войском Туркестана и подвластных ему областей вновь поспешил в Самарканд на помощь султану Са'ид-султану. Эти два мятежных султана объединились и с войском, подобным чертям, с людьми, числом превосходящими Йаджуджей и Маджуджей, отправились походом на Бухару. Они пошли шагами старания и усердия по пути дерзости, по стезе заблуждения. /
151а/
Часть населения Мианкаля закрылась в крепости Дабусия, часть засела в вилайете Кермине. Когда вражеское войско, [страшное], как Судный день, достигло крепости Кермине, около двадцати тысяч человек в составе войска одного из хорезмийских султанов переправились через реку и направились к крепости. Султан, друг дервишей [156], Дустим-султан поднялся на вал ее и разрешил своему войску [вступить] в бой; он дал воинам коней и оружие и вывел [их из крепости]. Сражение между ними привело к тому, что после нескольких столкновений враги подняли знамя бегства и в растерянности бросились в воду. Согласно [поговорке] “утопающий цепляется за любую травку” [157], некоторые вцепились рукой в щепки, сучья в воде и из этой страшной пропасти вытащили свою жизнь на берег. Некоторые [из них] утонули в море тленности, в пучине горя, [как гласит стих]: “От прегрешений их были они потоплены” [158]. В числе их был и Султан Хорезми, который презирал битву, он упал и сложил голову. Когтями судьбы много народу было захвачено в плен, оказалось в оковах пленения. Некоторые раненые, усталые, вернулись к своим отрядам. Несмотря на то, что при первом же нападении [войск Абдулла-хана] врагов постигло такое поражение, эта высокомерная толпа от исключительной надменности не отказалась от своего намерения и направилась в Бухару с целью грабежа и разбоя. Она остановилась в степи Гишти [159], которая входит в Гидждуванский туман [160]. Жители этого тумана собрались у священной, озаряемой светом могилы его святейшества ходжи [всего] мира ходжи Абд ал-Халика Гудждувани [161], да освятится его могила! Несмотря на близость покровительства его святейшества, эта толпа, потерпевшая поражение, близкая к порочности, далекая от истины, заставив [людей] снять одежды преходящей земной жизни, протянула руки для грабежа. Его величество, услышав об этом событии, об этом печальном случае, устроил совет и [высказал] пожелание встретиться [в битве с врагом]. Сначала он послал вперед отряд смелых храбрецов и отважных воинов, таких, как Чулма оглан, Назар-бий найман, Али-Мардан бахадур, Суундук пахлаван, Мухаммад-Али оглан, Гандж-Али шигаул, Аким чухра-агаси, Назар чухра-агаси и сыновья Турум дурмана Абд ал-Баки-бий, Мухаммад-Баки-бий. Поблизости от упомянутого [Гидждуванского] тумана произошло большое сражение между победоносным войском [Абдулла-хана] и мятежным войском врагов.
Месневи
С двух сторон подошли войска для битвы,
Со всех сторон полетели стрелы из белого тополя.
В этой битве победоносное войско [хана] показало образцы мужества и храбрости. Согласно Мисра: Мне нужна слава, ибо тело смертно*, Балхи бахадур /151б/ пожертвовал преходящей жизнью, [оставив] доброе имя, что является вечной жизнью. Мисра: Не умер тот, чье имя вспоминают добром.
Словом, в этот день между двумя сторонами произошло такое сражение, что невозможно ни рассказать языком, ни описать пером.
Наконец воины армии [Абдулла-хана] благодаря счастью его величества, великого и славного [хана], отбросили врагов и заставили их бежать почти до их центра. Мятежные враги почувствовали страх и ужас от силы и величия храброго войска [хана] и своим слабым умом поняли, что предстоящее окружение [их] ничего [хорошего] не покажет в зеркале [их] надежд. Поневоле от слабости и безвыходного положения они сошли с пути гордости и самомнения. Они послали человека к порогу, подобному Каабе, его святейшества наставника на пути истинной веры, столпа [веры], центра сферы святости, центра круга руководства на пути истины, [того], кто подобен святому и похож на херувима, вождя арифов [162], руководителя людей, обладающих хорошим вкусом и совестливых, то есть его святейшества Касим-шейха Азизан [163], от счастливой особы которого в то время зависело исполнение желаний обитателей мира и устройство важных дел всех людей. Они обратились [к нему] с огромной просьбой, невыразимо сильной мольбой и попросили его святейшество почтить [их] своим присутствием, чтобы устроить дело мира, уладить отношения между сторонами. Согласно просьбе врагов его святейшество Азизан прибыл в их стан. Они устроили [ему] такую славную встречу, которую могли бы пожелать августейшие [государи] [164], после чего вельможи их довели до высшей точки [следующую] просьбу: “Наши султаны свернули свиток” [165] мятежа и, избрав путь справедливости, говорят: „Представляется очень далеким от обычаев мусульман, чтобы из-за надменности нашей, горстки гордецов, такая обширная страна подвергалась бедствиям, беспокойству. Будет лучше, если [хан] благосклонно направится в город и после исполнения нами молитвы и прославления [бога] он приложит усилия для прекращения смуты и огня мятежа”. Они просили, чтобы он, [Касим-шейх], исполнил все, что входит в обязанности [дающего хану] советы, [вызвал у него] благосклонность, что подобает имамам веры, арифам и мистикам. Когда [его святейшество] вступит на похвальный путь, на важный путь заключения перемирия, постарается рассеять вражду, быть может, в зеркале упований [их] покажется картина благополучия и вражда сменится дружбой”.
Его святейшество, сочувственно относясь к положению народа, [заботясь] о безопасности страны, государства, встал на путь заключения мира и в сопровождении группы эмиров направился в Бухару. /152а/ Он ясно изложил свое послание на страницах рассказа: Поскольку смысл приятных слов его святейшества был направлен ко благу и добру, то государь, повелевающий, как Искандар, [Абдулла-хан] слушал их ушами согласия и, одобряя священную волю его, не сделал никаких возражений. Он послал к врагам из [числа] своих столпов государства ходжу Хасана накиба [166], имеющего должность накиба, и могущественного эмира Джан-Али-бия с группой эмиров для беседы с его святейшеством [Касим-шейхом] Азизан об устройстве дел мира.
По приказу [хана] они пошли в стан врагов; говорили красноречиво, словом, устроили дело заключения мира. Султаны Самарканда и Ташкента, сочтя это за честь, повернули поводья возвращения и поспешили к себе на родину.
Поход хакана, повелевающего, как Искандар, [Абдуллагхана] на вилайеты Андхой и Шибирган, завоевание этих городов по воле владыки, к кому обращаются за помощью (т. е. бога)
Да не останется тайным и скрытым для проницательных умов и для священных сердец умных людей, которые являются вождями разумных людей в мире, лучшими среди мыслящих людей, что всякий, кто шествует по пути служения, по стезе повиновения [государю], стремясь к справедливости и верности, и бывает стойким и непоколебимым, тот с каждым днем поднимается [все выше] по ступеням счастья, по лестнице благоденствия; всякий, кто дает волю несбыточным мечтам, тот отступает с верного
