в укрепленный город Бобила
Бессильного дорога привела.
Вельможи, склонные к мягкосердечью,
Примчались радостно ему навстречу.
Хосров у крепостных, высоких врат
Сошел с коня. За ним — его отряд.
Вдруг мимо удивленного отряда,
В пыли, промчался вестник из Багдада,
Начальнику над крепостью тотчас
Вручил Бахрама Чубина приказ.
Смутясь, его прочел военачальник,
Подумал: «Сколько в мире дел печальных!»
Приказ гласил: «Я в крепость Бобила
Направил войско, нет ему числа.
Поэтому ты не впускай Хосрова,
Его людей ты прочь гони сурово».
Вельможа, гостю оказавший честь,
Приказ Бахрама дал ему прочесть.
Что делать шахиншаху оставалось?
Его терзали горе и усталость,
Но в крепости не смея отдохнуть,
Он вновь пустился в трудный, долгий путь.
Назад Хосрову не было возврата.
Измученный, достиг он вод Евфрата.
Скакал прибрежьем желтым шахиншах,
Но места не нашел там шахиншах,
Достойного царя и властелина.
Проголодалась шахская дружина.
Как вдруг блеснула радость для очей:
Зеленый лес, живительный ручей,
Верблюдов караван возник нежданно,
А впереди — погонщик каравана.
Тот юноша творцу хвалу вознес,
Приветствие Хосрову произнес.
Спросил Хосров: «Кто ты, чей облик светел?»
«Зовусь я Кайсом, — юноша ответил, —
Вольнолюбивый сын аравитян,
Веду я из Египта караван.
Мое жилье — на берегу Евфрата,
Оно приветливо, хоть небогато».
«Что у тебя, — тогда спросил Хосров, —
Есть из ягнят, быков или коров?
Мы едем без поклажи, без припаса,
Мы погибаем без воды и мяса».
«Остановитесь здесь, — сказал араб, —
Для вас — мое добро, а я — ваш раб».
Так выказав почтение Хосрову,
Привел погонщик жирную корову.
Ее зарезав, веток принесли,
Сухие и сырые разожгли,
Кебаб друзьями съеден был поспешно,
Молитва их была в тот день безгрешна…
Восстав от сна, спокоен и здоров,
Спросил аравитянина Хосров:
«Пройду ли здесь я со своей дружиной?
Окажется ль дорога эта длинной?»
«Пред вами путь — нагорный и степной,
И в семьдесят фарсангов он длиной.
Когда хотите — буду ваш вожатый,
Пусть мясо и вода мне будут платой».
Приняв слова погонщика, Хосров
Помчался, полон скорби и трудов,
За ним — его испытанные люди,
А впереди — погонщик на верблюде.
Когда растаял утренний туман,
Им повстречался новый караван,
И некий муж, богатый, светлоликий,
Сошел с коня и подошел к владыке:
«Откуда ты? — Хосров его спросил, —
Куда стремишься, не жалея сил?»
Тот молвил: «Я из рода Ардашира,
Купец я, познаю просторы мира».
«Какое имя дал тебе отец?»
«Михронситод», — ответствовал купец.
Тогда Хосров спросил купца о пище.
Воскликнул тот: «Вельможа, я — не нищий.
Найдешь питье и яства у купцов, —
Недаром есть богатства у купцов».
А царь: «Когда насытить гостя сможешь,
Тем самым ты богатства приумножишь».
Тогда купец раскрыл свои тюки,
Наполненные златом сундуки,
Еду перед Хосровом он поставил
И встречу с гостем радостно восславил.
Затем купец, не беспокоя слуг,
Принес сосуд для омовенья рук,
Но это бросилось в глаза Харроду
И отнял он горячую ту воду.
Потом пошел купец, вино принес
Благоуханное, как сок из роз.
Харрод и эту чашу отнял снова, —
Так от стыда избавил он Хосрова, —
И миродержцу сам ее поднес.
Хосров испил вина и произнес:
«Купец, ты заслужил почет по праву,
Ты Ардашира приумножил славу!»
Затем Хосров призвал к себе писца,
Чтоб имя записал того купца,
Того араба, что помог отряду, —
Да обретут впоследствии награду!
И отпустив араба и купцов,
К границам Рума двинулся Хосров.
Отряд скакал, дорогой утомленный,
Возник нежданно город укрепленный.
Была Кайсаром эта сторона
«Землей ремесленников» названа.
Увидели дружину христиане.
Их беспричинный страх объял заране:
Пешком пришла расстроенная рать,
На лошадей свою навьючив кладь.
Они закрыли накрепко ворота:
Мол, пусть минует жителей забота!
Три дня Хосров за городской стеной
Стоял с дружиной слабой и больной,
А на четвертый день гонца направил:
«Не бойтесь воинов, что я возглавил.
Немного нас, ослабил голод нас,
Не мучайте, впустите в город нас».
Как вдруг драконовидная, большая
Взметнулась туча, пламень изрыгая.
Песок и ветер дикий поднялись.
В кварталах стоны, крики поднялись.
Едва лишь ночь достигла половины,
Погибла под песком трава долины.
Затрепетали жителей сердца,
Епископ сжалиться просил творца.
Когда настало утро, взорам шаха
Предстали седовласых три монаха,
В подарок принесли парчу и мех
И молвили: «О царь, прости наш грех!»
Хосров простил их, позабыв про голод:
Великодушен царь, когда он молод.
Дворец был украшеньем той страны.
Заоблачной достиг он вышины.
Он местопребыванием недаром
В дни путешествий избран был кайсаром.
Там было множество земных даров.
Туда с дружиной двинулся Хосров.
Румийцы шахиншаха восхваляли,
Сапфир и яхонт под ноги бросали.
Когда вступил скиталец во дворец,
Вздохнул он с облегченьем, наконец.
Кайсару изложив рассказ подробный
О черной туче драконоподобной,
Хосров с письмом отправил в Рум гонца,
А сам в Монуй помчался из дворца.
Разумны были жители Монуя:
О благоденствии своем ревнуя,
Епископ и вельможи той земли
С подарками к властителю пришли,
И, расспросив его о черной туче,
О крае, где родился шах могучий,
Сказали: «Мы рабы твои. Для нас,
О царь, твое желание — приказ».
Был рад Хосров приему и ночлегу,
Поехал утром по пути к Аврегу.
Приветливы румийцы были там,
И храмы, и больницы были там,
Виднелся монастырь на бездорожье,
Отшельник славил в нем величье божье.
Хосров приблизился к монастырю.
Монахи вышли к юному царю.
Хосров воскликнул: «Чья это обитель?»
А те — в ответ: «Узнай, о повелитель,
Здесь обитает старый человек.
Он поседел от времени, как снег.
Он звездочет, в народе знаменитый,
Ему пути грядущего открыты.
Провидит он грядущие года,
Что скажет он, сбывается всегда».
