никакой ценности. Ведь именно с ними человек ведет войну, именно их он гонит из мест, которые считает священными, именно их он грабит и мучает до смерти с явного благословения Бога. То, что неверные верят не в того бога, достаточно удобно, чтобы лишить их всякой человечности.
Вряд ли кто-то станет отрицать, что во имя того или иного бога на протяжении всей истории совершались чудовищные злодеяния и жестокости: примеры неисчислимы, а полный перечень всех преступлений, совершенных под религиозным знаменем, потребовал бы отдельной книги. Это также не является исключительной особенностью авраамических религий. В Полинезии военнопленных и еретиков приносили в жертву богам. Ацтеки довели человеческие жертвоприношения до масштабов, близких к промышленным, и управлялись государством и духовенством в эффективном симбиозе. Отряженные солдаты совершали набеги на соседние народы, чтобы принести домой пленных в огромном количестве, после чего этих пленников, любезно предоставленных духовенством, приносили в жертву великому богу Уицилопочтли, вырезая сердца из их живых тел, которые затем, уже не совсем живые, скатывали по ступеням, ведущим к алтарю.
Но когда речь заходит о масштабах такого рода преступлений, особенно в современную эпоху, хотя в Индии, например, индусы с большой энергией ведут войну с мусульманами, авраамиты занимают неоспоримое положение. Воинствующие исламисты терроризируют других мусульман, а также остальных людей с интенсивностью, которая влияет на всю нашу жизнь и сообщества: как мы путешествуем и перемещаемся через национальные границы, кому мы доверяем и с кем общаемся, что мы осмеливаемся писать и публиковать и что мы позволяем себе говорить на публике. Как в исламских странах, так и на Западе существует значительная степень самоцензуры из-за безудержного страха перед физическими нападками религиозных фундаменталистов. Однако в этом контексте можно и нужно задаться вопросом, каковы на самом деле причинно-следственные связи, и в какой степени эти религии как таковые виновны в применении насилия и зверствах, совершаемых во имя различных богов.
Конечно, и в Библии, и в Коране, и в других религиозных писаниях можно найти призывы к жестокости по отношению к нечистым в вере, но также можно найти и призывы к любящей доброте. Программная противоречивость религиозных писаний - неотъемлемая часть их природы, ведь они представляют собой коллаж, созданный из множества различных текстов, написанных разными людьми в разных случаях и при разных условиях для совершенно разных целей, а значит, цитируя различные библейские стихи и коранические суры, можно найти поддержку практически любой позиции. И именно с помощью такого тщательно выборочного цитирования Священного Писания - или, наоборот, без какой-либо поддержки в каком-либо значимом источнике - различные группы ссылаются на Божье благословение для своих актов насилия, направленных против инакомыслящих. Что должно вызывать определенную осторожность при указании пальцем на ту или иную религию как на ответственную за тот или иной акт насилия.
Хотя, конечно, верно, что триггерным фактором при убийстве голландского режиссера Тео ван Гога стал фильм Submission, в котором критически обсуждается угнетение женщин, имеющее религиозную окраску; и хотя верно, что сам убийца подтвердил связь между этим поступком и своим фанатичным стремлением защитить истинную веру, верно и то, что подобная агрессивная и конфронтационная практика религии отвергается многими, если не большинством, мусульманами. Таким образом, можно представить, что религия была создана для того, чтобы служить, и на протяжении всей истории постоянно служила , причудливым оправданием для догматичных фанатиков и беспринципных власть имущих, которые по различным стратегическим причинам или потому, что насилие просто опьяняло, решили терроризировать реальных и воображаемых врагов. Например, конфликт между израильтянами и палестинцами на Ближнем Востоке носит скорее политический и социальный, чем религиозный характер, несмотря на то, что время от времени они предпочитают воевать за так называемые святые места - сугубо символические ценности, - когда это необходимо для нагнетания риторического накала. То же самое относится и к гражданской войне в Северной Ирландии, где обозначения "католики" и "протестанты" не говорят нам ничего существенного о том, где на самом деле лежали и в определенной степени все еще лежат исторические и многомерные конфликты.
Кроме того, можно задаться вопросом, действительно ли именно спорт должен нести ответственность за столкновения организованных групп футбольных хулиганов, или это скорее вопрос людей, которые просто хотят участвовать в коллективном насилии, подчиняясь определенным ритуалам, и что эта функция, которая была навязана футболу в этом контексте, должна рассматриваться как чисто символическая. Ведь различные команды, которые противостоят друг другу на поле, инкапсулируют, формализуют и дисциплинируют эту агрессию в очень строгих рамках. После игры соперники предлагают друг другу дружеское рукопожатие и обмениваются футболками. Спорт сам по себе объединяет людей, по крайней мере, тех, кто им занимается. То, что хулиганы на самом деле хотят только драться до, во время и после игры - и то, что люди на самом деле получают удовольствие и от коллективного насилия, и от свободы от ответственности, и от опьянения, которое наступает при подчинении коллективной воле, ставящей себя выше всех формальных законов и правил общества, независимо от того, за какую цель или групповую идентичность человек борется, - имеет крайне незначительную связь с практикой спорта как таковой.
В значительной степени эти рассуждения можно перенести на вопрос об эксцессах и преступлениях, совершаемых во имя Бога. Бог невиновен в той мере, в какой он действительно существует: виновны мы, люди. Таким образом, мы не можем с какой-либо степенью сохраненной убедительности обвинять религию и утверждать, что именно она заставляла нас поступать жестоко по отношению к ближнему, в то время как на самом деле - бесчисленное количество раз на протяжении истории и под всевозможными предлогами - мы совершенно добровольно и с большим энтузиазмом пытали и истребляли людей, которые в каком-то смысле принадлежали к другой группе, нежели мы сами. Мы просто не любим чужаков или то, что отличается от нас: это глубоко укоренилось в нас. Лекарство от этого - цивилизация, но она далеко не всеобъемлющая и, вероятно, никогда такой не станет. Тем не менее, все эти церковные грехи и преступления - один из двух главных аргументов артикулированного атеизма против религии в ее нынешнем проявлении.
Другой аргумент, который мы считаем гораздо более весомым, - это требование традиционной религии особого отношения к себе в виде совершенно уникального почитания и уважения по отношению к другим идеологическим системам. Таким образом, нередко религия считает себя по определению выше всякого рода сомнений. Помимо более или менее непрозрачных заявлений о своем существовании, которые традиционная религия предпочитает делать сама, она не должна быть обязана объяснять себя. Критика религии или просто ее изучение, как любого природного и социального явления,
