запрокидывает голову и, медленно покачиваясь, пританцовывает, пока остальные гости поют следующую строчку.
— Как на работе? — спрашивает мама и делает глоток вина.
— Хорошо. — Я смотрю в сторону зала, где поющую девушку окружают танцующие люди. — Хотя… я не знаю…
— А что ты не знаешь?
— Я не знаю, что дальше будет. И все.
— А что-то будет?
— Вот я и не знаю, что будет, мам.
— Подожди, — она закидывает ногу на ногу, — все же хорошо? Или у тебя проблемы?
— У меня нет проблем, но…
— Это главное, Максюш, что у тебя нет проблем. А все остальное — это так. Как бы тебе сказать…
— Как есть.
— Мишура, — произносит мама и показывает в сторону зала. — Все это мишура. Главное, чтоб у тебя все было хорошо и здоровье было.
— Возможно, мам. Но мне так нравилось все, а сейчас не знаю, что вообще будет.
Официант приносит бокалы с вином и виски, а мне стакан воды с лимоном.
— Надо с отцом поговорить, если волнуешься.
— Не надо, мам. Не надо с ним об этом говорить.
— Он решит, если что-то не так, он же главный акционер.
— Да там все хорошо, просто ощущение какое-то…
— Какое? — Мама снова разворачивается ко мне.
— «Как раньше» сейчас уже нет. Будто я был окружен людьми и мы все что-то вместе делали и радовались этому. Словно это был пионерлагерь, но из него многие уехали и никто не возвращается. Как-то так.
Подруги мамы вместе со всем залом затягивают припев, мама молча смотрит на людей, потом ставит бокал на стол.
— Знаешь, что это, сынуль?
— Что?
— Это просто ты взрослеешь, вот и все.
— Я давно уже не ребенок.
— Это тебе так кажется, — смеется мама и целует меня в висок. — Ты всегда им будешь. Для меня. Но внутри себя ты взрослеешь. Из-за всего вокруг у тебя меняются взгляды, от тебя уезжают коллеги. Они когда-то все вернутся, и вы снова будете что-то делать вместе. Но ты все равно — ребенок. Мой.
Мама кладет мне голову на плечо, а я рукой прижимаю ее к себе.
— Ты знаешь, — она зевает, — взрослеть нормально, Макс. Нам с отцом пришлось взрослеть в девяностые, вот это ужас был. Когда я в морозы стояла и продавала на рынке вещи, а он где-то обменивал деньги и по ночам уезжал на разборки. И я не знала, вернется ли обратно.
— Да уж.
— Вот тогда мы все повзрослели. Представляешь, — мама вытягивает свою руку и смотрит на бриллиантовые кольца, которые ярко сверкают в свете лучей с потолка, — твоя мама продавала на рынке вещи.
— Не могу даже представить, мам.
— А такое было. Так вот и повзрослели.
— А долго ты там стояла?
— Пока тобой не забеременела. Потом уже дома была. А отец реже стал на разборки ездить. Затем офис у него появился, когда ты родился…
— Ты скучаешь по тому времени?
— По времени — нет, а по отношениям и молодости — да.
— Ты прекрасно выглядишь, мам, прекрати.
— Спасибо, сынуль. Но это все косметологи, подтяжки, уходы. Сам все знаешь про это, ты же в глянце работаешь.
— Угу. А отношения — в каком смысле?
— Добрее люди были, вот и все. И искреннее. Причем все: и у кого были деньги, и у кого их не было. Все были другие, более открытые.
— Понятно.
— Хотя… не знаю, может, ваше поколение и открытое. Мы-то уже зачерствели за заборами и не знаем, какие вы.
— Я и сам не знаю, мам.
Мама смеется, а в зале девушка заканчивает песню:
И все вроде бы ровно, но
Она хотела бы жить на Манхэттене
и с Деми Мур делиться секретами…[6]
— А с Алисой у тебя что? — спрашивает мама, когда одна из ее подруг поворачивается к нам и подзывает к перилам, но мама отрицательно качает головой.
— Да все как и было.
— Как у нее дела?
— Хорошо.
— Снимается?
— Угу.
— Почему не приезжаете в гости?
— Да не знаю, мам.
— Так дети появятся, а я из телеграмов только узна́ю, что бабкой стала.
— Прекрати. — Я крепче обнимаю маму, и она улыбается.
— Отец с ее папой часто встречаются.
— Что они делают?
— Да что-то в своем секторе.
— Понятно.
— Лицензии там все продлевают какие-то.
— А ты с ее родителями общаешься?
— Редко. С мамой ее иногда к косметологу ходим, потом едем в «Турандот» или сюда. Однажды Алиса даже приезжала.
— Это когда?
— Да полгода назад.
— Что говорила?
— Не помню уже. Немного посидела и уехала с тобой встречаться, кажется. Может, нам всем вместе собраться? Я организую тут «Веранду у дачи».
— Не надо, мам.
— Ну как хочешь. У вас точно все хорошо?
— Я не знаю.
— Разлюбил? — Мама смотрит вглубь зала, где один из гостей преподносит девушке большой букет красных роз, а администратор забирает у нее микрофон.
— Я не знаю, мам. Но как-то все непонятно. Не знаю, как объяснить.
— Объясни как можешь.
Диджей ставит танцевальную музыку, мамины подруги возвращаются за стол и берут бокалы с вином. Они чокаются и спрашивают маму, не хочет ли она что-нибудь спеть. Мама отрицательно качает головой, говорит, что, может быть, чуть позже, и поворачивается ко мне.
— Так что у вас с Алисой? — спрашивает она.
— Да ничего, мам. Я не знаю.
Она гладит меня по ладони и очень тепло улыбается.
— Вы живете вместе сейчас?
— Угу.
— А почему ты приехал сегодня сюда?
— Давно не видел тебя.
— Или ты просто домой не хочешь?
— Я там был уже.
Мама задумчиво смотрит на меня, и мне начинает казаться, что она понимает, что я что-то утаиваю. Мне становится неловко и совестно.
— Не говори, если не хочешь, — наконец произносит она.
— Да, не хочу, мам.
— Ну и не говори. Все нормально.
— Нет, я домой не хочу.
На экранах появляется номер заказа и название песни: «Однажды». Гости смотрят на плазменные панели, и какая-то женщина берет микрофон. Начинает играть легкая мелодия, которую я никогда не слышал. С первой строчки женщина завораживает всех своим голосом, и гости вновь подходят к перилам, чтобы посмотреть, как выглядит певица. Мама начинает легонько покачиваться в такт песне, а я смотрю на плазму над нашим столиком, на слова второго куплета:
Ты влюбишься однажды и навек,
И остальное станет так неважно,
Ведь счастье все равно находит всех
Однажды, однажды.
— Хорошая песня, — тихо произносит мама.
— Никогда ее не слышал.
— Ты еще маленьким был. — Мама улыбается. — Надо добавить ее себе в телефон.
— Это какой год?
— Думаю, начало двухтысячных.
— Красивая.
— Очень. Хорошие были песни. Хочешь, останешься сегодня у нас?
— Нет, я домой поеду, мам.
— Ну смотри. Если что — приезжай. Твоя комната как стояла, так и стоит. Кажется, в ней ничего не менялось.
Я улыбаюсь и кладу голову на плечо маме, а затем целую ее и чувствую, как она расплывается в улыбке. Мама гладит меня по щеке, а на экранах появляются строчки, которые начинают повторяться:
