сравнить их со своими в Джулистане (это значило – с теми, которые он подарил Джулле). А та, показывая готовность это исполнить, отвечала:
– Сир, так как снять в вашем присутствии украшения, как мне кажется, было бы для меня великим позором, я пойду в соседнюю комнату, совлеку их с шеи и принесу вам; и вы сможете по своему усмотрению располагать ими и всем прочим нашим добром, которое мы преподносим вам от всего сердца.
Король, во время беседы внимательно слушавший голос Джуллы, в безмерном смятении сказал сам себе: «Могут ли сильней убедить меня украшения, если я ее вижу и слышу? Лучше я снова вернусь к ней, в ее покои, и проверю». Отозвав Джассемена в сторону, он сказал, что хочет снова для неких своих дел спешно вернуться к себе, так пусть дадут знать девушке, ушедшей в соседнюю комнату снять украшения, чтобы их не приносила, и пусть ждут его здесь, ибо он вскоре вернется. Не говоря больше ни слова, словно безумный, он бегом пустился в Джулистан. Одновременно и Джассемен отправил Джуллу по обычному пути; переодевшись в прежнее платье, та вернулась в свои покои раньше короля, и он по приходе нашел девушку в том же платье, в каком ее оставил, а так как украшений у нее на шее он не увидел, то спросил, почему она ими не убралась. На это она отвечала:
– Сир, украшения, которые вы по милости своей мне подарили, мне не подобает носить до истечения сорока дней, которые я у вас выпросила, так что я храню их запертыми в этом ларчике. – И, открыв ларец, показала их ему. – Но пожалуйста, сир, – прибавила она, – скажите мне, отчего вы меня об этом спрашиваете?
На это король, который почти избавился от подозрений и пылко любил девушку, рассказал ей по порядку обо всем случившемся, клятвенно утверждая, что чем больше он на нее глядит, тем больше она кажется ему весьма похожей на жену молодого купца, что живет во дворце Джассемена. Кончив свои речи, он решил удостовериться во всем с помощью другой приметы: взял девушку за правую руку, делая вид, что хочет ее обласкать, и стиснул до синяков и черноты. Засим он немедленно направился во дворец Джассемена.
Но Джулла, перепугавшись из-за этой отметины, тайной дорогой воротилась во дворец быстрее короля и, показав руку мужу и Джассемену, глубоко опечаленная, рассказала им все по порядку. Но Джассемен, сведущий не в одном искусстве, сказал ей:
– Не тревожьтесь, госпожа, я немедленно возвращу вашей коже прежний вид.
Он вошел в сад и отыскал некую травку: едва он коснулся ею синяка, хитроумно оставленного королем, как кожа Джуллы снова сделалась нежной и прекрасной. Джулла, безмерно этим обрадованная, облекшись в другое платье и убравшись украшениями, вместе с мужем и Джассеменом вышла встречать во дворе короля. А тот, с веселым лицом приняв их приветствия, обратился к девушке и сказал:
– Пожалуйста, прежде чем мы сядем за стол, прекрасная девица, с позволения вашего мужа я хочу просить вас об одной милости: покажите всем вашу правую руку, дабы избавить меня от великого сомнения.
Джулла с готовностью исполнила его просьбу, и он, не увидев никакого синяка, веселый и обрадованный, думая, что это не его Джулла, много благодарил ее за таковую любезность и сел за столом напротив нее, занятый мыслью о том, как бы ее похитить. По окончании пира они долгое время наслаждались самой изысканной музыкой и пением, и король, чтобы затеянное им не потерпело неудачи, рассуждая о разных вещах, наконец сказал, что во всю свою жизнь не проводил дня счастливее. Их дружество, объявил он, столь ему любезно и мило, что, если им это будет угодно, он много раз возвращался бы навестить столь приятное общество. Джассемен, слыша его слова и разумея, для чего они говорятся, в желании сильнее над ним поглумиться отвечал так:
– Для нас это было бы весьма драгоценно, сир, и мы почитали бы великой милостью, если бы вы многократно удостоивали почтить нас королевским присутствием, и смиренно просим вас об этом.
