Жемчужина
Отношения между султаном Махмудом Газневидом и его фаворитом Аязом символизируют в суфийской традиции отношения между Богом и преданным Ему суфием (являющимся, как и Аяз, одновременно и «другом Божьим», и «рабом», совмещая обе эти ступени служения). В отличие от корыстных придворных (образ лицемеров от веры), «любящих» султана лишь за плату, один только Аяз, движимый бескорыстной любовью, способен исполнить повеление своего господина. Драгоценная жемчужина символизирует удовольствия «мира сего», отказаться от которых («разбить жемчужину») под силу лишь подлинному адепту суфизма. Этой «жемчужиной» Бог испытывает верующих, проверяя, предпочтут ли они любовь к Нему – любви к земным благам.
Д. Щ.
Жемчужина
Однажды созвал царедворцев Махмуд:
«Сегодня хочу вам представить на суд
Жемчужину, коей гордится казна!
А ну-ка, визирь, какова ей цена?»
«Султан! За жемчужину эту твою
Я сорок мер золота сходу даю!» —
Ответил визирь. «Так разбей же ее, —
Воскликнул султан. – Вот веленье мое!»
«Разбить ее? Боже меня сохрани, —
Визирь побледнел. – Нет, уж лучше казни!
Я вынес бы муку и вытерпел пытку,
Но царской казне не нанес бы убытка!»
Ответил султан: «Ты достоин наград —
С плеча моего ты получишь халат!
Что ж, цену жемчужине вновь назначайте!
Как ты? ее ценишь, хранитель печати?»
Придворный ответил: «Вот мненье мое:
Полцарства не жалко отдать за нее!»
Воскликнул султан: «Исполняй мой приказ:
Жемчужину эту брось оземь тотчас!»
«Помилуй, владыка! Отыщешь ли ты
Хотя бы подобье такой красоты?
Казни или милуй, но я никогда
Султанской казне не нанес бы вреда!»
Хранителя тоже султан похвалил
И царским халатом его одарил...
Был каждый придворный опрошен Махмудом,
И все восхищались невиданным чудом:
Мол, лучше нам вовсе на свете не жить,
Чем эту жемчужину взять и разбить!..
...Махмуд, наконец, обратился к Аязу:
«Ответствуй, мой друг, без раздумий и сразу —
Жемчужине сей велика ли цена?»
А тот: «Мне, мой шах, неизвестна она!»
«Что ж, – молвил правитель, – тогда поскорей
Жемчужину эту об камень разбей!»
Покорен был раб: он об каменный пол
Жемчужину ценную вмиг расколол!
И сразу такое вокруг началось!
Вельможи на юноше выместить злость
Мечтали давно, и он слышал от всех:
«Неверный! Ты казни достоин за грех!»
«Ничуть не бывало, – ответил Аяз, —
Дороже жемчужины царский приказ!
Веленью царя непокорны вы были,
Вы жемчуг царёва доверья разбили!
А я расколол, как велит нам Коран,
Кумира, который вводил вас в обман!»
Тут в ужасе свора придворная вся
В пыли распростерлась, прощенья прося.
Но молвил с презреньем султан палачу:
«Всех выгони вон! Я их знать не хочу!»
И тут за вельмож заступился Аяз:
«О шах милосердный! О свет наших глаз!
Кто жемчуг веленьям твоим предпочел,
Тот грешен, конечно. Но ты не учел,
Что люди, которым ты грех не вменял,
Всечасно прощал и за все извинял,
Из уст твоих слыша лишь мягкую речь,
Способны и волей твоей пренебречь!..»
...Лишь тот пред султаном во грех не впадет,
Кто царскую волю покорно блюдет!..
Душа, лишенная любви и сострадания, не способная ни на какое доброе дело («твой дом – не то, твой дом – не это»), становится вместилищем зла и ненависти, и в результате – пристанищем нечистых духов («нечистот») – таков смысл этой притчи.
Д. Щ.
Скупец
К скупому в дом вошел голодный: «Мне бы
Огрызок сухаря иль корку хлеба!»
Тот смотрит на оборванного парня
И говорит ему: «Здесь не пекарня!»
«А сыра не найдется ли кусок,
Чтоб я в дороге подкрепиться мог?»
Тот вновь глядит презрительно на парня
И отвечает: «Здесь не сыроварня!»
«Потребности мои невелики:
Не дашь ли мне хоть горсточку муки?»
Скупой ему, нахмурясь: «Ты о чем?
Не видишь – здесь не мельница, а дом!»
«Ну, если нет еды, то, может быть,
Ты мне хотя бы вынесешь попить?»
Скупой ответил: «Невиновен я,
Что по соседству даже нет ручья!»
