Мотив Н 1021 (изготовление каната из пепла/песк; и Н 1024 (чтобы скот мужского пола давал молоко/телился), очевидно, принадлежат к древнейшим элементам фабулы сказок этого типа, так как они встречаются чуть ли не во всех вариантах, даже и там, где остальные задачи — совершенно иного рода [тибетский вариант (36): сто баранов должны принести две сотни мешков ячменя; требуемое количество ячменя можно доставить при помощи мешков из шерсти, состриженной с баранов, и ручек из их рогов; подобный мотив в ММТ 332 1—II].
Сказки первой группы, в свою очередь, имеют дое разновидности: в большинстве монгольских вариантов за женитьбой ханского сына на умной девушке [часто это вторая невеста, избранная после того, как первая оказалась глупой, например вар. (28)] следует испытание ханского сына, а затем пленение хака и освобождение его с помощью умной снохи, понявшей смысл его шифрованного письма (см.: Потанин. Окраина, II, с. 178; этот мотив, не типичный для европейских редакций, обнаруживается и в ирландской сказке; см.: Marchen der europaischen Volkcr, III, с. 26/33).
Похоже, что вопрос о возрасте зайца и медведя и числе деревьев встречается только в алтайско-тюркских вариантах (2, 3, 8, 9), в них же мы находим и единообразное решение задачи. В монгольской сказке, в которой встречается этот мотив [вар. (23)]. он редуцирован до вопроса только о числе деревьев и является мотивом усеченным. Наша сказка № 39 и вариант (3) представляют собой нечто вроде связующего звена между алтайско-тюркскими и монгольскими вариантами, так как кроме названных выше вопросов, характерных для алтайско-тюркских вариантов, они содержат еще и мотив зашифрованного письма. Эта сказка алтайских тувинцев не отражает влияния монгольских сборников, опубликованных двумя десятилетиями ранее, чем она была записана. Об этом, как и о ее „алтайско-тюркском характере“, говорит и записанный Радловым в 1889 г. на Северном Алтае вариант (12), тоже содержащий мотив зашифрованного письма, прекрасно и оригинально изложенный (его пишут на крыльях пролетающих гусей), а также сравнение ножа с девятислойным шелком. R известной мере особняком стоит внутри монгольский вариант (32), в котором присущий этой сказке социально-критический момент стал доминирующим. Мотив сватовства полностью выпал: своими вопросами и задачами богач хочет лишь доказать свое умственное превосходство над одним из своих бедных работников, но устыжен и побежден его дочерью (ср. с ламой в ММ'Г 330). Эта мотивация говорит о поздней трансформации первоначального мотива поиска умной невесты.
Внутреннее единство алтайско-тувинских вариантов указывает на единую традицию. Примечательной чертой варианта (2) является то, что хан узнает об особых способностях девушки еще до всяческих испытаний ее мудрости — по сиянию над ее головой.
0 монгольских и тюркско-алтайских вариантах этой сказки, которые могли бы дать дополнительный материал сравнительному исследованию Яна де Фриза, посвященному в том числе и этому сказочному типу 875, „Die Marchen von klugen Ratsellosern“ (Helsinki, 1928, FFC 73), см. подробнее: Taube. Einige Gedanken (но, к сожалению, со множеством опечаток).
40. Совет отца
(Аданынг сургаалы)
Записано от М. Хойтювека 7 августа 1967 г. в Онгаде.
Нем.: Taube, 1977, с. 123.
Ср. AT 910L; ср. ММТ 212.
Сказка не имеет прямых параллелей. С некоторыми монгольскими сказками (.Потанин. Окраина, II, с. 376; Halten II, N9 37), с одной киргизской (КиргНС, с. 155) и со сказками из Кампучии (Gaudes, № 43) и Бирмы (Esche, с. 43) ее связывает мысль, что совет отца, старшего и опытного, имеет глубокое обоснование и не может быть брошен на ветер. Эти сказки не миновали влияния Панчатантры. В них характер советов и то, что за ними следует, очень отличают эти сказки от нашей, их скорее можно отнести к типу ММТ 211, где советам не следуют. В киргизской же сказке и в монгольской сказке Потанина сын, напротив, делает то, в чем его убеждает отец (он собирает еще и советы других, добрых и старых людей), и это идет ему на пользу, как и юноше из нашей сказки, который доверился советам отца, хоть сначала и не понял их, и лишь потом убедился в их правильности.
41. Мергелдей
Запись на магнитофонную ленту от С. Гупана, произведена 21 июля 1982 г. в Аът баштыге.
Ср. AT i535; ср. АА 1535А и 1535*В; TTV 351; ср. ММТ 234; ср. КНМ 61, 146; BP И, с. 10, III, с. 169.
Распространение: тув.: (1) ТТ VII, с. 214; (2) Радлов. Образцы, I, с. 302, № 12; куманд.: (3) Баскаков. Диалект кумандинцев, с. 169; уйг.: (4) Marchenbaum I, с. 23; дунг.: (5) ДунгНС с. 254, № 58; кирг.: (6) КиргНС, с. 219; узб.: (7) Marchenbaum I, с. 62; (8) Шевердин II, с. 302; монг.: (9) Потанин. Очерки, 1У, с. 235 (дербет.); (10) МонгААЗД, с. 176, № 50; (И) ААЗЭ, с. 45; (12, 13) МонгАУ, с. 17 и 115; (14) МонгС 1954, с. 111; (15) МонгС 1962, с. 25; (16) МонгС 1966, с. 29; (17) Рорре. Khalkha-mongolische Grammatik, с. 138; (18) Mong. reader, с. 80; (19) Heissig. Mongolische Volksmarchen, с. 178, № 41; (20) Долоон хожгор, с. 1; (21) Хорлоо, I960, с. 67; (22) Chodsa, 1964, с. 85; (23) Бомбуулэй, с.25; (24, 25) Halten И, с. 112, № 50 и с. 115, № 51.
