И, вспомнив о горе Хамыца и о том, как Сырдон чуть не погубил мать его Шатану в озере Ада, Сослан со злобой сказал:
— Видно, придется и мне поиграть с ним в эту игру!
— Не раздувай огня этой вражды, сын мой нерожденный, чтобы самому в ней не сгореть! — сказала Шатана.
Но не послушал ее Сослан и пошел на поле состязаний. Чтобы Сырдон не увидел издали Сослана, нартские юноши окружили его. И, подойдя к сыну Сырдона на расстояние полета стрелы, Сослан пустил стрелу в сына Сырдона. Одну только стрелу пустил Сослан, и — пусть так будет с проклявшим тебя! — юноша упал мертвым. Не видел Сырдон, кто стреляет, но по звону летящей стрелы узнал он, что это стрелял Сослан.
— Ты намерен был сделать мне зло и свершил его. Но это тебе не простится! — сказал Сырдон.
Так стали врагами Сырдон и Сослан.
13. Сослан и сыновья Тара
Суровую зиму переживала страна нартов. Глубокие снега скрыли пастбища, и скот голодал. Но особенно боялись нарты за коней своих.
— Что будем делать мы, если падут наши кони? Ведь человек без коня — все равно что птица без крыльев, — говорили нарты.
Собрались раз лучшие из нартов на нихас. И спросили они Урызмага:
— Ты всюду бывал, знаешь все страны. Нет ли такой страны, где зимой не бывает снега?
— Знаю я такую страну, — ответил Урызмаг. — Эта страна принадлежит сыновьям Тара. На берегу моря находится она. Круглый год колышутся там густые шелковистые травы, и зимой они бывают не ниже колен. Хорошо бы нам пасти на тех пастбищах скот свой! Только опасно его гнать туда. Есть у Тара два сына — Мукара и Бибыц. Бели мы спасем наш скот от первого, то от другого не уберечь нам его.
— Что делать! Иначе спасти скот мы не можем, — сказали старейшие нарты. — Мы погоним его в страну Тара. Но кто из нас будет так смел и отважен, что не побоится сыновей Тара?
Многих называли тогда нарты, но никто не соглашался на это отчаянное дело. И тогда решили старейшие нарты, что нужно бросить жребий, кому пасти скот на земле сыновей Тара. Взялся метать жребий лукавый Сырдон. Вывернул он наизнанку свою шапку и бросил туда все жребии. И вот, чтоб отомстить Сослану за смерть сына, спрятал он жребий Сослана между пальцев. Три раза делал он вид, что смешивает жребии, три раза опускал руку в шапку, и три раза доставал он оттуда жребий Сослана.
Догадался Сослан, что нечестно поступил Сырдон, выхватил он свой меч и погнался за Сырдоном. Но только погнался, пришла ему в голову мысль: «А ведь если я ударю его, вся нартская молодежь — и юноши и девушки — скажет: „Позор Сослану! Не надеется он на себя! Как и все, боится он великанов Мукары и Бибыца!“»
Пощадил Сырдона Сослан, покорился жребию, и — что было делать ему? — согласился он гнать скот на пастбища сыновей Тара.
Сердитый пришел он домой, опустился на скамью, и рассыпалась под ним скамья.
— Что с тобою, сын мой, мною не рожденный? — спросила его Шатана.
— Не знаю, мать, что делать мне… — ответил Сослан. — Выпал мне жребий пасти нартский скот на земле сыновей Тара, и кажется мне, что не вернусь я невредимым оттуда.
— Не бойся ничего, сын мой! Приготовь все, что нужно пастуху, и гони скот на землю сыновей Тара. Но если кто-нибудь подойдет к тебе и спросит, кто ты такой, отвечай, что хочешь, но не называй себя.
Что было делать Сослану? Собрался он рано утром и пошел по улице, пастушеским криком оповещая нартов:
— Эй, нарты, выгоняйте свои табуны и стада! Если что-нибудь из них уцелеет, будете рады; если нет, пеняйте на себя.
Зашевелились нарты во всех дворах, выгоняют они овец, коров и лошадей на край селения. Собрал Сослан воедино все нартские стада, криком сокола и клекотом орла погнал он их в страну сыновей Тара.
Долгое ли, короткое ли время прошло — достиг он вечнозеленых пастбищ на берегу моря. На высоком холме построил он себе шалаш. Скот пасется, а Сослан, сидит у шалаша и распевает веселые песни…
Богаты были сыновья Тара — Мукара и Бибыц… Беспредельна была их земля, и не сосчитать скота, что пасся на их пастбищах. Много было под их властью людей, и далеко шла слава о сыновьях Тара.
