Глава пятьдесят пятая
Дары Хосрова Ниятусу и румийцам и проводы их в Рум. Послание вельможам Ирана
Наутро шахиншах сказал Харроду:
«Румийцы опоясались к уходу.
Укрась чертоги пышно и светло,
Устрой прием, поведай мне число
Отрядов старых и новоприбывших,
Всех воинов, мне честно послуживших.
Обидеть никого я не хочу,
Двойную плату каждому вручу».
А самым храбрым, сверх обильной платы,
Коней вручили, ценные халаты,
А Ниятусу дали жемчуга,
Подарен также был ему слуга,
Украшенный алмазным ожерельем,
И конь, скакавший с шумом и весельем.
Так много было роздано даров,
Что говорили: «Превзошел Хосров
Все мыслимые щедрости границы!»
Отправились на родину румийцы.
Он Руму города вернул назад,
Те, что Кисро завоевал, Кобад,
С румийцами провел два перехода, —
Яд горечи сменила сладость меда.
Потом отправился он в храм огня.
Завидев купол, он сошел с коня,
В слезах к святому подошел он месту,
Он две недели там читал Авесту.
Когда настало празднество огня,
Хосров, обычаи отцов храня,
Предписанные совершил обряды,
Прося прощенья, помощи, отрады.
Он столько дервишам раздал добра,
Алмазов, золота и серебра,
Диргемов столько, что кругом сказали:
«Теперь в жилищах наших нет печали».
Затем, чтобы вкусить земных даров,
В богатый город поскакал Хосров.
Был изобилен этот край счастливый,
Сады цвели и золотились нивы.
Там пребывал когда-то Нуширван:
В том городе построил он айван.
Царю обрадовались горожане,
Трон для него воздвигли на айване.
Воссел Хосров на дедовский престол,
Велел, чтобы к нему писец пришел,
Чтоб написал советник белоглавый
Посланье обитателям державы.
Приняв совет Бандуя, шахиншах
Густахма, искушенного в делах,
Исполненного разума и знаний,
Наместником назначил в Хорасане.
Бурзмехр, приятный станом и лицом,
Назначен был советником-писцом.
Потом щедроты шах излил без края,
Ситарха, Даробгирда одаряя.
Был награжден обильно Ромбарзин,
Велел послать Шапуру властелин
Дары, овеянные благодатью,
Послание, скрепленное печатью.
Другим посланием был награжден
Вельможа родовитый Андиён:
Шах дал ему все города Кирмана,
Чтоб справедливо правил, без обмана.
Решив Гардую целый край отдать,
Он снова приложил свою печать.
Болуя, с кем дружна была удача,
Назначил шахиншах владыкой Чача.
Тухвору молвил: «Утром и в ночи,
Храни от всех сокровищниц ключи».
Затем взглянул Хосров на ратоборцев,
На малых и великих царедворцев,
Сказал вельможам твердые слова:
«Харрод Бурзин отныне ваш глава.
Он шахскими делами будет править,
Свое на всех указах имя ставить».
Все войско, до единого бойца,
Что шаху было верным до конца,
И деньги получило, и халаты,
Поехало на отдых в край богатый.
Глашатаи, правдивые мужи,
Весьма красноречивые мужи,
С воззванием помчались по державе:
«О подданные шаха! Вами вправе
Лишь справедливый править властелин, —
Покорности достоин он один.
Не надо крови проливать в Иране
И совершать не надо злодеяний.
А если вас обидит кто-нибудь,
На вашу жизнь захочет посягнуть,
То будет притеснитель тот повешен,
В огне святом сгорит за то, что грешен.
Принадлежат вам и добро, и дом,
Что вы добыли собственным трудом.
Пусть ест и пьет свободно каждый сущий,
А нет — пусть к нам прибегнет неимущий.
Есть в каждом городе у нас казна:
Она трудами предков создана.
