Стан твой — деревцо, подобное райскому:
Все, что ты пожелаешь, взрастет на нем.
Тот приятный с царской внешностью и царскими помыслами человек исполнял все желания. Известны и другие стороны его благотворительной деятельности.
Некоторое время спустя после устройства пиршеств и собраний случилось трагическое событие с лучшим из маликов — Маликом Гийас ад-Дином Мухаммадом. После смерти Малика Хайдара день ото дня росли его печаль и тоска, пока первого числа священного месяца зу-л-хиджжа не скончалась его старшая дочь от брака с дочерью Амира Гийас ад-Дина сына Амира ‘Абдаллаха. Он очень горевал. [Вначале] появился небольшой жар, [затем] лихорадка усилилась. И вот в четверг восьмого дня упомянутого месяца, в ночь на большой хаджж {316} птица его души [взлетела] в небеса. Верховный правитель был очень расстроен этим событием и говорил о своей признательности дяде, брату матери, за воспитание и доброту. В ту же ночь он принялся за дело и не допустил, чтобы произошла задержка в приготовлении всего необходимого для погребения [Малика Гийас ад-Дина]; отвез его в медресе Махмудабад и там похоронил: «Подлинно мы принадлежим Богу и мы возвратимся к нему» [135]. [Сему] бедняку в день кончины отца было десять лет. Его смерть еще больше растревожила в сердцах родственников раны, [не зажившие] еще после смерти Малика Хайдара. Поскольку эмиры [рода] Мира Махмуда издавна считали Малика Гийас ад-Дина «отцом» и Малик Гийас ад-Дин называл Амира Хаджи Мухаммада «сыном», то после кончины вышеупомянутого наезды Амира Хаджи Мухаммада стали более редкими. Отчужденность и страх росли. Ака Зайн ад-Дину Мухаммаду наскучило долгое пребывание в укрепленном селении Рашкак, и он подумывал о возвращении в Кирман и мести афшарам {317}. Мысли об этом постоянно /220/ влекли его куда-нибудь, и он ехал в какое-либо место. По причине давней дружбы между Амиром Хаджи Мухаммедом и Ака Зайн ад-Дином Мухаммедом их беседы на царственных пирах малика были оживленными. На несколько дней он уезжал в леса Пушт-и Зириха и в крепость Тагрун, а десять дней спустя приехал на служение к верховному малику. Группа подстрекателей убедила простодушного эмира в том, что господина Ака [Зайн ад-Дина] следует отправить в Заминдавар, дабы он подстрекнул Рустам-мирзу к походу в сии пределы. Ежели поход состоится, то в делах произойдет перелом. Ежели этого не случится, то будет повод для еще больших милостей и даров верховного малика.
Ака Зайн ад-Дин, много пострадавший от Ака Бигташ-хана афшара {318}, постоянно стремился отомстить ему. Он считал это важнейшим из дел. Не получив согласия малика, он бежал в Заминдавар. Конец его дел будет таким же!
Хотя дни траура по дорогому сыну были на исходе, печаль и скорбь малика все усиливались.
В то время в Систан прибыл в сопровождении каравана почти из 10 тысяч [груженных] товарами верблюдов прибежище саййидов Амир Мухаммад-Амин Машхади {319}, который многие годы жил в Индии. Амир Мухаммад-Амин хотя был [лишь] предводителем каравана {320}, однако его способности, дарования и положение во всех отношениях выделяли его среди знати того времени. Он и верховный малик так подружились между собой, что [Амир Мухаммед] оставался в течение целого месяца в Систане незваным гостем малика. Все находившиеся с караваном были тоже гостями малика. Верховный малик устроил необычайно пышный пир. Когда пришло время отъезда эмира в Ирак и он, получив разрешение малика, прошел два перегона в сторону Хауздара, который находился на краю пустыни по дороге в Ирак, разлука с мирзой вывела малика из равновесия. После кончины Малика Хайдара от чрезмерной печали он проявлял нетерпение, ранее ему не свойственное.
В пору юности малик однажды отправился на охоту. В полуденную жару он спешился на берегу Хирманда у шатра Кара-даруги, того, кто ведал верблюжьим приказом его светлости /221/ Бади’ аз-Заман-мирзы. Во время пребывания там дочь Кара-даруги, красота которой была такой, что даже Лайли могла быть только одной из прислужниц, несущих ее паланкин, дала увидеть себя малику и сразу лишила великодушного малика выдержки. Долгое время он был влюблен в нее, часто бывал среди племен Сарабана, пока дело не кончилось бесчестьем. У девицы был жених. Во время течки у верблюдов он смешал с чем-то пену с затылка верблюда и дал съесть малику. С того времени ежегодно в течение месяца малик выказывал признаки безумия, однако никогда не вел бессвязных речей и не издавал странных звуков. Самое большее, он ежегодно устраивал в нескольких местах собрание и на каждое из них сажал группу певцов. Посылал также в собрания поэтов и музыкантов, а сам садился на коня и разъезжал, заглядывая в каждое собрание. Там, где хотел, он сам и его приближенные вкушали угощение. В других собраниях еду и напитки распределяли между находившимися на них гостями. Ежегодно в течение одного или двух месяцев положение оставалось таким. В раздаче [милостыни], щедрости пожертвований и благочестии он излишествовал. Ежегодно он использовал в собраниях розовую воду, водку, пряности в больших количествах. После истечения этого периода он вновь жил независимо, благородно.
За время траура по дорогому сыну его тоска достигла крайнего предела. В то время, когда Амир-Мухаммад-Амин направился в Ирак, было начало весны. Дело перешло границы равновесия. Он оседлал коня и поехал с группой людей следом за Амиром Мухаммад-Амином в Хауздар. Доехал до шатра упомянутого выше эмира и высказал сильное желание видеть отсутствующее лицо. Собрание стало оживленным. В тот день Малик Мустафа еще до приезда в Хауздар верховного малика был назначен с пятьюстами всадниками сопровождать караван Амира Мухаммад-Амина и должен был доставить его в укрепленное селение Бам в Кирмане. К своему даруге на службу приехали также накибы Зириха, ибо Малик Мустафа был бессменно правителем Зириха /222/ и Рамруда. Там были в сборе все приближенные маликов вместе с самими маликами. Людей каравана сопровождали почти десять тысяч воинов. На следующий день на рассвете, [когда] благоуханная душа верховного правителя была близка к тому, чтобы обидеться на Мухаммад-Амина, он угрожающе возопил: «Грабьте его караван!»
Систанцы, которые в начале года разграбили караван Амира Джалала, в силу своего характера снова мечтали о таком дне, хотя испытанные ими муки от [необходимости] вернуть имущество купцов каравана Амира Джалал ад-Дина были для них подобно смертельному яду, однако во рту у них все еще была влага от вкушения радости владения им. Особенно тогда, когда на это дал добро верховный малик. Они собрались уже выехать, как Малик Джалал ад-Дин, его люди и приближенные оседлали коней и
