Фьямметта. Фьезоланские нимфы - Джованни Боккаччо

Небольшая повесть «Фьямметта» и пасторальная поэма «Фьезоланские нимфы» созданы Джованни Боккаччо непосредственно перед «Декамероном».

Не без основания повесть «Фьямметта» считают первым любовно-психологическим романом в мировой литературе. Проникновение в чувства и переживания молодой женщины, покинутой своим возлюбленным, интерес к внутреннему миру героини, реалистическое раскрытие женской души, обилие тонко и верно подмеченных бытовых и психологических деталей — все это делает книгу Боккаччо одним из выдающихся памятников литературы итальянского Возрождения. «Фьямметта» была впервые переведена на русский язык известным поэтом М. А. Кузминым в 1913 г. Для нового издания перевод сверен с итальянским критическим текстом, и в него внесены незначительные исправления.

Поэма «Фьезоланские нимфы» написана на мифологический сюжет, развертывающийся на фойе блестяще обрисованной природы Тосканы. В этой поэме Боккаччо показывает себя незаурядным мастером стиха; он лиричен в описаниях природы и переживаний героев, ироничен в комических сценах, точен и подробен в бытовых описаниях. «Фьезоланские нимфы» впервые изданы на русском языке в 1934 г. в переводе Ю. Н. Верховского. Перевод публикуется без изменений.

В «Дополнениях» печатаются авторские примечания к «Фьямметте» — в тексте соответствующие места обозначены звездочкой (*)[{} в электронной версии], опубликованные лишь в 1939 г., а также посвящение возлюбленной Боккаччо к его поэме «Тезеида» и несколько сонетов.

В книгу включена статья профессора А. А. Смирнова (1883-1962), одного из крупнейших специалистов по литературе средних веков и эпохи Возрождения. Написанная почти два десятилетия назад и предназначавшаяся для других целей, статья эта несколько сокращена в той своей части, которая касается поздних произведений Боккаччо, созданных уже после «Фьямметты» и «Фьезоланских нимф».

Начинается книга,

называемая элегией

мадонны Фьямметты,

посланная ею влюбленным женщинам

Отрада жалоб у людей несчастных обыкновенно увеличивается, когда они подробно разбираются в своих чувствах или видят в ком-либо сочувствие. Поэтому, так как во мне, желающей жаловаться более других, причина жалоб от долгой привычки не уменьшается, а увеличивается, — мне хочется, благородные дамы, в чьих сердцах пребывает любовь, быть может, более счастливая, нежели моя, — мне хочется, если это возможно, своим рассказом возбудить в вас сострадание. Я не забочусь, чтобы моя повесть дошла до мужчин; напротив, насколько я могу судить о них по тому, чья жестокость так несчастливо мне открылась, с их стороны я скорей дождалась бы шутливого смеха, чем жалостных лиц. Прочитать эту книгу прошу лишь вас, кого по себе знаю кроткими и благостными к несчастным: вы здесь не найдете греческих басен [1], украшенных выдумкой, ни битв троянских [2], запятнанных кровью, но любовную повесть, полную нежной страсти. Через нее увидите вы жалкие слезы, порывистые вздохи, жалобные стоны и бурные мысли, которые, муча меня непрестанно, отняли прочь пищу, сон, веселые забавы и любезную красоту. При этом рассказе, прочтет ли его каждая из вас отдельно, или все вместе собравшись, если вы обладаете женским сердцем, то, уверена, нежные лица ваши зальете слезами, а мне, которая больше ничего и не ищет, будут они утешеньем в вечной скорби. Молю вас, не удерживайтесь от слез; думайте, что ваша любовь, как и моя, может быть не весьма прочной, если же они схожи (чего не дай бог), напоминая, я сделаю вам ее милой. Но так как рассказывать дольше, чем плакать, скорее приступлю к обещанной повести моей любви, более счастливой, нежели прочной, начиная со счастливых дней, чтобы теперешнее мое положение явилось вам более несчастным, а затем доведу свое слезное повествование как могу до дней несчастных, от которых справедливо плачу. Но раньше, если мольбы несчастных бывают услышаны, я — удрученная, заливаясь слезами, молю — если есть божество на небе, чей бы дух тронулся моею скорбью, — молю укрепить мою скорбную память и трепещущую руку к предстоящему делу, чтобы печали, что в сердце я испытала и испытываю, дали памяти силу найти слова, руке же, более желающей, чем способной к такому труду, возможность их написать.

в которой госпожа описывает,

кто она, какие предзнаменования

указывали ей грядущие несчастья,

когда, где, как и в кого она влюбилась

и последовавшее за тем счастье

Я родилась от благородных родителей [3], воспринятая благостной и щедрой судьбою, в то время года, когда возрожденная земля кажется наиболее прекрасной. О проклятый и противнейший из всех дней день моего рожденья! Сколь счастливей было бы мне не родиться или быть погребенной тотчас после печального рождения! Если б имела я не более долгий век, нежели зубы, посеянные Кадмом [4] { 1 }, если б Лахесис [5] { 2 }, свою нить начавши, оборвала тотчас! В младенческом возрасте прекратились бы бесконечные скорби, что ныне печально нудят меня к писанию. Но к чему эти жалобы! Тем не менее я живу, такова воля господня, чтобы я существовала. Итак, рожденная, как я уже сказала, среди благ жизни и вскормленная в них, отданная с детства до нежного отрочества под надзор почтенной наставницы, я приобрела привычки и манеры, свойственные знатным девицам. И как мой рост с годами увеличивался, так усиливалась и моя красота, источник моих необычайных бедствий. Увы! когда еще маленькую меня хвалили многие за красоту, я гордилась этим и старалась с усердием и искусством сделать еще большею свою прелесть.

Сделавшись более взрослой и угадав, наученная природой, какие желания возбуждают прекрасные дамы в юношах, я узнала, что моя красота (несчастный дар для тех, кто желает жить добродетельно) рождала любовный пламень в моих сверстниках и в других благородных людях. И они различными способами (мало мне тогда известными) пытались неоднократно возжечь во мне тот же огонь, которым сами горели и от которого я впоследствии больше, чем кто бы то ни было, не только согрелась, но и сгорела; многие усердно ко мне сватались, но так как я вышла замуж за одного из них, вполне подходящего ко мне во всех отношениях, то вся толпа влюбленных, как бы лишенная надежды, перестала меня добиваться. А я, совершенно довольная таким супругом, жила в полном счастьи до той поры, пока неистовая страсть с небывалою силой не овладела молодою душой. Увы! не было ничего, способного успокоить мое или какой-либо другой женщины желание,