Раздать мы приказали казначеям
Голодным людям все, чем мы владеем,
Чтоб нищие надежду обрели,
И пищу, и одежду обрели.
О них забота будет недреманна,
Все из казны получат по три мана».
Дивился мир деяниям его!
Благодаря даяниям его
Держава сделалась цветущим раем,
Повсюду был Парвиз благословляем.
Такой владыка лучше во сто крат
Отступника, что знаньями богат!
Лишь тех должны хвалы мы удостоить,
Кто хочет свой народ благоустроить.
Глава пятьдесят шестая
Плач Фирдоуси на смерть сына
Вот жизнь прошла, мне шестьдесят шестой,
Не надо мне гоняться за тщетой.
Отцу о смерти сына думать надо,
И в этой думе будет мне отрада.
Был мой черёд покинуть этот свет,
А милый сын ушел во цвете лет.
Спешу тебе навстречу, друг далекий,
А встречусь — выскажу свои упреки:
«Был мой черёд, а ты, в расцвете сил,
Ушел и разрешенья не спросил.
Ты защищал от бед отца родного,
Но ты ушел от спутника седого.
Не потому ли от меня ушел,
Что молодого спутника нашел?»
Тридцать седьмой зимы не пережил он,
Обманутый в мечтах, уйти решил он.
Он постоянно был суров со мной…
Не в гневе ль ныне стал ко мне спиной?
Но он ушел, а боль со мной осталась,
Мне тяжкая тоска в удел досталась.
Ушел он, и теперь в садах творца
Он выбирает место для отца.
Увы, никто не приходил оттуда,
Ни разу не было такого чуда!
Он смотрит на меня, он ждет меня,
Он сердится: задерживаюсь я.
Я медлю, он торопится в дорогу,
Со стариком итти не может в ногу,
Я стар, он молод, я — отец, он — сын,
Но, не спросившись, он ушел один.
Что сберегли мы от земного дела?
Душа да будет панцырем для тела!
Прошу я милосердного творца,
Насытившего чистые сердца,
Чтоб все твои грехи тебе простил он,
Чтоб дух твой омраченный просветил он.
Глава пятьдесят седьмая
О Бахраме Чубина и хакане Китая
А ты, старик, веди вперед рассказ,
Свои достаны сказывай сейчас.
Когда Бахрам добрался до Турана,
Его встречали сын и брат хакана.
При каждом был руководитель-жрец,
Что ни боец их рати, то храбрец.
Десятитысячная рать Китая
Скакала, витязя сопровождая,
Склонился пред властителем Бахрам,
Из уст излиться дал он похвалам.
Тот подошел к нему, приязни полон,
Ладонью по лицу его провел он,
Потом спросил о трудностях пути,
О битвах, что пришлось ему вести.
Поговорил владеющий страною
С Изадгушаспом и Ялонсиною.
Бахрам на золотую сел скамью,
Хакана руку в руку взял свою
И так воскликнул: «О достойный славы
Военачальник и глава державы!
Тебе известно, что Хосров-злодей
На всей земле преследует людей.
Продолжит он преследованье злое,
Когда он даже заживет в покое.
Вот мы с тобой сидим к лицу лицом.
Поможешь мне в хорошем и плохом, —
Я стану другом преданным Китаю,
Своим вожатым я тебя признаю.
А если сомневаешься во мне, —
Не будем говорить наедине.
Я помощи твоей просить не стану,
И взоры я направлю к Индостану».
«О благородный, — отвечал хакан, —
Тебе не надо ехать в Индостан.
Я родичем своим тебя считаю,
Как сын мой, дорог будешь ты Китаю.
Страна моими думами живет,
Со мною знать, со мной простой народ.
Я над вельможами тебя поставлю,
От подчинения тебя избавлю».
«Мне в этом поклянись, — Бахрам сказал, —
Хочу, чтоб сердце твой язык связал».
