в реальной жизни (а в повествованиях легко сочетаются с “мотивами” не столь “вечными”, пришедшими из “отдельно взятого” времени).
Так, очевидно, составлен из “мировых” “мотивов” “Рассказ о человеке истинно праведном” (№ 30), действие которого происходит в Митхиле. Центральный “мотив” этого “рассказа” в классификации Томпсона имеет обозначение Н252 и называется “Act of Truth” (это перевод санскритского сложного слова satya-kriya; на языке пали — sacca-kiriyä): некто утверждает, что нечто истинно, и заявляет: “Если мои слова правдивы, то пусть произойдет то-то и то-то”. Этот “мотив” широко представлен в индийской повествовательной литературе [720], но, кроме того, как свидетельствует “Указатель мотивов” Томпсона, встречается и в средневековых английских житиях святых, и в ирландских мифах, и в исландских преданиях, и даже в Талмуде [721]. Интересно, что в Митхиле бытует такая легенда: Видьяпати, как благочестивый индус, когда почувствовал приближение смерти, отправился к Ганге, чтобы расстаться с жизнью на ее берегу; но, будучи уже слаб и немощен, Видьяпати не дошел до священной реки и вынужден был заночевать на каком-то расстоянии от нее; утром же он увидел, что Ганга за ночь изменила русло и сама приблизилась к нему, так что он все-таки смог осуществить свое первоначальное намерение [722]. Раманатх Джха, излагая эту легенду, справедливо замечает, что она слишком похожа на “Рассказ о человеке истинно праведном” из “Испытания человека” [723].
К тому же классу “новеллистических сказок” с “универсальными мотивами” можно отнести и “Рассказ об искусном шутнике” (№ 29), на который обратил внимание еще Г. Брокгаус (см. начало этого послесловия): вор, приговоренный к казни, спасает свою жизнь умной шуткой, обращенной к царю [724]. Этот “рассказ” замыкает третью часть книги (“Рассказы об умельцах”). В первых двух частях, как уже сказано, “рассказы” четко делятся на “примеры положительные” и “примеры противоположные (отрицательные)”. В третьей части как будто проведен тот же принцип: за “рассказами” о людях, преуспевших в той или иной области (№ 16—25), идут “Рассказ о человеке, чье искусство пропало втуне” (№ 26), “Рассказ о неуче” (№ 27) и “Рассказ о недоучке” (№ 28)... “Рассказ об искусном шутнике” (№ 29) в этом плане амбивалентен. С одной стороны, он стоит в ряду “противоположных примеров” — вероятно, потому, что речь в нем идет о воре, т.е. о человеке с “отрицательным” умением [725]. Но, с другой стороны, вор в данном случае выступает как успешный умелец в области смеха и шутки [726] — и это его умение в самом рассказе оценивается положительно [727]. Владение искусством смеха как бы искупает, перевешивает отрицательные качества персонажа.
Может быть, не случайно то, что “рассказ”, в центре которого “мотив” смеха и шутки, занимает одно из ключевых мест в композиции книги. Соотношение “серьезного” и “смехового” — одна из непростых проблем интерпретации книги Видьяпати, как и многих других инокультурных текстов [728].
Рассмотрим в этой связи два “рассказа” Видьяпати (№ 21 и № 40, своего рода новеллы), в которых главные герои — плуты Муладэва и Шашидэва. По своим сюжетам эти два “рассказа” подобны: в обоих случаях происходит обманное завлечение простодушных женщин (в “рассказе” № 21 — в брак с Муладэвой, в “рассказе” № 40 — в прелюбодеяние с Шашидэвой), и в обоих случаях ради достижения цели [729] сам Шашидэва выдает себя за женщину.
Муладэва и Шашидэва — традиционные образы плутов в индийской словесности. “Рассказы” о них есть и в “Океане сказаний” Сомадэвы [730], и в “Семидесяти рассказах попугая” [731], и в других текстах [732]. В современной индологии этим плутам посвящено уже несколько специальных исследований [733]. Многие сюжеты, связанные в индийской словесности с Муладэвой и Шашидэвой, имеют, несомненно, “универсальный”, “общемировой” характер. Выше уже было показано, что “Рассказ о распутном плуте” (№ 40) по своему сюжету аналогичен одной из новелл Ф. Саккетти и одной “сказке”, записанной в Сицилии. Не менее интересен в этом плане и “Рассказ о человеке, искусном в живописи” (№ 21). Правда, отождествить сюжет этого “рассказа” с каким-либо “типом” в системе Аарне—Томпсона не удается [734], но несомненно, что данный сюжет или, по крайней мере, его “структура”, должны быть отнесены к числу “бродячих”.
Так, например, в джайнской словесности известен следующий сюжет. Дочь богатого купца видит утку с селезнем — и вдруг вспоминает, что в прошлом рождении она сама была уткой, умершей после того, как некий охотник убил ее мужа-селезня. Девушка рисует картину, на которой изображены утка с селезнем, и с ее помощью находит своего мужа в его новом (человечьем) облике. Вскоре после свадьбы герои повествования встречают джайнского монаха (который в прежнем рождении был тем охотником, что убил селезня) и под влиянием его проповеди сами отрекаются от мира, становятся джайнскими монахом и монахиней [735].
В “Океане сказаний” Сомадэвы среди прочего повествуется и о том, как царевич Нараваханадатта обрел свою третью жену Карпурику. Некая подвижница рассказывает Нараваханадатте, что у одного раджи есть прекрасная дочь по имени Карпурика, которая ненавидит мужчин и отказывается выходить замуж, но в Нараваханадатту непременно влюбится и станет его женой. Герой отправляется на поиски, прибывает в город, где живет Карпурика, и узнает ее тайну: в прошлом рождении Карпурика была гусыней, ее гусята погибли, а муж-гусь не посочувствовал ее горю; тогда она покончила с собой, а теперь, помня свое прежнее рождение, не хочет снова выходить замуж. Нараваханадатте удается встретиться с царевной и убедить ее в том, что он в прошлом рождении был ее мужем-гусем, который после гибели гусыни с горя тоже покончил с собой. Карпурика, поверившая этому рассказу и пораженная красотой Нараваханадатты, соглашается стать его женой [736].
А вот еще сюжет, повторяющийся (в нескольких различных версиях) в обработках “Рассказов попугая” на фарси и урду [737]. Во всех версиях речь идет о властителе (богдыхане, царе) Чина, т.е. Китая. Он видит во сне красавицу и теряет покой от любви к ней. Мудрый министр, искусный живописец, со слов властителя рисует портрет красавицы. По этому портрету удается установить, что красавица — царевна Рума, которая не выходит замуж, так как разочаровалась в мужской любви (в версии Наари она однажды увидела, как селезень бросил утку с утятами погибать в огне, в версиях Нахшаби и Хайдари речь идет о предателе-павлине). Министр отправляется в Рум и рисует для царевны портрет своего повелителя на охоте, объясняя девушке, что властитель Чина разочарован в женщинах, так как однажды увидел, как самка оленя