Тут нищий стал развязывать халат...
Скупой ему: «Ты что задумал, брат?»
А тот: «Я сопоставил все ответы
Твои: твой дом – не то, твой дом – не это,
И понял: в этом доме я найду
Лишь место – справить малую нужду!..»
Рассказ аллегорически описывает «состязание» между разумом («тюркский воин») и нафсом(«портной-вор»). Отвлекая разум различными удовольствиями («потекли слова, // Вкуснее меда, слаще, чем халва»), нафсобворовывает человека, «урезая» его «одеяния» (отпущенное для земной жизни время). В конце концов, тюркский воин «проигрывает лошадь»: в образе лошади представлена «животная часть» человека – его физический организм, с помощью которого он одолевает земной путь. В данном случае потеря лошади означает, что разум не справился со своим предназначением, и человек прожил жизнь зря.
Д. Щ.
Воин и портной
Раз в неком доме велся разговор,
Что, мол, любой портной – подлец и вор:
Из них, мол, каждый норовит украсть
Иль весь отрез, или хотя бы часть!
И тот, кто о портных повествовал,
К себе гостей вниманье приковал,
Заинтересовал седых и юных,
Словно певец, играющий на струнах.
Один лишь гость – заезжий тюркский воин —
Рассказом был весьма обеспокоен,
И он вопросом вдруг прервал рассказ:
«А есть портные-воры и у вас?»
«О да, конечно, – подтвердил рассказчик, —
Один такого ремесла образчик,
Скажу я Вам, весьма известен тут:
Швец-Надувала – так его зовут!»
Тут воин: «Уж меня воришка тот
Своими трюками не проведет,
Мне не грозят подобные убытки,
Он у меня не украдет и нитки!
Нет, уж меня ему не облапошить!
Бьюсь об заклад, свою я ставлю лошадь:
Ему не сплутовать на этот раз!
Ну, что? Возьмет моя – так лошадь с вас!»
Ему сказали: «Спор твой – не во благо,
И не таких обманывал портняга!»
Но воин спора отменять не стал
И всю ту ночь ворочался – не спал.
Чуть утро, он, атлас купивши алый,
Уже стучался в лавку Надувалы.
А тот открыл – и потекли слова,
Вкуснее меда, слаще, чем халва:
Разговорить клиента швец спешил,
Из мягких слов одежду речи шил,
Чтоб тюрок испытал к нему доверие.
А посетитель развернул материю,
И говорит: «Вот мой тебе заказ —
Я по соседству приобрел атлас,
Возьми и сшей мне праздничный мундир,
Чтоб я в нем на парады выходил.
Пусть сверху облегает потесней,
Чтоб я на людях выглядел стройней,
А снизу он не должен облегать,
Чтоб мог в строю я широко шагать!»
Портной же, поклонившись сорок раз,
Сказал: «Я так исполню твой заказ,
Что будешь ты всю жизнь благодарить!»
И, не успел наш воин рта раскрыть,
Как уж портной и мерил, и кроил,
И, не смолкая, быстро говорил.
И расцветали на его губах
Присловья о царях и о рабах,
А сколько он о щедрых и о жадных
Поведал притч – забавных и отрадных!
Загадки, басни шли гуртом. Да что? там —
Он сыпал анекдот за анекдотом.
И вскоре с радостью увидел он:
Его клиент до колик доведен —
Пал тюрок на ковер, подняться силясь,
От смеха веки узкие прикрылись!
А хитрый швец затем ведь и шутил:
Он вмиг кусок отреза отхватил —
И, спрятав под ковер, стал дальше шить
И вновь клиента байками смешить.
И тюрок, о мундире позабыв,
Весь смехом исходил, ни мертв ни жив!
Не помня о закладе и о споре,
Он в хохоте купался, словно в море:
«Рассказывай, давай же!» – А шутник,
Опять же уловив удобный миг,
Кусок атласа отхватил, как прежде,
И незаметно спрятал под одеждой, —
И вновь шутил, вновь жару поддавал!
А гость глаза от смеха закрывал:
Ведь он не замечал, как с каждым часом
Все тает ширина его атласа.
От смеха еле открывая рот,
Выпрашивал он новый анекдот!
Но вот портной увидел, что осталась
От купленной материи лишь малость.
Тогда он к тюрку жалость ощутил
И сам клиента тешить прекратил:
«Еще б я посмешил тебя часок —
И сам смотри: оставшийся кусок
Тебе бы не сумел прикрыть и чресел.
Подумай, то-то был бы смех твой весел!
Хоть забавлять тебя и был я рад,
Но проиграл ты лошадь – свой заклад!..»
...Скажу я напоследок в назиданье:
Излишний смех порой ведет к рыданью!