Воскликнул властелин чистоязыкий:
«Во имя бога, нашего владыки,
Клянусь, что буду я с тобой во всем, —
Я друг тебе в хорошем и плохом!»
Друзья, расположась на двух айванах,
Ковров потребовали златотканых,
Потребовали разного вина,
Беседуя друг с другом дотемна.
Потом хакан прислал ему каменья,
И слуг, и золотые украшенья,
Утешить в горести его спеша,
И сумрачная ожила душа.
Не ездил на охоту, на забавы,
Не приходил решать дела державы,
Не пил вина и не играл в човган
Без друга сокровенного хакан!
Он засыпал, Бахрама прославляя.
Так жизнь текла властителя Китая.
Пришел однажды в ясный час утра
К хакану знатный муж Макотура.
Во время битвы знал он путь к удаче,
Он жемчугом хакана был богаче.
Увидел в изумлении Бахрам:
Тот муж ударил пальцем по губам,
Как простолюдин делает, являя
Покорность повелителю Китая, —
И слуги, средь дворцовой тишины,
Ему вручили деньги из казны:
За каждый из почтительных ударов
Тот получал по тысяче динаров!
Так продолжалось много дней подряд.
Темнел при этом у Бахрама взгляд.
Однажды он сказал, смеясь: «Великий,
Перед тобой склоняются владыки,
Но тысячу динаров на заре
Ты каждый день даешь Макотуре,
Дела такие вижу я впервые:
Накопит он богатства даровые!»
Сказал хакан: «Таков закон страны.
Пред тем, кто нас храбрее в час войны,
Кто ради нас тяжелые лишенья
И горе терпит на полях сраженья,
Гордиться никогда мы не должны,
Ему даруя от щедрот казны.
Захочет возвеличиться над нами, —
Его глаза мы ослепим деньгами,
Не то поднимет войско против нас,
Чтоб от крамол наш светлый день погас»,
Сказал Бахрам: «Неправ ты, царь Китая,
Бесстыдному невеже потакая.
Не должен царь, достигший до звезды,
Вручать рабу правления бразды.
Прикажешь, — я тебя избавлю скоро
От наглого раба и от позора!»
Сказал хакан: «Зачем тебе приказ?
А сможешь от него избавь ты нас».
Сказал Бахрам: «Ответствуй речью гневной.
Лишь он придет за данью каждодневной,
А лучше — промолчи ему в ответ,
Будь с ним суров: поможет мой совет».
Рассвет развеял тьму лучом багряным.
Предстал Макотура перед хаканом.
На воина властитель не взглянул,
От слов его хакан свой слух замкнул.
Тот рассердился на царя Китая,
Зрачки расширились, огнем сверкая,
Спросил: «Зачем унизил ты меня?
Зачем я дожил до такого дня?
Лежит вина, я знаю, на Бахраме:
Он к нам явился с тридцатью друзьями,
Чтоб нашей рати гибель принести,
Чтоб ты свернул с правдивого пути!»
Сказал Бахрам: «О воин, храбрый в сече,
Повел ты слишком скоро эти речи.
Когда властитель, разумом ведом,
Захочет следовать моим путем,
То впредь не будешь ты, слуга лукавый,
Так дерзко расхищать казну державы
Лишь потому, что ты смелее льва,
Что ты в бою — трехсот стрелков глава!»
Не посмотрел воитель на хакана,
Пришел он в гнев и ярость, из колчана
Он вынул тополевую стрелу,
Сказал Бахраму: «В боевом пылу
Она — язык мой, грозный переводчик!
Давай же встретимся без проволочек.
Когда придешь ты завтра во дворец,
То берегись: наступит твой конец».
Едва Бахрам услышал это слово,
Он одарил стрелою тополевой
Макотуру и молвил: «Вот мой дар.
Еще почуешь ты ее удар».
Макотура сердито брови сдвинул,
В безмолвном бешенстве дворец покинул.
