бин Зайад, приказал сжечь их лодки, заявив: "Мы пришли сюда не для того, чтобы вернуться. Либо мы завоюем и утвердимся, либо погибнем". Мартель позаботился о том, чтобы они погибли, а ислам, закрепившись на юге Испании, никогда не продвинулся дальше в Европу. Как знаменито писал Эдвард Гиббон тысячелетие спустя, если бы не победа человека, получившего прозвище "Молот": "Возможно, толкование Корана преподавалось бы сейчас в школах Оксфорда, а с ее кафедр обрезанному народу доказывали бы святость и истинность откровения Мухаммеда". Как продолжал Гиббон, "от подобных бедствий христианство было избавлено гением и удачей одного человека". 12
Сегодня посетитель базилики, в которой находится гробница Мартеля, вполне может задаться вопросом, действительно ли он преуспел, или, по крайней мере, задуматься о том, что после того, как он преуспел, его потомки потерпели неудачу. Если сегодня побродить по району Сен-Дени, то можно увидеть район, больше напоминающий Северную Африку, чем Францию. Рыночная площадь перед базиликой - это скорее базар, чем рынок. Здесь продаются хиджабы разных фасонов, а радикальные группировки раздают литературу, направленную против государства. Внутри, хотя все священнослужители - пожилые белые мужчины, остальная часть прихожан - чернокожие африканцы, часть волны немусульманской иммиграции в этот район из Мартиники и Гваделупы.
В этом районе проживает одно из самых высоких во Франции мусульманское население. Около 30 % населения Сена-Сен-Дени, также известного как 93-й округ, составляют мусульмане. Не более 15 процентов - католики. Но поскольку большинство иммигрантов в этом районе - выходцы из стран Магриба и Африки к югу от Сахары, а также растущее число молодежи, неудивительно, что даже в частных католических школах района около 70 процентов учеников - мусульмане. В то же время еврейское население района за последние годы сократилось вдвое. По данным Министерства внутренних дел, в округе находится около 10 процентов (230) от общего числа известных мечетей во Франции. Если посетить их, то можно убедиться, что для нужд общины их явно недостаточно. Во время пятничных молитв верующие выходят на улицы, и некоторые крупные мечети с трудом пытаются создать более просторные помещения, чтобы удовлетворить спрос.
Конечно, если вы скажете о Сен-Дени кому-нибудь в центре Парижа, то они сморщатся. Они знают, что он там есть, но стараются никогда туда не ходить. За исключением стадиона "Стад де Франс", в этом районе практически нет причин для посещения. Израненный волнами деиндустриализации и реиндустриализации, в последние годы правительство попыталось провести социальную инженерию, построив в этом районе муниципальные офисы для работы государственных служащих. Но эти служащие (около 50 000 человек), имеющие работу в этом районе, почти никогда там не живут. Они приезжают из других мест утром и уезжают вечером, когда их офисные здания тщательно запираются и ограждаются заборами. Это проблема иммиграции во Франции, выраженная в одном районе.
То же самое можно наблюдать в пригородах Марселя и во многих других районах Франции. Но его может заметить и любой приезжий или житель, не желающий ехать в Сен-Дени, во время простой поездки на RER и Métro в центре Парижа. Путешествие по глубокому метро RER, с редкими остановками и большими расстояниями между ними, часто напоминает поездку на подземном поезде в африканском городе. Большинство людей - чернокожие, и они добираются далеко до пригородов. Места, где останавливается RER в шикарных центрах Парижа - например, Шатле, - известны как районы, где могут возникнуть проблемы, особенно вечером, когда скучающая молодежь из баньле околачивается в городе. В памяти навсегда остались воспоминания о 2005 годе, когда беспорядки и поджоги автомобилей в баньлеях повторялись вплоть до центра, до района Марэ.
Однако если вы едете в поезде Métro, который находится над линиями RER и обслуживает более короткие остановки в центре города, вы попадаете в другой мир. В Métro едут в основном белые люди, направляющиеся на работу, в то время как RER в основном заполнен людьми, которые едут только на низкооплачиваемую работу в сфере обслуживания или кажутся никуда не направляющимися. Никто не может испытать это ощущение легкой воздушности в центре Парижа и глубокого скопления других людей под ним и не почувствовать, что здесь что-то не так. То же самое ощущение может возникнуть у любого, кто путешествует по некоторым городам на севере Англии или по районам Роттердама и Амстердама. Сегодня его можно испытать и в пригородах Стокгольма и Мальме. Это места, где живут иммигранты, но они не имеют никакого сходства с районами, где живут местные жители. Политики делают вид, что эту проблему можно решить с помощью более элегантного или инновационного градостроительства или с помощью особенно талантливого министра жилищного строительства. С 2015 года им пришлось продолжать делать вид, что это так, в столичных городах, некоторые районы которых стали напоминать лагеря беженцев. Хотя полиция постоянно пыталась отселить мигрантов, чтобы город выглядел так, как он должен выглядеть, в Париже в 2016 году огромные лагеря мужчин-североафриканцев перемещались по пригородам. В таких местах, как район Сталинград в девятнадцатом округе Парижа, сотни палаток были установлены на островках вдоль главных дорог или на обочинах тротуаров. Когда полиция убирала их, они просто появлялись в другом месте. Но еще до 2015 года теории так называемых экспертов и политиков о том, что может произойти или должно произойти, чтобы облегчить эту постоянную проблему, просто столкнулись с опытом того, что на самом деле происходит на их глазах.
Повседневное осознание этой проблемы, а также понимание того, что она остается практически невысказанной, заставляет многих европейцев размышлять над другой мрачной проблемой. Она заключается в том, что, видя такое большое количество людей и видя, как они живут своей очень разной жизнью, может случиться так, что в будущем эти люди станут доминировать - что, например, сильная религиозная культура, попав в слабую и релятивистскую культуру, сначала будет держаться в тени, но в конце концов даст о себе знать более определенными способами. Опять же, исследования и опросы не слишком полезны для того, чтобы определить это ощущение надвигающихся перемен. Время от времени опросы используются для того, чтобы "доказать", что иммигрантские общины интегрированы в существующее общество. Но если бы интеграция, о которой говорят политики и некоторые опросники, произошла на самом деле, то мы бы наблюдали совсем другую реальность. Например, в тех районах Соединенного Королевства, куда в большом количестве съехались пакистанские и другие мусульманские мигранты, очень часто закрываются пабы. Если бы новоприбывшие становились "такими же британцами, как и все остальные" - на чем настаивают правительственные министры и другие, - то пабы оставались бы открытыми,
