Прошло девять лет. В двадцать шестой день 8-й луны 2-го года правления под девизом Текан[615] он изволил сокрыться окончательно[616] в возрасте 46 лет. Немного погодя его переправили в местность Сираминэ. Может быть, потому, что неприязнь была очень сильна, существовал страх того, что дым, поднимавшийся от костра кремации, потянется в сторону столицы[617]. Место погребения было вскоре устроено на той же вершине Сираминэ. Поскольку государь этот скончался в данной провинции, его стали называть Сануки-ин, экс-император из Сануки; когда же в годы правления под девизом Дзисё[618] его мстительный дух был укрощён, и покойному присваивали посмертное имя, его назвали экс-императором Сютоку-ин.
Что же касается Первого принца Сигэхито-синно, то после того как он постригся в монахи, его стали именовать Гэнсэй, хоин из павильона Кэдзоин[619]. Когда слух о кончине Нового экс-императора достиг столицы, Вступивший на Путь монашествующий принц изволил спросить:
— С какого времени следует носить траурные одежды?
Ему ответили:
Те, кто остался в этом мире,
В знак памяти
Об этой Мацуяма
Глициниевые одеянья[620]
Сегодня вечером наденут.
До времён минувших, до годов правления под девизами Нимпэй и Кюдзю[621] высочайшим повелением был провозглашён Первый принц, а это было делом очень важным. Ныне же, напротив, яшмовый венец и цветочный облик пришли в упадок, на окрашенные тушью рукава были положены глициниевы облачения, а августейшее сердце изболелось.
Осенью 3-го года правления под девизом Нинъан[622] закононаставник Сайгё[623], занимаясь подвижничеством, странствовал по провинциям. Когда он обозревал отдалённые места, то пересёк земли провинции Сануки и посетил августейшую могилу на вершине Сираминэ, совершив там поклонение. Над нею была установлена четырёхскатная крыша, но она находилась в запустении, а до её починки дело не дошло. Черепица здесь поломалась, могила была покрыта лишь побегами дикого винограда. Не говоря уже о том, что священнослужителей, поглощённых чтением вслух «Лотосовой сутры», не было, здесь не раздавались звуки раковин[624] и колоколов, а поздней ночью и ранним утром отсутствовали священнослужители, которые бы возглашали нэмбуцу[625], поэтому не слышалось и звучание множества камней[626]. Прервался поток людей, которых влекут сюда их собственные желания, поэтому нет и тех, кто пробирается сюда по дорогам. Могилу обнесли только живой колючей изгородью. Следы скрывает мелкая трава императа и полынь.
Сайге достал маленькую тушечницу, соскоблил кору с сосны поблизости от могилы и написал:
«Когда-то государю, который, благодаря десяти видам добрых деяний, совершённых им в прежних жизнях, наделён саном, достойным всеобщего поклонения, во дворце из-за парчёвой занавески светила луна, а теперь его душой овладела тоска по любимой родине, а яшмовое его тело смешалось с волнами южных морей. Если, вытерев росу, искать её остатки, то последуешь за слезами осенних трав, когда они заплачут. Встретившись с бурей, задавать вопросы государю, — это печалить себе сердце, сокрушаясь о коварстве. Не видя буддийские церемонии, я смотрю только на утренние облака и вечернюю луну. Не слыша голосов, читающих сутры, внимаю только шуму сосен и говору птиц. Стрехи здесь покосились, предрассветный ветер едва заметен; черепица разбита — как трудно укрыться от ночного дождя!
Печально видеть
Чертоги яшмовые Государя
Перенесёнными в поля,
Покрытые обильною росой».[627]
Так он написал и, непрестанно думая об этом, вытирал слёзы и настолько погрузился в свои думы, что не замечал, как идёт время, но снова плакал и плакал и настойчиво твердил:
— Ах, как он благодарен! Потомок в 47-м колене Великой богини, Освещающей Небо[628], Первый принц, сын непревзойдённого императора-инока[629] с благодарностью пребывает в священных потоках реки Мимосусо[630]. Он управлял миром, управлял государством 19 лет, когда небо, затянутое облаками, было чистым, а мириады людей спокойными. Коли так, кто должен был сосредоточить своё внимание на августейшем его престоле? Из-за того, что воздаяние за прошлые жизни было неблагоприятным, ныне государю пришлось стать пылью в сих отдалённых пределах. С какой любовью вспоминал он столицу, как утвердился августейший его гнев! В золочёных покоях весьма пышного вида стало известно о его управлении миром и заботах о народе; сотни чиновников, объединив свои усилия, подчинили себе тьмы стран, поэтому государь, установив долголетние ворота Нестарения[631], изволил добиваться снадобий бессмертия с горы Хорай[632] и теперь подобен облачному сну процветания и радости.
