«Меня здесь держит тот,— Сонкур ответил,—
Кто держит и тебя у стен мечети.
Тот, кто тебя в мечеть не допускает,
В мечети мне сидеть повелевает!»
...И море не пускает рыб наружу,
Не позволяет выплывать на сушу.
И не приемлет тех морское дно,
Кому на суше обитать дано.
Так должно быть, и жить до самой смерти
В пучине рыбам, а зверью — на тверди.
Что вам я расскажу, случилось сразу,
Как услыхал Пророк призыв к намазу.
Пророк перед моленьем попросил
Воды и омовенье сотворил.
Снял сапоги, стопы омыл усердно,
Ибо законы знал и чтил их верно.
В то время проходивший мимо вор
Украл сапог, на злое дело скор.
Тогда Пророк схватил второй сапог,
Чтобы хоть что-то сохранить он мог.
Но и последний тот сапог из рук
Схватил орел, слетевший с неба вдруг.
Взметнул он ввысь обувку, и — о чудо! —
Змея большая выпала оттуда.
Пророк за столь великую услугу
Орлу поверил с той поры, как другу.
Себя он сам корил за то, что счел
Коварством то, что сотворил орел.
«Ты утащил сапог, и я, сначала,
Скажу тебе, был огорчен немало.
Я лишь собой был занят в этот миг
И смысл твоей услуги не постиг».
Ну что ж, я так скажу, чтоб все вы знали:
Утрата — не причина для печали.
Чем мы бедней, тем легче нам забота,
Слабее страх, что мы утратим что-то.
Богатство потеряем — не беда:
И богачи счастливы не всегда.
Красавица однажды вопросила
Того, которого она любила:
«Скажи, какая лучше средь земель
Из тех, в которых ты бывал досель?»
Ответил милый, глядя нежным взглядом:
«Всех лучше край, где ты со мною рядом.
Коль будем вместе мы среди могил,
Мне и могильный камень будет мил.
Юсуф Прекрасный где ни приживется,
Там рай, хоть это будет дно колодца.
Из двух миров мне сладостен любой,
Где суждено быть рядом нам с тобой!»
Бил сироту хозяин, но бедняга
Не понимал, что в этом было благо.
И некто, видя истязанье это,
От бьющего потребовал ответа:
«Что сыплешь ты на сироту удары
Так, словно не боишься божьей кары?»
Сказал хозяин: «Это слышать странно,
Не сироту я бью, я бью шайтана,
Который я этом неслухе сидит
И сжить меня со света норовит.
Так мать не сыну молит смерти верной,
А лишь иной его привычке скверной!»
Какой-то мальчик до отцовской воле
Бить в барабанчик был доставлен в поле.
Хоть звук был слаб, а барабанчик мал,
Птиц от посевов мальчик отгонял.
И было не на что роптать, покуда
Стан не разбила рядом рать Махмуда.
А воинов насчитывала рать,
Как звезд на небе — и не сосчитать.
Скажу я даже боле: рать Махмуда
Вела с собой бактрийского верблюда.
И барабан, что неподъемен был,
Тащил бактриец, что огромен был.
Тем барабаном беды отгоняли
И славные победы возвещали.
Стал мальчик бить в свой барабанчик с гневом,
Чтоб не нанес верблюд вреда посевам.
Сказал один из опытных людей:
«Ты, мальчик, и барабанчик зря не бей.
Не испугаешь ты, стучащий рьяно,
Того, кто носит барабан султана!»
От старой притчи — притчи мудреца,
О юноша, не отвращай лица.
Горошина, вскипая на огне,
И прыгает и скачет в казане.
То вверх всплывет, то книзу устремится
И вопиет пред тем, как ей свариться:
«Ужель, хозяйка, ты меня купила,
Чтоб мне на свете стало все постыло?»
Огня не убирая от котла,
Ей говорит хозяйка: «Я не зла,
Но ты должна немного повариться,
Чтоб получился суп, а не водица.
В котле с водой кипящей не спеша
Должна твоя очиститься душа.
Когда была ты молодой, зеленой,
Пила ты воду средь цветущих склонов.
Сильнее становясь день ото дня,
Ты зрела не для этого ль огня?»