Довольно самостоятельный вариант одного из популярнейших в Центральной Азии сказочного типа, который особенно часто можно встретить в районе Монголии (монг.: „Долоон хожгор нег можгор“); эта сказка считается одной из самых распространенных бытовых сказок монголов (см.: Хорлоо, с. 67). Растрепе приходится бороться с происками семи лысых, и всякий раз с помощью хитроумия и находчивости ему удается обратить нанесенный ему вред себе на пользу и победить противников, которые гибнут по собственной же вине.
Эта версия „семи лысых и растрепы“ бытует и у тувинцев Советского Союза [ср. вар. (1)]; правда, создается такое впечатление, что этот относительно краткий вариант [как и вар. (6)] основан на праверсии, характерной для монгольского варианта. Он ограничивается лишь рассказом об убийстве единственного верблюда, благодаря чему один лысый получает двух верблюдов, а семь лысых теряют семь своих верблюдов, и о том, как героя топят в мешке, что приносит ему хорошее платье и лошадь с богатой сбруей, в то время как семь лысых сами дают себя утопить (К 527, К 842). В монгольских вариантах, кроме того, еще сжигают юрту (ставя на пари пепел, лысый выигрывает золото и серебро) и убивают его жену или мать (и труп тоже приносит выгоду). Необычен для такой сказки конец: лысый получает в жены ханскую дочь и сам становится ханом, — возможно, это реликт эпизода с мертвой матерью, за которую герой часто получает ханскую дочь. Кроме того, удивляет чуть ли не демократическое поведение Караты Хаана (типично негативный образ тувинской сказки), который уважает работу простого человека и восстанавливает по отношению к нему справедливость. Здесь кажется забытым первоначальный смысл этого мотива. Конец Караты Хаана снова отвечает его обычному характеру — сдается, что это противоречие можно объяснить слабостью традиции. В монгольских вариантах единственный верблюд или единственная корова, убитые семью лысыми, не возмещаются великодушно-справедливым жестом хана, а сам „глупец“ замазывает кровью убитого животного белые пятна на лбу чужих животных, пасущихся в степи. Когда кто-то, считая их своими, спрашивает „глупца“, есть ли у них пятна на лбу, тот отвечает отрицательно, бьется об заклад и таким образом выигрывает животных. Наш алтайско-тувинский вариант в первой своей части во всем отличается от остальных. Партнером оказывается хан, которому издали владение Мергелдея показалось красивее собственного [ср. лучшее поле зерна в тувинском варианте (1)]. Мотив двух ворон по своей идее напоминает тип АТ 1074, известный тувинцам (ср. ТТ IV, с. 179; ТНС I, с. 193); мотив варки на стволе дерева напоминает деревянный котел из некоторых вариантов № 39 (АТ 875 и 1174). Третий мотив обмана противника, вернее, конкретная манипуляция, лежащая в его основе (наполнение толстой кишки кровью), постоянно встречается в другой связи (например, в варианте № 30), а его применение в № 41 весьма оригинально. К этой первой части примыкает тот комплекс мотивов (намерение утопиться, обмен со слепым, возвращение в роскошных одеждах, намек на возвращение со скотом, хан вместе со своими советниками прыгает в воду), благодаря которому сказка и относится тематически к типу АТ 1535. Существует и определенное сходство с калмыкской сказкой „История о ложкоглотателе“ (ср.: Heissig. Mongolische Volksmarchen, с. 186, N9 44; Ramstedl, I, с. 22), где выгодный обмен также происходит без воздействия семи противников.
42. О ленивом старике
(Тувинское название отсутствует)
Записано от исполнительницы Джумук 16 июля 1982 г. у впадения р. Джылан- ныг в р. Кобдо.
Ср. АТ и АА 1641; ср. TTV 311; ММТ 119, ср. 120; TCV 190; Liungman 1640.
Распространение: tvb.: (1) ТНС II, с. 42; (2) ТНС III, с. 86 (нем.: Taube, 1978, № 57); (3) ТТ III, с. 118; каз.: (4) Малюга, с. 82 (= KasVM, с. 154); узб.: (5) Ше- вердин, с.203; монг.: (6) Потанин. Окраина, с. 539; (7) МонгААЗД, с. 184, № 56; (8) МонгАУ, с. 81; (9) ААЗ, с. 42; (10) МонгС 1962, с. 35; (11, 12) МонгС 1966, с. 41, 131; (13) На1ёп, II, с. 72, № 39; (14) Потанин. Очерки, IV, с. 539, № 161 (дархат.); бурятск.: (15) Баранникова, с. 170; калм.: (16) Ramstedt, с. 56, № 13; ти- бетск.: (17, 18) с. 34, № 56, с. 35, № 57 (ср. также: с. 33, № 55); (19, 20) Tib. М. II, с. 211, 223; (21, 22, 23) Tib. М. IV, с. 84, 87, 149; (24, 25) Tib. М. I, с. 238, 243.
