смести, что будет на полу.
Что расскажу, тебе да станет ясно,
Чтоб жить отныне истине согласно.
Отшельник обитал в краю глухом
Лишь с одиночеством своим вдвоем.
Ему, что сам себя карал изгнаньем,
Плоды дерев служили пропитаньем,
Ибо в горах, где он обрел свой кров,
Росло на ветках множество плодов.
Был дервиш связан клятвою такой:
Плодов не рвать вовек своей рукой.
Себя связал он также и обетом:
Людей прохожих не просить об этом,
А собирать с земли по мере сил
Лишь те плоды, что ветер с веток сбил.
Был дервиш верен своему обету,
Покуда ветр гулял по белу свету.
Но ветер стих, и дервишу в награду
Плодов не обронял дней десять кряду.
Как будто облетел он эту глушь,
С ветвей ни яблок не сшибал, ни груш.
Вдруг ветерок подул, являя милость,
Плод не упал, лишь ветка наклонилась.
И дервиш, верный клятве много лет,
Сорвавши плод, нарушил свой обет.
Давно известно, что за все деянья
Нас. ждет награда или наказанье.
И воры ночью спрятались в горах,
Нагнав на нижние селенья страх.
Где жил отшельник, там они делили
Добро чужое, шумно ели-пили.
А утром стража ханская пришла
И окружила сих исчадий зла.
В том крае вору каждому в науку
Сначала правую рубили руку
И ногу левую секли потом,
Чтоб не грешил он боле воровством.
Был отсеченыо правой кисти тоже
Подвергнут праведник, служитель божий,
Уж было до ноги дошел черед,
Но важный всадник выступил вперед.
И палачу такое молвил слово:
«Ты покалечил дервиша святого!»)
И тот, творивший казнь, упал во прах,
Одежду рвал, кричал: «Прости, Аллах!
Даруй и ты, о шейх святой, прощенье,
Мой слабый ум затмило помраченье!»
Шейх прошептал: «Живи спокойно, брат,
В том, что случилось, сам я виноват.
Ниспослано мне наказанье это
За то, что не исполнил я обета!»
Сказал верблюду мул коротконогий:
«Я падаю нередко на дороге.
Мне так порою тяжело идти,
Что я бреду, как сбившийся с пути.
Какой ни пробираюсь я тропою,
Упав, я ушибаюсь головою.
Меж тем как ты идешь в любые дни
Не падая. В чем тайна, объясни?»
Верблюд ответил: «Что ж, к твоей печали,
Скажу, что зорче я, что вижу дале,
Что я на мир взираю с высоты
Совсем другой, чем низкорослый ты.
И потому, достигнув лишь начала,
Уже конец я вижу перевала.
За это открывает мне Аллах
Все, что сокрыто на моих путях.
А ты в пути, порою недалеком,
Лишь то заметить в силах, что под боком.
Так птица видит корм за два шажка,
Не видя дале скрытого силка!»
Мудрец Лукман увидел как-то чудо,
Когда пришел под кров царя Дауда:
Тот ладил кольца молотом своим,
Одно кольцо соединял с другим.
Вовек Лукману видеть не случалось
Того, как сталь в кольчугу превращалась.
Но все ж смирил он нетерпенья зуд
И не спросил, что делал царь Дауд.
Он знал: терпенье всех людей доселе
Вело кратчайшею дорогой к цели.
И впрямь, не пожалев труда и сил,
Дауд закончил то, что мастерил,
И облачился в новую кольчугу,
И в ней явился мудрецу и другу.
Тогда Лукман узнал в одно мгновенье
Того, что царь ковал, предназначенье.
Промолвил царь: «Одежда эта — щит,
Что ото всех ударов защитит!»
Сказал Лукман: «Кольчуга, без сомненья,
Надежна, но не более терпенья!»
Слоновье стадо, злое и большое,
Расположилось возле водопоя.
И зверя прочие — едва ль не каждый —
Слонов боялись, мучились от жажды.
Но все ж зверью напиться довелось.
Искусно исхитриться удалось.
Один из зайцев, тот, что похитрей,
Так прокричал с горы царю зверей:
«Владыка мой, я — твой слуга и данник,
Но все же я — самой луны посланник.