и сражению, были готовы к боям. Наблюдая за состоянием дел у врагов на берегу реки, они мешали им совершить переправу. Наконец сам Баба-султан подошел к берегу реки и расположился [лагерем]. Соединив суда крюками, он сделал мост, чтобы легко можно было переправиться оттуда и, переправив огромное войско, безграничную рать, вступить на путь битвы, сражения и побоищ.
Лучи этого известия засверкали в зеркале лучезарных мыслей благословенного государя [Абдулла-хана], он узнал о том, что враги сделали мост и намереваются совершить переправу. Тогда он послал к врагам отряд могущественных храбрецов, пользующихся почетом воинов, чтобы они принесли достоверные сведения [о том, действительно ли сделан мост]. Однако [это] не удалось, ибо от страха перед многочисленностью врагов и незначительностью победоносного войска, с точки зрения близоруких, казалось бессмысленным воевать. Сильный страх, невыразимый ужас охватил сердца. Поэтому никто не был в состоянии проникнуть в эту толпу [врагов] и принести достоверные сведения, рассказать [о них] с предельной точностью.
Наконец распорядительный эмир Шахим-бий аргун, который по храбрости превосходил сверстников, по смелости и мужеству отличался среди подобных себе, пришел к высокой ставке [Абдулла-хана] и заявил: “Если его величество направит в ту сторону свои благословенные помыслы и проявит исключительную милость ко мне, то возлагая всю надежду /201б/ на божью помощь, на силу счастья могущественного [хана], я приложу большое старание, чтобы осуществить это важное дело, опоясавшись поясом усердия, приложу все усилия, чтобы осуществить это намерение”.
В то время ни у кого не умещалось в воображении, весы природы ни единого проницательного [мужа, у которого] наличные деньги высокой пробы, [не определили] мысль о том, чтобы кто-либо, переправившись через реку, мог бы проникнуть к ним (т. е. к врагам) и, получив от них верные сведения, вернулся бы обратно. [Объяснялось это] тем, что величие и сила их были такими, что Джамшид-солнце, который является владыкой на четвертом [небесном] троне, от испытываемого страха перед этим неисчислимым войском дрожал бы так же, как его отражение в воде, и сгорело бы сердце у Овна.
Словом, [настала] ночь, когда могущественный владыка-солнце [сошел] с трона, украшенного золотом, и грациозно направился к покоям на западе; свою красоту, украшающую мир, он спрятал под покрывалом стыдливости; прозорливый хитрец ума оказался бродящим в равнинах изумления, быстрый вестник воображения оказался в изумлении и растерянности в пустыне смущения, в долине тьмы.
Месневи
Ночь темна, словно день воскресения из мертвых,
Не светились ни звезды, ни луна.
Великий и славный эмир [Шахим-бий аргун], возлагая всю надежду на Творца всего сущего и надеясь на силу счастья величественного и высокодостойного хана, после смены ночного караула соорудил плот и с небольшим отрядом, но с большой надеждой переправился через реку. [С ним были] такие, как его высочество храбрый Турум-мирза аргун, его сын смелый эмир-заде Надир курчи.
Бесчисленное количество людей из храбрецов эпохи, [смелых] воинов в день битвы стояли всюду на берегу той бушующей реки. С оружием на плечах, одетые в шлемы, они несли караульную службу. Никто не допускал и мысли о переправе через реку.
В ту ночь у палатки [Баба-султана] находился один из мстительных воинов, борцов, которому было поручено нести караул. Они подошли [к палатке] и взяли его в плен. [Шахим-бий аргун], не испытывая страха в сердце перед величием врагов, не [чувствуя] боязни в мыслях от [много]численности их, повернул поводья и дошел до середины реки. Врагам стало известно о случившемся. Вспыхнул огонь страха внутри их, [как] в печах, запылал огонь так, что всей толпой они бросились на берег реки и повели а наступление. Шум и крики их охватили землю и мир, /202а/ оглушили Сатурн. Как ни стремились они, оказывая сопротивление, освободить из оков своего попавшего в плен [человека], они ничего не смогли сделать. Таким образом его высочество эмир [Шахим-бий аргун] переправил через реку того взятого в плен человека и доставил к подножию трона хакана, покорителя мира. За это чудесное дело, необыкновенный случай он везде прославился смелостью и храбростью.
В связи с этим событием в войске злого неприятеля возникло волнение, напоминающее величайший страх и сумятицу, [какие будут] в долине в день Страшного суда. Полная растерянность, неописуемое расстройство овладели этой несчастной толпой.
Словом, его величество [Абдулла-хан] вызвал пленного, расспросил о положении дел у врагов, узнал о состоянии дел и наступлении той толпы, достойной порицания. Он одарил [пленного] халатом и отпустил. Он украсил прямой стан эмира Шахима почетной одеждой и раскрыл перед судьбой его ворота милости, двери щедрости.
[О том, как] его величество [Абдулла-хан] узнал о хитрости и обмане величественных врагов и по необходимости заключил мир
В течение многих дней, долгого времени эти два неисчислимых, несчетных войска стояли друг против друга. Ни враги не одержали победы над победоносным войском [Абдулла-хана], ни у победоносного войска не появилось страха перед той мятежной толпой [врагов]. Поэтому с обеих сторон начали ходить благожелательные люди, стремящиеся заключить мир. Они начертали картину мира, на ковре времени рассыпали нарды вражды. С обеих сторон повернули поводья с целью отступления, ногами старания и усердия направились в стольный город величия, в резиденцию счастья.
Однако веской причиной возвращения государевых войск послужило следующее [обстоятельство]. В те дни, когда эти два войска стояли друг против друга, все время бодрствующий ум его величества великого и славного [Абдулла-хана] озаряли лучи следующих мыслей, постоянно приходили к нему [люди и] в подтверждение этих мыслей заявляли: “Абу-л-Хайр-султан по одобрению своего отца, Джаванмард-хана, хотя внешне выражает единодушие, единомыслие [с Абдулла-ханом], но по существу на скрижалях своих мыслей чертит письмена вражды. Много раз по ночам он ходил на берег реки, чтобы выразить сочувствие Баба-султану, и приподнимал покрывало скромности с лица вражды”.
Когда его величество [Абдулла-хан] узнал об этом, учитывая время, /202б/ он не пожелал предать это огласке, чтобы не всплыла на поверхность вражда. Чтобы скрыть это дело, он по отношению к самаркандцам держал себя милостиво.
Словом, когда [Абдулла-хан] подобрал поводья возвращения и остановился в местности Туфранди [328], в эту местность пришел [один] из караульных победоносного войска [хана] и сообщил следующее: “Около двух тысяч воинственных храбрецов, воинов, возбужденных, с криком, с ног до головы одетых в кольчугу и биктар, сидящих на конях, [быстрых], как резкий ветер, готовых к бою и сражению, вступили в Хас [329]. Вслед за ними пришли отряд за отрядом, полк за полком [воины], вооруженные и оснащенные для битвы и сражений. Представляется целесообразным, чтобы его величество назначил отряд