Однажды кто-то из людей, подвластных Мукаре, подошел к его дому и крикнул:
— Сын Тара, Мукара! На твоей земле пасется столько чужих табунов и стад, что и не счесть.
Разгневался Мукара, сын Тара:
— Что за глупец осмелился кричать возле моего дома? Небо не смеет греметь при звуке имени моего. Кто же осмелился пригнать скот на мои пастбища?
И, по приказу Мукары, отрубили голову тому бедному человеку, который крикнул правду, и насадили его голову на кол того высокого плетня, что окружал дом Мукары.
— Пусть это будет в назидание тем, кто захочет кричать глупости возле моего дома, — сказал Мукара…
Прошло немного времени, опять кричат возле дома Мукары:
— Мукара, сын Тара! Взгляни на пастбища свои, там пасется столько чужих табунов и стад, что почернела от них земля.
— Отрубите голову этому крикуну и наденьте ее на кол! — зарычал Мукара. — Житья мне не стало от глупцов. Разве есть на земле такой человек, который не слыхал бы о силе сыновей Тара?
Еще одну голову насадили на кол того высокого плетня, который окружал дом Мукары.
Снова прошло немного времени, и опять кричат возле дома Мукары:
— Сын Тара, Мукара, потемнели твои пастбища — так много чужих стад и табунов пасется на них!
И призадумался тут Мукара, сын Тара: «Поторопился я, кажется, и напрасно велел отрубить головы — людям, которые кричали мне правду. Видно, нашелся такой полоумный, который посмел пригнать свой скот на мои земли».
И велел сын Тара, Мукара, оседлать своего коня, и направился он посмотреть, что за разбойник ворвался на его пастбища.
* * *
Сидит Сослан у своего шалаша, поет веселые песни, смотрит за скотом своим, который привольно пасется и всласть отдыхает на душистых травах.
Вдруг видит Сослан: показалась вдали туча. Движется туча и оставляет позади себя на земле глубокую борозду, а высоко над тучей летают вороны.
«Что это еще за диво?» удивляется Сослан.
Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне — как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его шашка. И то не вороны над тучей, а комья земли взлетают над головой всадника из-под копыт коня его.
Испугался широкоплечий Сослан и задрожал от страха. «Так вот каков Мукара, сын Тара!.. — подумал он. — Пришел мой конец!»
Подскакал Мукара, сын Тара, и зарычал, подобно грому:
— Небо не смеет греметь при мне, сокол боится пролетать над землей моей, муравей не смеет ползать по моим землям, а ты — что за собака? что за осел? Уж не на силу ли свою ты надеешься, что пригнал сюда свой скот?
Все табуны и стада собрались на крик Мукары.
Съежился Сослан, в яичную скорлупу готов залезть он со страха. Но что делать? Надо отвечать Мукаре.
— Прости меня! — сказал Сослан. — Я человек наемный и ничего не знаю.
— Кто тебя нанял? — спросил Мукара.
— Я пастух у нартов. Скот их подыхал эту зиму с голода, вот и послали они меня на эти далекие пастбища.
— Да простится тебе это, но отвечай по правде на мои вопросы.
— Все, что мне известно, все скажу.
— Что-то стали толковать о нарте Сослане. Ты знаешь его?
— Как не знать мне его! — сказал Сослан.
— Расскажи, какова его сила? И каковы знаменитые нартские игры, в которые играет Сослан?
— Что и говорить, могуч Сослан, — так ответил Сослан, а сам подумал, что пришла погибель Сослану.
— Расскажи-ка мне о нартских играх Сослана, которые тебе видеть пришлось, — сказал Мукара. — Если сумею я, подобно нартам, сыграть в эти игры, то съем тебя вместе со скотом. Ну а нет — возвращайся домой вместе со скотом, я не трону тебя.
Кое-что я все-таки знаю об этих играх, — ответил Сослан. — Есть такая игра: самые могучие из нартской молодежи оттачивают на черном камне свои мечи, до того оттачивают, что если положить на острие меча волос и дунуть на него, пополам распадается волос. И вот игра состоит в том, что кладет Сослан на чурбан свою голову, и нартские юноши изо всей силы ударяют мечами по его шее. Но Сослану это нипочем, он только смеется, и даже следа не остается на булатной шее Сослана.
И сказал Мукара Сослану:
— Не может слабосильный человек пасти так много скота. Мне кажется, что и меч твой неплох. Поточи-ка его хорошенько да попробуй на моей шее.
— Пусть будет так, как ты хочешь, — сказал Сослан и, улыбаясь, пошел точить свой меч, который и без того был достаточно остер.
