на патуа, молодой - на французском. В мастерских и на фабриках патуа практически не слышали; поскольку среди рабочих было много "иностранцев" - имми-грантов из Брессе и других провинций, - французский язык приходилось использовать в качестве лингва франка. Рост мобильности и социальных обменов сыграл свою роль в распространении национального языка, как и в распространении национальной валюты и мер. Индустриализация также способствовала ускорению этого процесса. Например, в Вогезах создание хлопчатобумажной промышленности в 1870-х годах и ее расширение после 1880-х практически свело на нет местный диалект, когда деревенские жители переезжали в небольшие промышленные центры, в которых был французский или незнакомый диалект; они также работали вместе с эльзасскими иммигрантами, речь которых была еще другой. Как заметил один из преподавателей: "Смешение патуа благоприятствует общему языку"".
Война 1914 года стала кульминацией этого процесса, но не его завершением. В связи с огромным количеством беженцев и совместной службой солдат со всех уголков страны миллионы людей были вынуждены использовать французский язык не от случая к случаю, а ежедневно. Жак Дюкло, мобилизованный в 1915 г. в По, встретил баскского солдата, который не знал ни слова по-французски, "но события заставили бы его выучить его". Вначале солдаты были призваны в местные части и могли опираться на знакомый язык. Но по мере того как шла война, из уцелевших частей создавались новые, а старые пополнялись новобранцами со всех уголков страны. У мужчин не было другого выбора, кроме как говорить по-французски. И они говорили. Многие продолжали это делать дома во время отпуска или после демобилизации. Это был гигантский шаг. В Изере, рассказывает Пьер Барраль, после 1918 г. молодежь полностью отказалась от старого языка patois.
Ситуация в 1920 г. была прямо противоположной той, что сложилась в 1880 г.: билингвы чувствовали себя более неловко на patois, чем на французском; большинство и, главное, молодежь были на стороне национального языка".
В этом рассказе постоянно фигурируют одни и те же департаменты и регионы, но разрозненные сведения свидетельствуют о том, что на патуа говорили и во многих других областях. Например, в Маконне патуа был широко распространен до 1880 г. или около того, и исчез только после Первой мировой войны. То же самое, по-видимому, относится к Вогезам, Юре, Дофине и Франш-Конте. В Марке и Берри, по крайней мере, до начала века в деревнях продолжали использовать Berrichon или Marchois. Даже в Нормандии, по крайней мере, некоторые крестьяне, очевидно, не говорили по-французски уже в 1899 г., поскольку нам сообщают, что в Манше школьные учителя понимали "деревенский язык" своих учеников. Я склонен объяснить отсутствие упоминаний о проблемах в этих других регионах, все из которых являются языками д'Ойл, двумя причинами. Во-первых, эти регионы быстрее, чем другие части страны, перешли на французский язык и меньше сопротивлялись тому, что преподавалось в школе, так что у учителей было мало оснований для жалоб по этому поводу. Во-вторых, хотя дети в этих регионах тоже говорили дома и на улице на своих патуа, структура и произношение языков нефти были вполне совместимы с французским, поэтому у них было меньше проблем с усвоением парижской речи.
Три части Франции заслуживают особого упоминания, поскольку они говорили (или постепенно переставали говорить) на языках, полностью отличных от французского, и дольше всех сопротивлялись этому процессу. Самым многочисленным, хотя отнюдь не самым стойким, было царство Oc от Гаскони до Прованса. "Если путешественник по французской сельской местности хочет понять, что говорят вокруг него, - писал один из таких путешественников в 1852 г., - он должен остановиться [в Бурбоннэ] на пути к югу. Дальше он будет слышать только некрасивые звуки, не имеющие смысла". К тому времени, в 1852 г., некрасивые звуки отражали не столько упорство провансальцев, давно пришедших в упадок, сколько попытки южан приспособиться к французскому языку.
По мере распространения французской речи и культуры в южных городах и вдоль автострад в начале XIX в. в языке появились региональные формы - смеси местных терминов, замаскированных под французские, и французских слов, адаптированных к местному употреблению и произношению. Посторонние путешественники жаловались, что не могут понять этот барагуанский язык. Местные полемисты поносили отступников-французов, говоривших на этом языке. Грамматики и лексикографы давали наставления и советы. Однако с конца 1820-х годов в регионе Ок все чаще встречались не два, а три языка: местный идиолект - провансальский, гасконский или другой; французский, который преподавался в школах; и их смешение, которое ученые называют региональным французским языком (francais régional). По лаконичному определению Огюста Брюна, язык - это диалект, который стал хорошим, а патуа - это испорченный диалект. К 1850-м годам провансальский язык превратился в патуа: он перестал быть письменным, раздробился на местные идиомы, высшие слои общества перестали им пользоваться, кроме как для общения с людьми на улице?
В 1854 г. группа молодых поэтов и интеллектуалов, заботящихся о сохранении речи и литературы Ока, основала организацию "Фелибридж", а в следующем году начала выпуск ежегодного альманаха "Армана про-венкау" тиражом 500 экз. Для возрождения родного языка "Фелибридж" стремился к созданию литературы. Но для литературы нужна читающая публика, а ее было трудно найти. Сельские жители, научившись читать, учились читать по-французски, поэтому читать "патуа" им было трудно, тем более что французская орфография не рассчитана на передачу звуков Oc. Кроме того, людям, использующим локализованные и постоянно эволюционирующие формы речи, было трудно понимать литературный язык, который зачастую был архаичным и непонятным, как, например, цицероновская латынь Петрарки для его современников XIV века. В Тулоне в 1873 г., по словам Франсуа Бесле, "люди из народа с трудом понимали стихи Руманиля", авиньонского фелибра. Бесле был предвзятым свидетелем, но его в какой-то мере подкреплял опыт, рассказанный самими фелибрами: например, когда они обращались к деревенским жителям на литературном провансальском языке, их встречали непонимающие взгляды.
По сути, "Фелибридж" был политической реакцией, инициированной в плоскости, находящейся на расстоянии от простых людей и их проблем. Его популистские идеалы изначально излагались на французском языке, поскольку французский язык означал либерализм и эмансипацию, а также потому, что уже в 1840-х годах мода и школа сделали французский язык излюбленным средством поэтического и политического самовыражения. В 1848 году восемнадцатилетний поэт Фредерик Мистраль сочинил оду, посвященную
свободы на французском языке. Но после 1848 года и, тем более, после 2 декабря 1851 года он обратился к своему родному провансальскому языку, чтобы выразить те чувства, которые когда-то казались ему наиболее удачными на французском языке. Но обстоятельства, которые вначале заставляли использовать французский язык, не менялись, и
