высокое и широкое пустое пространство, внизу которого я стоял и смотрел вверх. Стеклянные и металлические дорожки и балконы разветвлялись через промежутки, соединяя офисы между собой. Тогда я еще не знал об этом, но менее чем за год до этого один из сотрудников Citigroup покончил жизнь самоубийством, прыгнув через все это центральное пространство. Он упал на двадцать этажей, даже не выходя на улицу. Некоторые трейдеры выходили на балконы, чтобы посмотреть вниз. Вот так, наверное.
Стефани провела меня по трем пролетам эскалаторов на стеклянные дорожки второго этажа. На огромных стеклянных дверях кристально белыми буквами были выгравированы слова "Торговый зал с фиксированным доходом". Слова, которые для меня ничего не значили. На этом этаже я проведу четыре года своей жизни.
Сама торговая площадка представляет собой огромное помещение. Если войти в центр, то кажется, что помещение простирается на пятьдесят метров во все стороны: слева, справа и впереди. Первое, что сразу бросается в глаза, - это мониторы. Перед каждым трейдером восемь, девять, десять, даже двенадцать мониторов, возвышающихся в огромном квадрате или прямоугольнике. Ряд за рядом трейдеров, каждый из которых задирает голову вверх, чтобы посмотреть на эти стены мониторов над и вокруг них, обволакивающие их.
Торговцы сидят спина к спине длинными рядами, зеркально отражая длинные полосы освещения, свисающие с потолка над ними, и каждый из них поднимается к своим экранам. Стены снаружи - это стеклянные окна от пола до потолка, хотя с того места, где я стою, прямо внутри двери, эти окна кажутся очень далекими. С потолка через определенные промежутки свисают широкие черные цифровые табло, показывающие время в разных городах мира: Лондон, Нью-Йорк, Сидней, Токио. Под экранами у каждого трейдера стоит огромный, тяжелый черный пульт шириной около метра, усыпанный кнопками, циферблатами и переключателями. Позже утром комната наполнялась нарастающим крещендо шумов из этих динамиков - пинги, бипы, качинги и выкрикиваемые цифры, - но с моего места, около 7:30 утра, шум был необычайно тихим. Самым громким было жужжание лампочек. Под ним - низкий гул голосов.
Стефани повела меня вправо от торгового зала, на некоторое расстояние, а затем свернула налево в один из проходов, разделявших ряды. Теперь мы шли вперед, в самое сердце торгового зала, и по обе стороны от меня я могла наблюдать за длинными рядами стоящих спина к спине трейдеров, пока мы шли. Белая рубашка, белая рубашка, светло-розовая рубашка, белая рубашка. Так вот как выглядят трейдеры, подумал я.
Мы начали переходить в ту часть торгового зала, где было шумнее. Несогласованная мелодия электронных сигналов и предупреждений, громкого человеческого смеха и выкрикивания цифр, которая со временем станет музыкой моей жизни. Я огляделся по сторонам, когда шум стал нарастать, и Стефани срезала путь прямо к одному из этих столов.
Теперь мы шли прямо между торговцами, через тонкое пространство между спинами торговцев. Шум становился все громче, и я мог видеть разноцветные цифры, мелькающие на огромных стенах экранов . За этим столом, расположенным в дальнем углу торгового зала, было огромное окно, и из него я видел станцию, деревья и воду на площади, и видел, как начинает подниматься солнце.
Стефани остановилась, слегка согнув колени, и, прислонившись к огромной, громоздкой спине торговца, что-то очень нежно сказала ему на ухо.
Трейдер уперся руками в край стола, его офисное кресло откинулось на два фута назад, развернулось, и он встал, огромный, между мной и окном. Он был так освещен ярким солнцем, проникающим в окно, что я едва могла разобрать его огромную, сияющую улыбку, но я знала, что это Калеб, и я снова взяла его огромную протянутую руку, которая потянулась ко мне вниз.
"Привет, Гэри. Добро пожаловать на стойку STIRT".
4
СТЕФАНИ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО. Я не заметил, как она ушла, но она точно ушла. А я стояла, прищурившись, в тени Калеба.
Положив тяжелую руку мне на плечо, Калеб повел меня прочь от окна и обратно к центральному проходу торгового зала. Всего за столом STIRT сидело около десяти трейдеров, они расположились спина к спине по обе стороны от нас, и Калеб жестом останавливал каждого из них, когда мы проходили мимо.
"Это Билл, он торгует стерлингами".
"Это Джей Би, он торгует австралийцами, киви и иенами".
"Это Вили, он торгует Скандисом".
В большинстве случаев я понятия не имел, что означает краткое описание.
Ни один из торговцев не заговорил со мной, когда я проходил мимо. Парочка из них, услышав свое имя, почти инстинктивно повернула голову, но тут же обернулась. Каждый из них был глубоко погружен в мигающие огни и звуки, доносящиеся с их станции: один из них обхватил толстый, тяжелый коричневый телефон, другой выкрикивал цифры в свой огромный динамик.
Калеб остановился в самом конце ряда. Там, наполовину провалившись в центральный проход и отделенный от остальных торговцев пустым пространством, сидел человек, или, возможно, скорее мальчик, оглядываясь назад, который станет моим первым в жизни непосредственным старшим в торговле.
"Снупи!"
Калеб громко крикнул, и Снупи резко обернулся. Не успел он повернуться, как уже поднялся на ноги и вытирал руки о переднюю часть брюк. Он был, как я с благодарностью сразу же заметил, размером с обычного мужчину, всего на пару дюймов выше меня. Он представился, пожал мне руку, улыбнулся и кивнул. Его настоящее имя, как выяснилось, было не Снупи, а Сундеп. По какой-то причине, представившись мне, он повернулся и пожал руку Калебу. Все это время он улыбался и кивал.
Калеб исчез так же быстро, как и Стефани, а я остался вдвоем с Сундипом. Несмотря на отсутствие указаний или инструкций, Сундип тоже очень быстро удалился от меня и вернулся к своей стене экранов. А я остался стоять один на краю стола, и не сразу понял, что я должен делать и где сидеть.
Но это было нормально. Мне говорили об этом. Меня предупреждали. Это было "ничто". Я слышал, как члены Пакистанского финансового общества говорили об этом, заполняя анкеты в больших компаниях в библиотеке LSE. Вы заполняете тридцать пять анкет, пишете тридцать пять сопроводительных писем, запоминаете значения примерно ста аббревиатур и проходите двадцать или тридцать собеседований. А потом, когда вы наконец выходите на свой первый торговый зал, чтобы начать свою первую стажировку, с энтузиазмом встречаясь со своей первой командой и зарабатывая свой первый миллион долларов, вам дают... Ничего. Никакой работы на сегодня. Никаких четких инструкций. Никакой очевидной работы. А во многих случаях, как, например, в моем, сейчас, еще
