должна быть употребляема в английском королевстве.
— Впредь будет дозволено, — сказал он, — А покупать и продавать ткани только на „ярды“, и кто станет обманывать моих подданных фальшивыми мерами, не только должен будет заплатить штраф королю, но и подвергнется тюремному заключению. Что же касается второго пункта, — прибавил он, — то, ввиду того, что я скоро покину страну, я не могу вам дать большего удовлетворения, как только издав постановление, гласящее в общих чертах: „Так как обрезанная монета, вопреки закону, не принимается в уплату, то впредь до нового распоряжения только обрезанная монета будет иметь законное обращение“. Итак, я сделаю распоряжение относительно того, чтобы монеты, находящиеся в обращении в королевстве, были обрезаны, и таким образом вы будете удовлетворены. Наконец, что касается третьего пункта, по поводу города Галифакса, где бывают такие частые случаи похищения вашего сукна, так как существующие законы недостаточны для обуздания воров, то, действительно, необходимо изыскать более строгие наказания.
В этом месте Ходжкинс невежливо прервал короля и сказал на грубом северном наречии:
— Честное слово, государь, клянусь чем угодно, чорт меня побери, ничем их нельзя успокоить, как только повесив их за шею! Если им даже и глаза выколоть, все равно они будут шататься по всей стране, распевая Лазаря, нищенствуя и угрожая всем [29].
Король улыбнулся, слушая этого грубияна, и ответил:
— Успокойся, Ходжкинс, вы будете удовлетворены по всем пунктам. Хотя до сих пор повешение еще не применялось в Англии, однако, принимая во внимание то, что развращенное человечество становится с каждым днем все более и более наглым, я не вижу ничего дурного в том, чтобы применять эту казнь к похитителям сукна. Я предоставляю городу Галифаксу эту исключительную привилегию, по которой каждый, кто будет захвачен при попытке кражи сукна на месте преступления, будет повешен без всякого суда и следствия. Таким образом, — сказал король, — я согласился на все, о чем вы меня просили. Если вы найдете еще что-нибудь, что было бы вам полезно, то и на это также вы получите согласие, так как я не хотел бы больше жить среди вас, если бы я перестал заботиться об общественном благе.
На этом аудиенция окончилась. Король встал со своего трона, в то время как суконщики на коленях молились о даровании ему победы и об его здравии и выражали свою благодарность за его благоволение. Его величество, склоняясь к ним, сказал, что по своем возвращении он снова их повидает, если то будет угодно богу.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Как суконщики устроили большой банкет в гостинице Джаррета в честь двух королевских сыновей, а именно: принца Вильяма и принца Ричарда. О приключении, которое в то же время случилось с Кэсзбертом из Кэндаля.
Суконщики, покидая двор в радостном настроении духа по поводу своего успеха, хвалили и прославляли великую мудрость и добродетель короля. Они также восторгались его приветливостью, изяществом и простотой его манер, и Ходжкинс клялся даже своим честным словом, что он предпочел бы иметь дело скорее с его величеством, чем с любым мировым судьей [30].
— Да, — сказал Коль, — это очень обходительный и любезный принц. Я молю господа бога, чтобы он подольше царствовал над нами.
— Аминь, — сказали другие.
— Но, — сказал Коль, — разве мы можем забыть, господа, необычайную вежливость сыновей короля, этих двух милых принцев, которые всегда были благосклонны к нашим просьбам? Следовало бы, мне кажется, оказать имя какую-нибудь любезность, а не то нас могут обвинить в черной неблагодарности. Итак, если вы находите это правильным, мы устроим им банкет у нашего хозяина Джаррета, у которого имеются, как вы знаете, прекрасный дом и большие удобные залы. Кроме того, это человек с хорошей репутацией и хорошими манерами, вполне пригодный для того, чтобы принять у себя принца. В довершение всего его жена — хорошая кухарка, так что, принимая все в соображение, я не вижу лучшего места во всем Лондоне.
— Это верно, — сказал Сэттон, — и, если другие ничего не имеют против этого, я также согласен.
Они все отвечали:
— Это нам обойдется не дороже сорока шиллингов на человека, и мы вернем это на одной только обрезанной монете.
Придя, таким образом, к соглашению, они заказали банкет.
— Том Дув, твое дело — доставить музыку.
— А я, — сказал Коль, — приглашу несколько купцов с их женами.
— Решено, — сказал Грэй.
Тогда они позвали хозяина и хозяйку и сказали им о принятом ими решении. Джаррет и его жена заявили, что они вполне охотно все возьмут на себя, но хозяйка потребовала два дня сроку для того, чтобы привести в порядок дом, и для других дел.
— Согласны, — сказали суконщики, — за это время мы пригласим наших друзей и устроим все то, что нужно устроить.
Но Симон из Саусзэмтна напомнил хозяйке о том, чтобы она во всяком случае приготовила достаточное количество жирного супа.
— Ну, конечно, — сказала она.
Само собой разумеется, Кэсзберт не забыл во время этих приготовлений проявить свою склонность к хозяйке гостиницы Бузэма. Однажды, когда ее муж наблюдал за уборкой сена, он нашел удобный случай ее навестить и так приветствовал ее:
— Дорогая хозяйка, я разговаривал с вами слишком грубо в последний раз, как я приезжал в Лондон. Я надеюсь, однако, что вы не были этим так оскорблены, как о том можно было подумать со стороны.
— Грубо, мой милый Кэсзберт! — сказала она — Ты объявил себя моим слугой! А раз это так, за что же бранить вас, если вы исполнили то, что я вам приказала! Клянусь честью, я только улыбалась внутри себя, оставшись наедине, вспоминая о том, как мило вы меня бранили.
— Теперь, теперь поцелуи возместят ругань; я терзаюсь при мысли о том, что вишни твоих губ все это время глодал этот червь, твой муж.
— Мой муж! — сказала она. — Мои губы так же свободны, как и язык: один — для того чтобы говорить что мне угодно, другие — для того чтобы целовать кого я хочу. Кроме того, я хочу тебе сказать, Кэсзберт: у этого мужика так пахнет изо рта, что не только целовать, но и смотреть-то на него не хочется. Это такой безобразный скаред, такая скотина, что при одной мысли о нем хочется плюнуть! Чорт бы его взял!