— Внезапно случились стихийные бедствия, государь покинул цвето- подобную столицу, окружённую девятью рядами стен, и отправился в иные пределы, за тысячи ри.
— Годы уходят и приходят, но тернии удалить некому. Печалюсь о воздаянии за прежние жизни, из-за которого приходится гнить под многими каплями с сосен и росами, покрывающими мхи.
На волнах
В бухте Мацуяма
Качается та лодка.
Как скоро она
Превратится во прах![633]
Сайгё и не спал, и не бодрствовал. Он произнёс в ответ:
Пусть государь
Когда-то возлежал
На ложе яшмовом,
Но после этого
Как всё переменилось![634]
Когда он произнёс это, могила государя трижды всколыхнулась. Это было страшно. «Правда, говорят, что мир достиг упадка[635], но благоуханнейший государь всё ещё изволит оставаться с нами», — радостно подумалось поэту. Действительно, по-видимому, почитаемый дух августейшего изволил внять этим стихам.
Так вот, упомянутый Рэнъё, преодолев восьмислойные морские пути, застал государя ещё в те дни, когда он был жив, Сайгё же, обозревая просёлочные дороги Сикоку, посетил эти места уже после того, как государя похоронили.
Пока государь пребывал на престоле, Сайгё пользовался благодеяниями августейшего и находился среди тех, кто был осенён его добродетелями[636]. А ныне он в полном одиночестве переживал чувство горя. То, что прийти сюда смогли только Рэнъё и Сайге, и в прежние времена должно было напоминать нам росу[637].
Итак, на протяжении 77 царствований императоров-людей не счесть было количества общих сражений и личных схваток. Несмотря на это, до времён императора Конин[638] столичные города назначались разумно[639], а могилы не устраивали в одном месте. В правление императора Камму[640] в нынешнем месте основали императорскую столицу. Это он присвоил ей название Хэйандзё, Крепость Мира и Спокойствия. Звёзды и иней сменяли здесь друг друга более 370 лет.
Прежде редко бывало так, чтобы отцы и дети, старшие и младшие братья бывали разлучены друг с другом, в обители государя и пещере отшельника устраивали бы воинские лагеря, государев дворец сделали бы местом сражения, а через дворцовые ворота текла бы кровь.
Тем не менее, сейчас находчивые полководцы отдали свои силы, многие воины погибли. Все мятежники рассеялись, а вассалы государя объединились. Хорошие воины, на редкость удивительные.
1 «Великая богиня Аматэрасу» — Аматэрасу Омиками, «Великая богиня, Освещающая Небо», синтоистская богиня Солнца, которая считается прародительницей императорского рода Японии. Глава пантеона богов. Традиция считает императора Тоба её потомком в 46-м поколении и 74-м императором Японии, начиная от мифических (престол иногда переходил не от родителей к старшему потомку, а от одного брата или сестры к другому брату или сестре, родным или двоюродным, некоторые императоры после перерыва занимали престол повторно).
2 Дзимму-тэнно — Мифический 1-й император Японии, прямой потомок богини Аматэрасу. Традиция относит его воцарение к 660 г. до н. э.
3 Хорикава — согласно традиции, 73-й император Японии. Личное имя — Тарухито. На престоле был в 1086–1107 гг. Принц Мунэхито, будущий император Тоба, был его старшим сыном.
4 «Шестнадцатый день 1-й луны 5-го года правления под девизом Кова» «Годы правления под девизом Кова» (1099–1103) — каждый император, вступая на престол, выбирал для годов своего правления специальный девиз из двух (реже 4-х) иероглифов с благоприятным значением, который мог впоследствии поменять на другой, если случалось какое-то знаменательное событие. С 645 г. до 1872 г. в Японии был принят китайский лунный календарь, в котором продолжительность года короче, чем в солнечном, поэтому предусмотрено введение дополнительного (интеркалярного) месяца.
