«Уборка» с каждой минутой дорожает сильнее.
Пацан на ее руках вдруг заерзал, словно почувствовав, что я на него снова смотрю. А я, да. Смотрю, твою мать. Взгляд прилипает то к нему, то к его мамке.
Фея, заметив, что ребенок проснулся, закаменела буквально.
Та-ак. И эта реакция не менее странная. И я все больше не доверяю этой пришибленной Фее, с ее необъяснимым ничем поведением.
А пацан тем временем протер сонные глаза кулачками. Я приклеился к его полупрофилю. Прямой выдающийся нос, темные скулы, черные волосы. «Свою» восточную кровь я узнаю из тысячи. Фея явно выбрала в отцы своему сыну кого-то из представителей моего народа.
Я ухмыльнулся, размышляя об этом. Но стоило представить ее с мужиком, и почему-то кровь закипала внутри.
Что за… дурость вообще? Я заревновал случайную девку? И тут же морщусь, про себя назвав ее так.
Вот так да… – мои-то реакции со стороны, наверное, не менее странные.
– Дядь… – раздался шепот в тишине полутемного салона авто как раз в тот момент, когда оно свернуло на охраняемую территорию особняка. Я сморгнул, и устремил взгляд на мальчишку. А он смотрел в ответ огромными серо-голубыми глазами. Как у матери. И у меня похолодело что-то в груди. Потому что я видел я в этот миг… Себя. – Я, когда вырасту, – продолжал шептать парень, лупя по мне взглядом, – буду таким же сильным как ты. И маму буду защищать. Как ты сегодня.
Простые слова. По-детски наивные.
А мне будто всадили поддых.
Меня боятся. И меня уважают. Про меня говорят шепотом, а при обращении опускают глаза.
Но… не восхищался мною никто вот уже лет тридцать, не меньше.
13
Я, наверное, в моменте просто погибла. Умерла прямо там, на сиденье дорогого авто. Отказали все органы чувств. Легкие перестали качать кислород, а сердце отсчитывать пульс.
Потому что смотрел Гром в тот момент на свою копию.
Я даже не слышала, что Петька ему говорит. Слабоумно пялилась, как лицо мужчины бледнеет и вытягивается в немом изумлении. Как ощупывает взглядом лицо моего… нашего сына! Я была уверена, что он все понял с первого взгляда. Потому что при взгляде на Петьку не понять невозможно. У него тот же нос. Те же скулы. И брови. И губы. Он весь – будто был продолжением Грома, скромно забрав от меня лишь цвет глаз.
А потом шум внешнего мира обрушился на меня с новой силой. Мозг начал качать информацию. Как жесткий диск, обрабатывая самые достоверные варианты.
Варианты, в которые Гром сможет поверить.
Я уже выяснила, что он не вспомнил меня. И это не удивило совсем. Та ночь была слишком темной. И сам Гром был в горячке. В бреду. Наша близость мне и самой помнилась полусном. Лишь фантазией. И, если бы каждый день я не видела живое напоминание о ней – возможно уже давно бы перестала верить в существование этого мужчины.
Мысли включились, начав хаотично работать.
– Его отец… – торопливо залепетала я не своим голосом, – погиб. Я одна у него. – А следом я поняла, что смертный приговор себе подписала. Ведь Гром даже ни единого вопроса не задал, а я уже начала «объясняться». На секунду прикрыла глаза, приказывая себе успокоиться и выбраться из пучины панической лжи, которую я только что себе создала. – Понимаете? – Давяще взглянув на мужчину, продолжила. – Я у моего сына одна. Поэтому… Поэтому, не обижайте нас. Пожалуйста. Если что-то случится со мной, у него никого не останется.
Гром поднял на меня взгляд. Завороженный и темный. Будто слепой.
– Хорошо… – Медленно произнес он. И один бог знает, о чем Гром тогда думал. Что за мысли роились в его голове?
– С-спасибо. Я… вам… верю.
Опасность, по краю которой я ходила, балансируя на лезвии ножа, ощущалась щекоткой в затылке. Врать такому человеку как Гром? Да безопаснее будет со скалы сразу броситься.
Но я стиснула зубы, решив отыграть эту роль до конца.
А в голове стучали слова, которые, казалось, давно должны были стереться из памяти.
«Мне не нужны дети от девки на одну ночь. Поняла? Но, даже если бы все это было правдой, то об аборте речи и впрямь не пошло. Ты бы родила. А потом исчезла из моей жизни так же быстро, как появилась. Одна. Без ребенка»
И пусть, адресованы они были не мне, но что, как не это, выражает позицию Грома? Он ясно дал понять, что будет со мной и с Петькой, стоит только лишь намекнуть на отцовство.
Моя грудная клетка вибрировала от напряжения. Краем сознания я отметила, что внедорожник уже заехал на территорию огромного особняка. По периметру высокий забор, а через каждый метр камеры и охрана с оружием.
Но авто покидать никто не спешил. Гром, будто молнией пораженный, смотрел прямо перед собой, размышляя о чем-то.
И я вновь попытала удачу, силясь отвлечь его:
– Мы уже приехали? Можно выходить?
– Что? А. Да. Выходите.
Мне пришлось набрать полные легкие свежего воздуха не один раз, пока Гром тоже вышел из тачки. Окинув взглядом охрану, он кивнул на вход в дом.
Я опасливо шагала следом за ним по брусчатой дорожке, держа сына за руку. Стоило только приблизиться ко входу – красные глазницы камер тут же устремились на нас. Дверь щелкнула замком сама по себе. И, судя по звуку, это был не столько замок, сколько настоящий засов.
А еще решетки на окнах. Аккуратные, удивительно вписывающиеся в интерьер дома из красного камня. Но без слов говорящие – отсюда выйдет только тот, кому позволит хозяин.
Перед тем как войти, я еще раз оглянулась к забору. Казалось, что взгляд всей охраны был устремлен на нас с сыном. Но, конечно, казалось. У страха глаза велики.
Профессиональным взглядом я окинула площадь дорогого особняка. Огромный холл – метров в семьдесят. Разлет дома в обе стороны примерно на столько же. И еще один этаж сверху. Итого – больше трехсот.
Я заранее знала, что провожусь тут до ночи.
– Парогенератор все же понадобится, – жалобно пискнула.
– Привезут, – беспрекословно ответил хозяин. – Это Марта. – Кивнул он на женщину, которая возникла будто из-под мраморного, сверкающего чистотой пола. – Управляющая.
Я нервно выдохнула. Выдавила из себя искусственную улыбку. Лицо Марты оставалось холодным.
– Добро пожаловать, Гурам Баширович. Какие
