Грецию, говорила о Дельфах, о храме Аполлону и о Пифии, но тут она сказала страшное. Это страшное Алкей не мог себе даже представить. Эта женщина сказала, что, согласно мифам, Пифия жила 2500 лет назад. После этого женщина показала какие-то развалины и сказала, что это развалины храма Аполлона.
Алкей был от рождения совсем не глуп, а скорее даже сообразителен. И в его голове начал сходиться весь пазл. Он не в Аиде. Он в Греции. Он сейчас на 2500 лет позже, чем был в момент прыжка со скалы. Алкей понял, что его принимают за кого-то другого. Это значит, что если они поймут, что он не тот, а кто-то другой, то так относиться к нему, скорее всего, перестанут. Но эта версия одинаково вероятна с той, что он все-таки у Богов. «О Боги! Что же мне делать? – в панике думал Алкей. – Я же ничего не знаю о том, за кого они меня принимают, кроме нового имени – Тео. И какое совершенно странное имя!»
Его родителей тут нет. Мама и брат также, скорее всего, уже давно закопаны где-то очень глубоко. Что же делать? И Алкей решил, что самым разумным будет говорить всем, что он ничего не помнит. Он вспомнил, что где-то слышал, как иногда у человека пропадает память, и, бывает, она снова к нему возвращается. Если эти люди ему поверят, то начнут его учить тому, что он «забыл», и таким образом он всему научится, и никто ни о чем не догадается.
«А если появится настоящий Тео? – вдруг подумал Алкей. – А как он появится, если я живу в нем? Да и в любом случае – когда появятся проблемы, тогда и будем их решать, по мере поступления. А пока – я потерял память». Мышление Алкея начинало судорожно работать в режиме максимальной эффективности – чувство самосохранения помогало, как могло. Он начал осматриваться. В окне ничего не было видно – наверное, оно расположено на возвышенности. Чем больше Алкей изучал окружающую его обстановку, тем больше ему все это нравилось. Очень мягкая кровать – он никогда такую раньше не встречал, какие-то светлые предметы на потолке и в стенах, которые сами излучали много света, и этот свет ничего вокруг себя не сжигал, и в него никто не подбрасывал никаких веток. Теплая и вкусная еда, удивительные дощечки, которые сами показывают картинки и издают звуки. Это слишком похоже на рай, и у Алкея сейчас не было никаких причин не верить тому, что он видит. А где на самом деле находится этот рай, в котором он сейчас – у Богов ли или в далеком будущем, – не так уж и важно, решил он для себя. Теперь у него одна задача – побыстрее самому всему учиться, чтобы максимально быстро и гармонично вписаться в этот дивный новый мир, и чтобы, не дай Бог, на него не разгневались местные обитатели и не наказали за обман. И Алкей начал с жадностью изучать все, что его кружало. Трудно представить себе более мотивированного к учебе человека, чем сейчас был Алкей.
Глава 7. Недоброе утро первого дня
– А ты не знаешь, что на всякое хотенье есть терпенье?
Льюис Кэрролл
Проблема с недостатком еды оказалась не самой большой проблемой. Обнаружилась проблема посерьезнее – сон оказался гораздо короче, чем Тео предполагал. Ему казалось, что он только что уснул, и едва закрыл глаза, как его плеча мягко коснулась рука, и тихий приветливый голос сказал, что пора вставать.
– Это такая шутка? – спросил Тео с закрытыми глазами, еле выговаривая слова. – Который час? – спросил он по привычке, но сразу потом вспомнил, что часов еще не придумали.
– Примерно около пяти утра, – ответил Пифагор.
– Это такая специальная методика спровадить учеников? Лишать их сна, чтобы они больше никогда и не подумали возвращаться? – ворчал спросонку Тео, невнятно выговаривая слова.
Есть люди, которые постоянно встают в 4:30 утра из-за того, что они рано начинают работать. Есть люди, которые изредка встают в 4:30, чтобы успеть на ранний утренний рейс, на самолет или на поезд. Есть даже такие психи, которые добровольно и без принуждения встают в 4:30 утра, чтобы поехать на рыбалку! Тео подумал, что за всю свою жизнь он ни разу не вставал так рано. Ложиться спать рано утром – да, такое частенько бывало. Но вот вставать в такое время – такого Тео за собой не припоминал.
– Да, бывало, я в такое время ложился спать. Но вставать в такое время – это пытка, которая должна быть запрещена Женевской конвенцией, – злобно ворчал Тео. У него был типичный синдром «утро добрым не бывает». Но Пифагор, казалось, воспринимал это совершенно спокойно и без раздражения.
– Уже очень скоро встанет солнце, и нам никак нельзя пропустить этот момент, – сказал он доброжелательно и направился в верхнюю комнату, к естественному «окну в мир».
Тео не понимал, почему почти 14,000 восходов солнца на протяжении 36 лет – это было не важно, а теперь, именно сегодня, его нельзя пропустить? Но он все равно послушно встал. Его глаза были то ли полуоткрыты, то ли полузакрыты, но точно не открыты, хотя он уже видел, куда нужно ступать. Он подошел к амфоре, зачерпнул из нее воды в небольшой черпак и умылся около «окна». Холодная вода начинала его потихоньку будить, и в несвязном бурчании Тео стали появляться разумные звуки. Однако было явно видно, что
