н. э;57 Современные историки, когда верят в его существование, относят его к любому веку между десятым и шестым до Рождества Христова.*58 Когда он появился среди предков медов и персов, то застал свой народ поклоняющимся животным,59 предкам,60 земле и солнцу, в религии, имеющей много элементов и божеств, общих с индусами ведийской эпохи. Главными божествами этой дозороастрийской веры были Митра, бог солнца, Анаита, богиня плодородия и земли, и Хаома, бог-бык, который, умирая, воскрес и дал человечеству свою кровь в качестве напитка, дарующего бессмертие; ему ранние иранцы поклонялись, выпивая пьянящий сок травы хаомы, найденной на их горных склонах.61 Заратустра был потрясен этими примитивными божествами и дионисийским ритуалом; он восстал против "волхвов" или жрецов, которые молились и приносили им жертвы; и со всей храбростью своих современников Амоса и Исайи он объявил миру единого Бога - Ахура-Мазду, Господа Света и Неба, для которого все остальные боги были лишь проявлениями и качествами. Возможно, Дарий I, принявший новую доктрину, увидел в ней веру, которая одновременно вдохновит его народ и укрепит его правительство. С момента своего воцарения он объявил войну старым культам и магийскому жречеству и сделал зороастризм государственной религией.
Библией новой веры стало собрание книг, в которых ученики Мастера собрали его изречения и молитвы. Поздние последователи называли эти книги Авестой; по ошибке одного современного ученого они известны западному миру как Зенд-Авеста.† Современный неперсидский читатель с ужасом обнаружит, что сохранившиеся тома, хотя и намного короче нашей Библии, являются лишь малой толикой откровения, данного Заратустре его богом.‡ То, что осталось, для иностранного и провинциального наблюдателя представляет собой путаную массу молитв, песен, легенд, предписаний, ритуалов и морали, время от времени скрашиваемых благородным языком, пылкой преданностью, этической возвышенностью или лирическим благочестием. Как и наш Ветхий Завет, это весьма эклектичная композиция. Студент то тут, то там обнаруживает богов, идеи, иногда сами слова и фразы Риг-веды - до такой степени, что некоторые индийские ученые считают, что Авеста была вдохновлена не Ахура-Маздой, а Ведами.65 В других случаях встречаются отрывки древневавилонского происхождения, такие как сотворение мира в шесть периодов (небеса, воды, земля, растения, животные, человек), происхождение всех людей от двух первородителей, создание земного рая,66 недовольство Творца своим творением и его решение уничтожить все, кроме остатка, потопом.67 Но и специфически иранских элементов достаточно, чтобы охарактеризовать все в целом: мир мыслится в дуалистических терминах как сцена конфликта, длящегося двенадцать тысяч лет, между богом Ахура-Маздой и дьяволом Ахриманом; чистота и честность - величайшие из добродетелей, которые приведут к вечной жизни; мертвых нельзя хоронить или сжигать, как у непристойных греков или индусов, а нужно бросать собакам или хищным птицам.68
Богом Заратустры был прежде всего сам "весь круг небес". Ахура-Мазда "одевается в твердый свод небосвода как в одежду; ... его тело - свет и владычная слава; солнце и луна - его глаза". В более поздние времена, когда религия перешла от пророков к политикам, великое божество изображалось в виде гигантского царя, обладающего внушительным величием. Как создателю и правителю мира ему помогал легион меньших божеств, первоначально изображавшихся как формы и силы природы - огонь и вода, солнце и луна, ветер и дождь; но достижением Заратустры было то, что он представлял своего бога как верховного над всем сущим, в терминах столь же благородных, как и в Книге Иова:
Об этом я прошу тебя, скажи мне правду, о Ахура-Мазда: Кто определил пути солнц и звезд, по чьей воле растет и убывает луна? . . Кто снизу поддерживал землю и небосвод от падения, кто поддерживал воды и растения, кто связывал быстроту с ветрами и облаками, кто, Ахура-Мазда, призвал Добрый Разум?69
Под этим "добрым разумом" подразумевался не какой-либо человеческий разум, а божественная мудрость, почти Логос,* используемая Ахура-Маздой в качестве промежуточного органа творения. Заратустра толковал Ахура-Мазду как имеющего семь аспектов или качеств: Свет, Добрый разум, Право, Господство, Благочестие, Благополучие и Бессмертие. Его последователи, привыкшие к многобожию, интерпретировали эти атрибуты как личности (называемые ими amesha spenta, или бессмертные святые), которые под руководством Ахура-Мазды создавали мир и управляли им; таким образом, величественный монотеизм основателя стал - как в случае с христианством - многобожием людей. В дополнение к этим святым духам существовали ангелы-хранители, которых персидская теология выделяла по одному на каждого мужчину, женщину и ребенка. Но как эти ангелы и бессмертные святые помогали людям в добродетели, так, по мнению благочестивого перса (предположительно под влиянием вавилонской демонологии), в воздухе витали семь дейвов, или злых духов, постоянно искушающих людей на преступления и грехи и вечно ведущих войну против Ахура-Мазды и всех форм праведности. Предводителем этих дьяволов был Ангро-Майньюс или Ариман, князь тьмы и правитель нижнего мира, прототип того занятного Сатаны, которого евреи, похоже, переняли из Персии и завещали христианству. Именно Ариман, например, создал змей, паразитов, саранчу, муравьев, зиму, тьму, преступление, грех, содомию, менструацию и другие язвы жизни; и именно эти изобретения дьявола разрушили рай, в который Ахура-Мазда поместил первых прародителей человеческой расы.71 Заратустра, по-видимому, считал этих злых духов надуманными божествами, популярными и суеверными воплощениями абстрактных сил, противостоящих прогрессу человека. Однако его последователям было легче думать о них как о живых существах, и они персонифицировали их в таком изобилии, что в последующие времена дьяволы в персидской теологии исчислялись миллионами.72
Поскольку эта система верований исходила от Заратустры, она граничила с монотеизмом. Даже с вторжением Ахримана и злых духов она оставалась такой же монотеистической, как и христианство с его Сатаной, дьяволами и ангелами; действительно, в ранней христианской теологии можно услышать столько же отголосков персидского дуализма, сколько от еврейского пуританизма или греческой философии. Зороастрийская концепция Бога могла бы удовлетворить столь же конкретного человека, как Мэтью Арнольд: Ахура-Мазда был совокупностью всех тех сил в мире, которые способствуют праведности, а нравственность заключалась в сотрудничестве с этими силами. Кроме того, в этом дуализме была определенная справедливость по отношению к противоречивости и извращенности вещей, которую монотеизм никогда не обеспечивал; и хотя зороастрийские богословы, в манере индуистских мистиков и схоластических философов, иногда утверждали, что зло нереально,73 они предлагали, в сущности, теологию, хорошо приспособленную для драматизации моральных проблем жизни для среднего ума. Последний акт пьесы, обещали они, будет для справедливого человека счастливым концом: после четырех эпох по три тысячи лет каждая, в которых попеременно господствовали Ахура-Мазда и Ахриман, силы зла будут окончательно уничтожены; право восторжествует повсюду, а зло навсегда перестанет существовать. Тогда все добрые люди присоединятся к Ахура-Мазде в Раю, а злые