За эти слова король всячески его благодарил и, полный веселья, попрощался и вернулся в свой дворец. Едва забрезжил рассвет, он, дабы взглянуть на девушку, вошел в сад, располагавшийся близ дворца юношей, и, увидев ее, начал любоваться. Так он провел семь дней, а между тем много раз ходил обедать с юношами, всячески стараясь застать девушку одну. А так как Джассемен задумал сполна поглумиться над королем, они с Феристено решили позволить королю застать Джуллу одну и занимать ее беседой, как ему вздумается. Когда на другой день король пришел обедать с юношами, девушка оказалась одна. В обильных речах он объявил ей, что пылко ее любит, и любезно просил, чтобы подарила ему свою любовь. На эти просьбы Джулла отвечала:
– Сир, ваше обхождение внушило мне такую любовь к вам, что я ни в чем уже не могу вам отказать; но пока здесь мой муж и Джассемен, я не вижу, как удовлетворить и ваше, и мое желание. Так как в ближайшие дни они должны покинуть город со своим товаром, нам следует подождать, когда они отправятся в путь; тогда мы сможем наслаждаться с вящей надежностью для моей жизни и вашего удовольствия.
Этот ответ был в высочайшей степени отраден королю, и он, поцеловав ей руку, в веселье и радости удалился. Джулла же поведала о произошедшем мужу и Джассемену, своею проделкою доставив им несказанное удовольствие. Но так как они видели, что король пылко в нее влюблен, и понимали, что уже довольно над ним поиздевались, то, дабы избегнуть коварства, которое тиран мог им готовить, решили немедленно уехать.
По этой причине Джассемен, отправившись тем же вечером в поздний час на морской берег, нашел там христианский корабль, который отправлялся на следующую ночь, и, уговорившись с хозяином, приготовил все необходимое для отплытия. Рано поутру направившись к королю, они объявили, что хотят отправиться с товаром в Индию, и препоручали его попечению девушку, которую, по их словам, оставляли здесь для заботы о дворце. Король, которому это было весьма приятно, уверял их, что ради многих любезностей, ими оказанных, он будет оберегать и девушку, и дворец, словно свое собственное добро. Юноши много его благодарили и с его позволения удалились. Все приготовив, на следующий день в поздний час они вместе с Джуллой и Акель отправились к кораблю и через несколько часов при попутном ветре оказались во многих милях от тирана.
Король же, поднявшись рано поутру и слыша, что корабль отплыл, уверился, что теперь может наслаждаться девушкой как ему угодно. Тотчас отправившись в ее дворец и войдя во двор, он, никого не встретив, поднялся по лестнице и пришел в залу. Та, как и все прочие покои, была пуста, и ни один человек пред ним не показался; приметив яму, сделанную Джассеменом, король, словно впавший в отчаяние, вошел в нее и добрался до покоев, которые отвел Джулле. Тут он уразумел, какую шутку сыграли с ним юноши, и, охваченный внезапной скорбью и безмерной яростью, через два дня жалким образом скончался, и никто не знал почему. А так как он не оставил другого потомства, кроме заточенной дочери, советники по долгом рассуждении о наследнике державы сочли за лучшее вывести дочь умершего тирана из темницы, выдать ее за двоюродного брата, сына того, что был убит королем, и сделать юношу наследником державы.
Это решение было тотчас исполнено, и свадьбу справили с великим торжеством. В скором времени новый король, известившись от жены, что наследовал державу благодаря ее молитвам и обетам по совету Джуллы, приказал, чтобы юноши вместе с Джуллой и Акель немедленно вернулись, ибо по великости оказанного ему благодеяния намеревался достойно их наградить. Но известившись, что те, хотя осведомлены о смерти тирана и всем последовавшем, все же страшатся вернуться, он отправил за ними послов, с ручательствами которых те вернулись к новому королю.
Джулла рассказала ему всю историю с самого начала, и он, воздав вышнему Богу бесконечную благодарность, намеренный исполнить обет жены, немедленно вместе с нею принял веру Христову. То же самое сделали и его советники из-за увиденного ими чуда, и в скором времени все люди в его городах и областях приняли крещение. Снова справив свадьбу по обряду Римской церкви, король пожелал, чтобы Джассемен, бывший причиною его возвышения, взял в жены Акель, верную подругу Джуллы. Было объявлено о великом и пышном празднестве, на которое люди стекались даже
