Маснави (поэма о скрытом смысле) - Джалаледдин Руми

Твердила женщина одно и то же:

«О мой любезный муж, так жить негоже.

В какой ты держишь скудости меня,

Что я и днем не вижу света дня!»

«Меня, жена, ты обвиняешь ложно,—

Ответил муж.— Кручусь я сколь возможно,

Чтобы с тобою не были мы нищи,

Чтобы одежды раздобыть и пищи!»

У женщины был неуступчив нрав:

«Ты видишь — обтрепался мой рукав.

И я ношу столь грубую одежу,

Что до крови она стирает кожу!»

Ответил муж: «И впрямь я не богат,

Тебя в шелка одеть я был бы рад,

Но все ж подумай: было б много хуже

Тебе, несчастной, вовсе жить без мужа.

И лучше уж одежда, что груба,

Чем разведенной женщины судьба.

Хоть бедность нам порой приносит муки,

Она милей развода и разлуки!»

Священника, чья борода седа,

Спросили: «Старше ты иль борода?»

«Конечно, я,— священник удивился,—

Ведь я без бороды на свет родился!»

Спросили вновь: «Коль прожил больший срок,

Чем борода твоя, то как ты мог

Свой черный нрав не изменить нимало.

Хоть борода с годами белой стала?»

Шел государь в мечеть молиться богу,

И стражники, чтоб проложить дорогу,

Чтоб без помех пройти владыка мог,

Сбивали многих правоверных с ног.

Всегда лилось невинной крови много,

Когда воспоминал владыка бога.

И некий муж, избитый без вины,

Сказал: «Эмир, твои пути грешны.

Зачем молитву, чистое деянье,

Ты превращаешь и наше наказанье?

Ужель мученья мы должны терпеть

Лишь потому, что ты идешь в мечеть?»

Баран, верблюд и бык короткорогий

Нашли охапку сена на дороге.

Сказал баран; «Коль поделить на трех,

Сыт ни один не будет, видит бог.

И потому пусть этот корм сжует

Из нас троих тот, чей древнее род.

Тех почитать, кто прожил долгий срок,

Всем предписал великий наш Пророк.

Хоть ныне молодое поколенье

Являет редко старшим уваженье:

Или еду, что обжигает рот,

Юнец седому первому дает,

Или на мост, что держится едва,

Готов он старика пустить сперва.

Давайте ж вспомним корень свой сейчас

И разберемся, кто древней из нас?»

Он продолжал: «Воздайте мне по чести,

Ибо я пасся с тем бараном вместе,

Что в жертву соблюдавшими закон

Был вместо Исмаила принесен!»

Бык возразил: «Я старше по годам,

Я — тот, кого в ярмо впрягал Адам!»

Пока они, бранясь, творили суд,

Стоял поодаль и молчал верблюд.

Он сено взял с земли и вместо спора

Стал уплетать его довольно споро.

Он рассудил: «Я тех двоих древней,

Поскольку — всем известно — я сильней.

Решают дело не слова, не годы,

А то, что ихней я крупней породы.

Известно всем, что выше небосвод

Земли с ее обилием щедрот.

Земля просторна, но ее намного,

Просторней небеса — обитель бога».

Хомяк с лягушкой, хоть несхожи плоти,

Хоть жил на суше он, она — в болоте,

Все ж сблизились друг с другом, и хомяк

Подруге объяснял, кто друг, кто враг.

Да и лягушка, выбравшись на сушу,

Пред верным другом раскрывала душу.

И счастье наполняло их сердца.

Казалось, этой дружбе нет конца.

В ней было подтвержденье изреченья,

Что милость божья — это единенье.

И квакала лягушка из болота,

Урчал хомяк свое счастливо что-то.

Бывает ли безмолвен соловей

Пред розою возлюбленной своей?

И спутнице хомяк сказал однажды: