подобает пред вами всегда главы своя поклоняти
и ничем вам, государием своим родителем, досаждати.
Велик убо человек, еже отца своего и матерь чтит,
на многое же богатство не вседушно зрит.
Яди паки и пития сладкия, и богатство все суть тленна [178],
отцова же и матерня любовь к детям своим обещанна.
Всегда бо она абие о детях своих сердцем умирает,
и паки в самом рождении все матери смерти себе чают.
А уже не вем паки, что к тебе, государыни моей, написати
и таковыми словесы своими тебя утешати.
Аще паки кто отца своего и матерь почтит,
таковый души своея отнюд не погубит.
Яко тке речеся от премудрых: вода и огнь угашает [179],
тако и матерня молитва грехи потребляет.
А кто отцу своему и матери досаждает,
таковый зде нелепою смертию <умирает>.
Внегда же кто отца своего и матерь чтит,
тот всегда аки на самого господа зрит
и, по писанием, долголетен бывает на земли.
Всяк убо человек слово сие крепце внемли:
яко добро есть велми родителем своим не досаждати,
зло же и неблагословенно сердца их раздражати.
Аще ли же аз не учну к тебе, родителнице моей государыни, покорятися,
то како не имам, грешный, смерти предатися?
И всегда пред тобою, государынею моею, неисправлен являюся
и аки в морстей пучине в прелестном сем мире валяюся.
Аще не твоя, матерня, молитва о мне поспешит
и вся моя неисправления пред тобою не простит,
како мя тако от вечнаго мучения свободит?
Токмо, на мя зря, того да всяко душа воздивит,
яко досадитель был есть вам, своим родителем
и сущим вам, государем моим, всегдашним кормителем.
И того ради готов есмь, окаянный, в пламене огненне горети
и лютую, и нестерпимую муку на тебе терпети.
Сего ради, пад пред твоима, государыня моя, ногама
и хапляся своима недостойныма рукама,
милостии у тебя, государыни своей, прошу
и вся моя неисправления к тебе, государыне, сопривношу.
Не помяни, государыня, пред собою великия моя досады,
да не лишен буду от бога вечныя тоя ограды,
и избавлен буду вечныя лютыя муки,
где же попирати нас будут бесовския руки.
Буди, государыня, подражателница самому Христу богу,
иже всем нам дает милость свою попремногу;
аще пред ним, творцом своим, много согрешаем,
покаящеся грехов своих, упование себе чаем.
Тако и ты, государыня моя, Слову сему подражай [180]
и досадителных моих словес не воспоминай.
И аще паки пред тобою, государынею моею, и много согрешаю
и великою досадою матерне твое сердце раздражаю,
паки не помяни, государыни моя, моей неразумной грубости.
И много бо неразумныя дети содевают таковыя глупости,
и того ради зде и на оном веце зло погибают,
и сами души свои во дно адово низпосылают.
И паки вем, государыни, яко отцова молитва сушит,
а ваша, материя, всякаго сына и дщерь в конец коренит [181].
И паки материя же ваша молитва изо дна моря выносит
и от таковыя горкия от самыя смерти износит.
Того ради ничто же быша <...> материи молитвы,
тобою человек избавляется от великия лихия ловитвы.
Точию буди, государыня, покровена десницею великаго бога владыки,
да причтет тя, государыню мою, со избранными у него лики.
И уже не имам вящшк того, что к тебе, государыне своей, писати,
токмо должен, грешный, милости у тебя, государыни, просити.
И моли за мя, грешнаго и недостойнаго,
и вечней и нестерпимей муце пристрастнаго.
Вем бо, яко молитв ради твоих меня, грешнаго, бог пощадит
и от вечныя и лютыя, и нестерпимыя муки свободит.
И паки непрестая молю, молю материю твою утробу,
да покрывши своею милостию мою к тебе злобу.
И паки здравствуй, государыня, о Христе,
мы же хвалитися будем о пречистом его кресте.
Во веки, аминь.
А что ты, государыня моя матушка, ко мне послала
и с тем добрым человеком приказала,
и то у меня по се время все изошло,
а ныне нужное время мне пришло.
И ты, государыня, еще покажи свою щедрость
и сердечную свою материю ко мне ревность.
Пожалуй, государыня, еще того же пришли, —
сама ты, государыня, ведаеш, которые дни подошли, —
как тебе всемилостивый бог известит
и благонравное сердце твое своим милосердием одарит.
А велела ты, государыня моя, тому человеку от себя говорить,
чтобы ему и впред с нами в брани не быть.
И он, государыня, к тебе речью приказал,
да и писмом изящне и добре к тебе написал.
Аз же, воистинну, с вами в миру рад быть
и вражду древнюю и нелюбовь разрушить.
Да послал я, государыня, малыя поминки
<по мне, грешней сынишке твоем,> имярек.
И ты, государыня матушка, вели приняти
и на здоровье бы тебе вкушати,
и клевещущих словес на мя не слушати.
И твои, материи, словеса аки семидален хлеб хощу кушати.
Прочее, государыня, буди покровена десницею всемогущаго бога,
да сподобит тя небеснаго своего чертога.
Что рцем и что возглаголем к твоей предоброй честности?
Есть бо слышим издавна о той твоей зелной ревности.
Со усердием ли собирает то свое доброе разумение,
То почто по се время удержал еси к нам свое дерзновение?
Не подобает ти молчанием утесневатися,
От добраго разума и смысла срама ради удалятися.
Мертва вера без дел является [182];
Ум и остр без учения не навершается.
Мерзость есть безумному обличение,
Умному же и разумному бывает во учение.
Желателие мудрости хвалими суть от разумных,
Укоряет же ся много от буих и неразумных.
Сломление есть сердцу с таковыми нравы.
Источник есть сладок беседы здравы.
Летнии плоды от лета до лета рождаются.
Ей, мудрии
