вашего коня, — оживилась старушка. — Я страсть как любопытна. Чем вы его кормите? Сеном? по-моему, это так вульгарно. Я слышала, гусары угощают своих лошадей шампанским?
— Нет, графиня, шампанское мы приберегаем для дам.
— Что же вы не принесли с собой бутылочку?
Старушка попыталась ухватить поручика за ментик. [13]
Ловко увернувшись, Ржевский заторопился к выходу из беседки.
— Простите, графиня, но я пошел.
— Нет, просто так я вас не отпущу! — заявила она. — Вы даже не хотите попить со мной чаю.
— О — о — о!.. — простонал поручик, рванувшись на волю.
За его спиной что-то грохнулось, но он и не подумал оглянуться.
Поручик Ржевский приставил к глазу подзорную трубу и навел резкость. На этот раз ошибки быть не могло. Девушка была у него как на ладони.
Стройная, словно фузея, [14] она брела вдоль пруда, рассеянно глядя себе под ноги. У нее были крутые, как лошадиный круп, бедра и волосы — длинные и черные, как конская грива.
Прячась за кустом ежевики, поручик продолжал вести наблюдение.
Девушка села на траву у воды и, обхватив руками колени, склонила голову. Все признаки любовного томления были налицо.
«Переживает, что я задерживаюсь, — самодовольно рассудил Ржевский, поедая ежевику. — Ничего, сейчас я ее обрадую. Черт побери, я буду не я, если она у меня не завизжит от радости!»
Пора бы было уже представиться барышне, но поручик не двигался с места, в надежде, что девушка решит искупаться нагишом. Ну что ей стоило сделать ему этот маленький подарок!
И в самом деле, девушка вдруг встала и, подойдя к самому краю обрыва, уставилась долгим взглядом на водную гладь. Однако раздеваться не спешила.
И вдруг неловко покачнулась, взмахнув руками.
«Топиться собралась, — встревожился Ржевский.
Выскочив из — за своего укрытия, он бросился к ней.
— Эй, Тамара, куда же вы? Я здесь!
Девушка, вздрогнув всем телом, обернулась.
Увидев незнакомого мужчину, который бежал к ней с перекошенным лицом и раскрытыми для объятий руками, она в испуге сделала шаг назад и упала в воду.
— Все — таки бухнулась, — крякнул с досады Ржевский.
Подскочив к краю обрыва, он протянул девушке руку.
— Хватайтесь!
Ударив ладонью по воде, она послала ему в лицо веер брызг.
— Кто вы такой? Что вам от меня надо?
— Я собираюсь вас спасти, сударыня, — ответил Ржевский, злясь от того, что эта вздорная девица намочила ему усы. — Давайте же руку!
— Не дам!
— Вы утонете.
— Как бы не так! Здесь мелко.
И действительно, вода была ей по грудь.
— Но вы промокнете, — сказал Ржевский.
— Уже промокла. Вы довольны?
Поручик насупился.
— Сударыня, я не заслужил вашего язвительного тона. Пусть я немного опоздал, но, знаете ли, эскадрон, лошади…
— Не понимаю, о чем вы говорите, — капризно надув губки, заявила девушка. По всему было видно, что вылезать из воды она не собиралась.
Ржевский, чтобы было удобнее вести беседу, опустился на колени.
— Вы такая молоденькая, — с умилением произнес он. — Право, не следует по всяким пустякам бросаться в воду.
— Это я из — за вас.
— Виноват, задержался. Но я не знал вашего адреса. Видите ли, Тамара…
— Тамара?! Какая еще Тамара? Меня зовут Сонечка!
В голове Ржевского за одну секунду пронесся смерч. Он понял все и сразу. Девушка была не та. И пруд был не тот. И дом. И сад.
Однако девушка была слишком прелестна, чтобы от нее отказаться.
— Сударыня, вы меня не расслышали. Я говорю: «Видите — комарик!» — Поручик махнул рукой возле ее лица и показал ей крепко сжатый кулак: — Поймал! Сей наглец посмел сесть вам на щечку. Впрочем, я его понимаю. Ведь вы такая…
— Какая? — с вызовом усмехнулась Сонечка.
— Вы ангел, мечта богов и эта… — Ржевский запнулся.
— Эта?
— Да не «эта», а которая с хвостом. Русалка! Дайте ручку, я помогу вам выбраться на берег.
Сонечка заколебалась.
Заметив ее смятение, Ржевский решил зайти с другого фланга.
— Я смотрю, сударыня, вы такая смелая, — сказал он. — А у вас в пруду, небось, водяные водятся.
— Ой, зачем же вы меня пугаете?
Боязливо оглядываясь, она протянула ему руку.
Поручик воспылал. Подхватив на лету ее мокрую ладонь, он по дворянской привычке потянулся губами к этим тонким пальчикам. Но вдруг потерял равновесие и плюхнулся в воду.
Сонечка едва успела закрыть лицо от полетевших в нее брызг.
— Какой, однако, попрыгунчик, — рассмеялась она.
Не обращая внимания на барахтающегося рядом поручика, она двинулась вдоль берега, нащупывая ногами мель.
Перед тем, как выбраться на сушу, она оглянулась на него через плечо. Он стоял по плечи в воде и смотрел на нее влюбленными глазами.
— Отвернитесь, я сейчас выйду, — строго сказала Сонечка.
Ржевский добродушно улыбался и, заложив в ухо мизинец, тряс им изо всех сил.
— Простите, сударыня, ничего не слышу. Как артиллерист после выстрела.
— Скажите лучше, как тетерев на току, — хмыкнула она.
— Что? Как?
— Да закройте же глаза! Я стесняюсь.
Мизинец наконец сделал свое дело, и к поручику Ржевскому вернулся слух.
— Так о чем мы тут беседуем? — игриво улыбнулся он, подгребая к девушке.
— Стойте! Я хочу выйти на берег.
— В добрый час.
— Отвернитесь, а не то…
— Что?
— А не то… — повторила она и вдруг покраснела до корней волос.
— А не то — что?
— Вы всё увидите.
— Что я увижу? — недоумевал Ржевский.
— Всё! — с вызовом ответила девушка.
— Да что же наконец?!
— О! — взмолилась небесам Сонечка. — Неужели это так трудно понять?! У меня платье мокрое. Насквозь!
— Пардон, вы намекаете, что вы без панталон? — взволнованно зашевелил усами поручик. — И что же? Я не против. Да-с. Почту за честь увидеть ваш задок-с.
— Какой вы… да вы… знаете, кто вы? Вы противный, противный… гусак, вот вы кто! Отвернитесь немедленно или я позову маменьку.
Угроза была — страшнее не бывает. Чего Ржевский более всего опасался в молоденьких барышнях, так это их непредсказуемых маменек.
Он насупил брови и отвернулся от девушки.
Сонечка поняла, что не на шутку его расстроила. Но ей так надоело торчать в пруду, что она и не подумала взять свои слова обратно. И только выбравшись на берег и спрятавшись за кустом, она милостиво обронила:
— Можете повернуться, сударь.
— Благодарю покорно, — разводя воду руками, Ржевский направился к берегу.
— А что, если не секрет, вы делали у нас саду?
— Заблудился. Я всего лишь месяц, как в вашем городе.
— Вы — гусар?
— Еще бы! — Он самодовольно усмехнулся. — Что же вы
