этот год я мечтал ее голос услышать! Просто голос! И вот она в моих руках!… Хрупкая, всем телом дрожащая, и, черт, насквозь мокрая!
– Фея! – Процедил я сквозь зубы. – Какая же ты… дура, Фея!
Очевидно, ей было плевать на то, что я говорю. Потому что Фея продолжала цепляться за мою шею холодными пальчиками и улыбаться как душевнобольная. Цепляться, надо сказать, достаточно больно, словно боялась, что я вот-вот растворюсь в утреннем тумане.
Моя злость сдулась, как проткнутый иглой шар.
Ее можно понять. Есения считает, что я мертв. И я бы предпочел, чтобы так было дальше. Еще какое-то время хотя бы. Но… все вышло, как вышло.
Не спалось, как и в любую другую ночь прошедшего года.
Мне снились кошмары. Снилось, что в ту ночь пуля попадает, не в меня, а в нее. И в конце концов я начал медленно сходить с ума от этих кошмаров. Перестал спать вообще.
Через время кошмары отступили, позволив занять место совсем другим снам. Но и там Фея была в главной роли. Мне снилась наша первая ночь в ее старом доме. Или та, вторая, от нежности в которую я сходил с ума уже совсем по-другому.
Как мало нам было отмерено.
Как дорого мы должны были заплатить за ту ночь. Разлукой на целый год, а может и больше. Тремя тоннами ее боли, и тридцатью тоннами моей.
Ведь я не мог, не имел права выйти на связь. Не имел права открыть ей правду, и рассказать, что я жив.
Маялся, затаившись в глуши. Занялся строительством дома. Днем хоть это отвлекало от мыслей. Символично выбрал для жизни именно ту, богом забытую деревушку, где впервые Есению встретил.
О том, что я жив, знал лишь Хасан. Он денно и нощно не спускал с Есении глаз. Иногда в открытую их навещал, привозил Петьке игрушки, а Есении деньги. От меня, но Фея об этом, конечно, не знала.
Хасан присылал мне фото и видео, где Есения с сыном гуляют. Сердце кровью обливалось. Я засматривал эти видеофайлы до дыр.
Если бы я выбрал в своей жизни другую дорогу, то мог бы быть сейчас там, с ними. Рядом.
Если бы…
Но все сложилось так, как сложилось.
Не дали бы мне уйти с миром.
Пришлось заставить всех вокруг поверить, что я мертв, а по этой земле не ходит ни один мой наследник.
Бог отвел – про Фею и нашего сына никто не прознал просто чудом. Вели их только мои все это время. И я рад, что в Фее я не ошибся – после моей смерти она не пошла заявлять права на наследство для сына. А ведь могла… Но не стала, тем самым спасла и себя и ребенка, за что, кажется, я ее еще больше люблю.
Время шло, потихоньку громкий скандал с моей смертью стихал. В городе начался дележ власти. Сколько крови было пролито за этот год. Но те, кто организовал нападение на мой особняк – не выстояли. Их всех положили. Однако, были и другие, не менее жадные, и более хитрые, действующие чужими руками.
Но и мы с Хасаном не сидели на месте – с врагами или их методами, или никак.
Мы манипулировали, играли, делали ходы. И давили их как насекомых. Медленно. Верно. По одному.
Мое место занял Хасан, и в конце концов конкурентов у него не осталось, кроме самой могущественной семьи в этом городе – нашей последней цели. Их уничтожить будет сложнее всего, но мы уже на верном пути. А потом…
Я никогда не смогу вернуться в мир под своим именем. Никогда не смогу жить жизнью простого человека. Обязательно найдется тот, кто захочется мне отомстить за причинную когда-то боль. Слишком много крови на моих руках. Слишком много человеческих страданий и боли. И пусть, я всегда был справедлив, и наказывал лишь тех, кто этого заслужил – грехи этот факт мне не отпускает.
Но смена имени и фамилии меня не пугает по сравнению с той перспективой, что открывается – я смогу признаться Фее, что в ту ночь я не умер. Несколько недель между жизнью и смертью и глубокая кома, но Костлявая отпустила меня, разрешив еще побыть с той, кого люблю всей душой.
И вот, осталось-то – последний рывок! Я миллион раз уже представил себе, как к ней приезжаю – с цветами, и конечно же, тайно, чтобы морду на камерах в городе лишний раз не светить. Рассказываю ей все от и до. А она, конечно же, плачет. Может быть даже падает в обморок! Но, когда я ее поцелую, обязательно приходит в себя, и признается, как сильно скучала по мне все это время.
Оставалось чуть-чуть.
Дотянуться рукой. С чистой душой, зная, что ничего ни ей, ни нашему сыну теперь не грозит.
Вчерашним вечером я увидел Петьку во дворе ее дома, и не смог устоять. Подошел. Поначалу просто издалека наблюдал, а когда мальчишка заметил меня сам – сердце пропустило удар. Узнает? Расскажет все Фее?
Но в полутьме вечера ребенок меня просто не разглядел, и я был малодушно этому рад. Не время еще нам с Есенией видеться.
Однако, сегодняшняя бессонная ночь, в которую я бродил по деревне, случайно оказавшись на берегу озера, все решила за нас.
Мы встретились раньше, чем могли выдержать. Или… это я мог выдержать еще хотя бы немного, а Есения уже не могла?
– Что ты делала там, в воде? – прохрипел, вглядываясь в ее бледное, как у призрака, лицо.
– За Мавкой шла, – беззастенчиво призналась мне Фея, летая еще где-то в прострации, судя по ошалелому взгляду.
– Сама мавкой стать решила?!
Она улыбнулась. Самозабвенно провела ручкой мне по щеке.
– Рычишь… Прямо как настоящий…
Я прикрыл на секунду глаза:
– Фея, настоящий я.
– Здесь... – она задумчиво огляделась по сторонам. – А где мы? Здесь все точно так же…
Поняв о чем та лепечет, я грешным делом подумал, что свел свою Фею с ума.
Обхватил ладонями ее замерзшие щеки. Встряхнул.
– Посмотри на меня. – Силой уложил ее руки на свои плечи. Но прежде фуфайку снял и укутал ее. – Смотри. Трогай. Целуй. Хочешь, любовью займись! Я настоящий, Фея!
Она глупо хихикнула, между тем не отказываясь меня с удовольствием трогать.
– Но так не бывает. Ты же… умер.
Ее взгляд застекленел и подернулся морозным узором.
– Ты… –
