город Сан-Паулу, а потом покачал головой и сказал:
– Здоровья мало, много муравьев – се суть Бразилии беды.
Затем герой вытер слезы, поправил лицо, взмахнул руками, поколдовал и превратил громадную деревню в огромного каменного ленивца. И братья продолжили путь.
Прежде чем покинуть Сан-Паулу, Макунаима потратил оставшиеся деньги на вещи, которые сильнее всего его тронули в паулистанской цивилизации. Так что он взял револьвер смит-и-вессон, часы «Патек» и петуха с курицей породы леггорн. Из револьвера и часов он сделал себе серьги для ушей, а клетку с леггорнами носил в руке на цепочке. И денег, выигранных в звериное лото, у него не оставалось ни сентаву – зато из продырявленной нижней губы гордо торчал муйракитан.
И благодаря ему всё шло легко и непринужденно. Когда братья сплавлялись по реке Арагвайе, Жиге греб, а Маанапе управлял рулем. И все чувствовали, что удача на их стороне. Ну а сам Макунаима сидел на носу лодки и записывал количество мостов, которые нужно построить или починить для вящего удобства жителей штата Гойяс. А когда наступала ночь, Макунаима подолгу смотрел на пляшущие огоньками на поверхности воды души утопленников и спокойно засыпал. Проснувшись поутру, он вставал на нос лодки, вдев руку в кольцо клетки с леггорнами, и бряцал на гитарке, напевая мотивы родного дома.
Чайка знает, где летает,
Пирá-уаауаý.
Якамáра кашу варит,
Пирá-уаауаý.
Ласточка, уже на расстоянье руки
Дом на берегу полноводной реки?
Пирá-уаауаý.
Пока он пел, глаза его ощупывали мягкую кожу реки в поисках дома детства. Каждая волна рыбного запаха, каждый куст крагуаты, каждое вообще всё возбуждало в нем нетерпение, и герой шире и шире раскрывал рот, складывая слова в бессмысленные скороговорки:
Ласточка вперед летит,
Каборэ,
Арапасý пасоку печет,
Каборэ,
Братья, уже на расстоянье руки
Дом на берегу полноводной реки!
Каборэ!
Воды Арагвайи призывно стонали, водя по себе каноэ, и уже прилипчивая песня русалок-уиар слышалась в их бормотанье. Сверху же каноэ сопровождала Вей, Солнце, поливая всех троих своим жаром – и гребца Жиге, и рулевого Маанапе, и патлатого мыслителя Макунаиму. Жарища была такая, что пот лил в семь ручьев и от запаха и духоты можно было свихнуться. Тут Макунаима вспомнил, что он ведь не кто-нибудь, а Император Девственного Леса. Он показал Солнцу кое-что и крикнул:
– Эропита бойаморéбо!
Тогда небо внезапно стало черным-черно и из-под горизонта появилась ослепительная туча, оттеняя дневное блаженство. Туча стремительно приближалась, и вскоре стало ясно, что это стая красных ара, жандай, всех этих говорящих попугаев. В стае были и попугай-трубач, и попугай-коровник, и маленький попугай, и шаран, и красногрудый, ажуру-кутау, ажуру-курика, арари, арарика, арараи, арагваи, ара-тауа, маракана, майтака, ара-пиранга, каторра, териба, камиранга, анака, анапура, а еще множество канинде, туинов и прочих попугаев – вся наипестрейшая свита Императора Макунаимы. И все эти говоруны сделали из своих крыльев и разговоров навес, защищая героя от мстительных лучей Солнца. Такой стоял гам от воды, богов и птиц, что ничего не было слышно, и даже река отказывалась вести по себе каноэ. Но время от времени Макунаима, пугая леггорнов, размахивал руками и кричал:
– Желтая корова лепешки печет. Кто первый рот раскроет, тому лепешку в рот!
Тогда все замолкали и некоторое время держали рот на замке. И мирная тишина воцарялась в укрытом тенью каноэ. А вдали всё явственней и отчетливей слышалось бормотание Урарикоэры, и воодушевленный герой снова принимался бренчать на гитарке. Он дурачился, плевался в воду, а когда плевки всплывали, превратившись в уродливых черепах матамата, Макунаима снова принимался отчаянно горланить, сам не разбирая слов своей песни:
Панапанá, па-панапанá,
Панапанá, па-панапанéма,
Болтун болтунью уболтает,
А ну-ка!
На берегу полноводной реки!
И вот наконец ночь открыла свою пасть и поглотила дневную шумную суету. Осталась одна только Капей – Луна, растолстевшая по самое не могу, пощекастей самой жирной полячки в самом захудалом паулистанском притоне – ах, проклятье! как там было весело, сколько было красивых женщин и пальмовой настойки! И Макунаима уже заскучал по этой большой деревне. Он вспомнил всех белокожих женщин, с которыми играл в мужа и жену, как было хорошо тогда! «Мани, Мани, Маниокины дочки!» – причмокивал он. Он зевнул так тяжко, что муйракитан чуть не выпал у него из губы. Герой поймал его и вставил обратно. И тогда призадумался по-настоящему о хозяйке муйракитана, своенравной, обольстительной плутовке, которой столько раз бывал он бит, о Си. Ах, Си, Мать Лесов, треклятая, которую он теперь забыть не мог, потому что она однажды положила его в гамак, сплетенный из ее собственных волос! «Вдали от любимого человека год за три проживаешь», – вспомнил Макунаима. А она-то там, на небе, блестит, вся такая нарядная, и ходит да забавляется пойди разведай с кем… И герой взревновал. Он поднял руки к небу, вновь напугав куриц, и так говорил Отцу Любви:
Рудá! Рудá!
Ты живешь на небе
И шлешь на землю дождь.
Рудá! Сделай так, чтобы моя любимая,
Сколько бы дружков себе ни нашла,
Всех бы находила никудышными!
Навей на мою треклятую
Тоску по ее треклятому!
Сделай так, чтобы она вспомнила завтра обо мне,
Когда Солнце уйдет за закат!..
И тогда герой посмотрел на небо. Там не было никакой Си, а была только толстенькая Капей. Герой растянулся навзничь на дне каноэ, поставил клетку с леггорнами за головой и уснул, окруженный мошкарой и москитами.
Уже светало, когда Макунаима проснулся от криков мазамы в бамбуковой роще на берегу. Он огляделся и спрыгнул на песок, крикнув Жиге:
– Погоди меня здесь минутку!
А сам отправился в лес. Полторы лиги в лесу прошел и нашел красавицу Ирики, свою подружку, которая когда-то уже была подружкой Жиге, а теперь дожидалась его, сидя на корне самаумы, наводя красоту и выискивая у себя клещей. Увидев друг друга, они очень обрадовались, вдоволь позабавились и вернулись в каноэ.
В полдень свита из попугаев вновь закрыла небо, охраняя Макунаиму. И так продолжалось много дней. Однажды вечером героя укачало, и он задумал поспать на твердой земле. Только он ступил на берег, как перед ним появилось чудище. Это был зверь
