и разумнии мужие почасту пригожаются.
Мудроумнии паки всегда хвалят доброе рачение,
А ленивии же и нерадивии злое глубление.
Ты же како по се время к нам укосневаеши,
Философскому учению неприлежно внимаеши.
Еже бо они искренне повелевают ко учению прилежати.
Единомыслием и нелестию искати.
Воистинну неложно глаголет мудрое их писание,
И всем нам от них в доброе наказание,
Что учение свет есть души словесней [183],
Юнии же и младии устремляются к похотем к бес<с>ловесным.
Но поелику мощно лучшее себя да избираем.
О рачении же твоем слышим всегда,
Господь же зрит — не видаем тебе никогда.
О еже бы еси нам образ свой показал,
Грубость бы нашу и недостоинство узнал.
Радостно быхом к твоему орудию подщалися,
Единому бы богу в Троици помолилися,
Чтоб он нас, грешных, своею благодатию осенил,
Но еще бы меж нами и добрый совет учинил.
О еже быхом написали к тебе нераздорно,
и от протчих бы людей было незазорно.
Медлен ум не может разумети мудрых,
От печали же и скорби погибает и у разумных.
Наитие печали зло есть всякому человеку,
А мы уже, грешнии, идем к последнему веку.
Хвалим твое доброе и изящное рачителство,
Сумняем же ся, видя таковое твое нерадителство.
Аще бы еси сего разума искренне желал,
В продолжение бы времяни не отлагал.
Аще ли паки велию веру и ревность держиш,
То почто твердо к нему не прилежиш?
Что нам о том к тебе много и писати,
Есть убо время еже о том и престати.
Люто убо есть лестное и неприлежное хотение,
О еже бо спримешевается тому и гордение.
Много же убо гордость добра погубляет;
Бог же таковым делателем не помогает.
И о том на нас гнева и досады своея не положи,
Еще же и духовную любовь свою к нам покажи.
Тако же пишем к тебе возразително,
Да будет тебе и впредь учително.
Подобает всякому человеку гордости не имети,
Смиренномудрие и тихость ко всем имети.
Гордость паки погубляет веяния добродетели,
А вся сила и мощ во общем нашем содетели.
Аще хощеши нелестно о сих радети,
Подобает ти о том неложно буди бдети.
Некто глаголет святый божественный отец,
Иже имеет на себе нетленный венец:
Несть мощно хитрости снавыкнути [184],
Аще неискренне к ней приникнути.
И паки, спя, супостат своих не победити,
И, лежа, ничто же добра не получити.
А ты, господине, толко глаголеши словесы,
А не сами исполнявши реченная делесы.
И паки давно бы ты нам образ свой явил,
И нас бы ты духовною своею любовию одарил;
И рек бы еси нам слово свое изо уст,
И всяко бы не отшел от нас пуст.
И елико бы истинный свет нас просветил,
Потолику бы убогий ум наш и счинил.
И паки рцем о сем преждереченная вспят<ь>,
Немощно бо такова дела в борзе взять.
И паки немощно тебе о сем упражнятися,
И вседушно на то дело уклонятися,
Понеже в подповеленном чину пребывает
И многия монастырския службы сохраняет.
Аще бы еси не в таковой суете был,
То всяко бы желание свое получил.
Прочее же буди покровен десницею вышняго бога,
Да сподобит тя небеснаго своего чертога.
Ныне и присно и во веки веков, аминь.
Да и впредь от нас своего жалования не отринь.
Послание князю Алексею Ивановичу
Кипарис древо благоуханно,
Но обаче и ваше благородие богом избранно,
Яко бы некия цветы от простыя травы,
Зане нозе всегда менши суть главы,
Юже всяк человек честнее всех удов почитает,
Тако и ваше благородие тому же подобает.
Лев всех устрашает своим рыканием,
Есть же и царский чин ужасает вашим к нему предстоянием.
Красота царю и слава во изрядных его чинех,
Страх же его и гроза бывает на всех санех.
Еже бы и ты того же предстояния,
Юности же ради своея не забывай божественнаго писания.
Имя же твое нарицается «толкование» [185],
Во еже бы тебе помнити отческое наказание.
Аравицкое злато [186] дивно есть зрети,
Не мнее же того и целомудрство в себе имети.
От него же велия похвала бывает,
В самыя бо вечныя обители душу селяет.
И ничто же похвалнее целомудреннаго пребывания,
Чтоб тебе не порудити своего достояния.
Юностным еще возрастом пребывает;
Много еси божественнаго писания и сам разумеваеш.
Не подобает с похотением зрети чюждих доброт,
От единаго бога ожидати его милостивых щедрот.
Горе назирающим красныя лица,
От того бо получит вечныя темница.
Господь сочетал тя есть к законному сочетанию,
Разумным своим смыслом внимай божественному писанию.
Естества различная воздвизают блудную брань,
Шлем спасения [187] утесневает гордань,
Не повелевает многим питием и ядением услаждатися,
И утробою и чревом разширятися.
Но обаче ваше благородие обилно сияет,
А наше недостоинство в скудости пребывает.
Хрустолиф камык [188] злат видением,
Человек же драг мудроумным своим разумением.
Ей, ей, хвалим еси и славим во царских чинех,
Любомудростным твоим нравом превосходиши всех.
«Пишущий монах». Миниатюра Радзивилловской летописи. БАН, XV в.
О протчем же, государь, не у время писати,
Многочестная твоя, государя моего, ушеса отягчати.
Бог да исправит твое благородство,
Да не позазриши на наше неудобство,
Елико убо мы, нищии, сие грубое писанеице счинихом,
Тако твоему благородию и предложихом.
А аще нам, нищим, не достало к тебе писати,
Чтоб тебе неудобство наше презирати,
И паки жаловат<ь> своим великим милосердием,
И не отгонит<и> от себе никоим прилучным жестосердием,
И ничто же тако ползует вам, царевым предстоятелем,
Что о неприступных быти помогателем,
И к его царскому
