а новоприбывшие пили бы теплое пиво, как и все остальные, кто жил на этой улице до них. То же самое происходит и с церквями. Если бы приезжие действительно стали "такими же британцами, как и все остальные", то они бы не ходили в церковь по воскресеньям, а посещали бы ее на свадьбы, изредка на крестины и, скорее всего, только раз в год на Рождество. Но на деле все оказалось совсем не так. Церкви закрылись, как и пабы, и эти здания пришлось использовать в других целях.
Хотя по-прежнему делается вид, что приехавшие мечетисты и трезвенники представляют собой плавную передачу местных традиций, с таких видимых аспектов идентичности очевидно, что результаты будут очень разными. И с причинами, которые лежат в основе таких различий, справиться сложнее всего. Та же история и то же молчание могут быть применены к турецким и североафриканским пригородам Амстердама, пригородам Брюсселя, таким как Моленбик, районам Берлина, таким как Веддинг и Нойкёльн, и любому другому числу городов на континенте. В каждом случае цена, которую пришлось заплатить местным жителям за не самое позитивное отношение к приезду в их города сотен тысяч представителей другой культуры, была слишком высока. Целые карьеры не только в политике, но и в любой сфере жизни могли быть разрушены любым признанием новых фактов, не говоря уже о любом их изменении. Поэтому единственное, что оставалось делать людям - местным жителям, чиновникам или политикам, - это игнорировать проблему и лгать о ней.
Со временем и политики, и общественность стали отдавать предпочтение заведомо оптимистичной версии событий. Таким образом, незначительная или несущественная культурная особенность - например, очереди или жалобы на погоду в Британии - была подхвачена и использована. Тот факт, что конкретному иммигранту нравится стоять в очередях или говорить о погоде, будет использоваться как демонстрация того, что этот иммигрант - и, соответственно, все иммигранты - стали такими же интегрированными, как и все остальные. После того как террористы-смертники, совершившие нападения на лондонский транспорт в июле 2005 года, были идентифицированы как мусульмане британского происхождения, выяснилось, что один из них работал в магазине рыбы и чипсов и играл в крикет. Об этом много говорили, как будто главной загадкой оставалось то, что этот совершенно английский человек был захвачен страшной ненавистью. Идея о том, что целая культура была передана ему через рыбу и чипсы, была способом отсрочить неприятные дискуссии, которые лежали в основе.
Когда эра мультикультурализма начала рушиться, начались поиски стран, в которых этот эксперимент удался. После терактов в Лондоне в 2005 году британцы обсуждали, не указывает ли французская модель laicité путь к решению проблем интеграции. Затем, после участившихся случаев террористических атак во Франции, на сайте развернулась дискуссия о том, что, возможно, англо-саксонская модель имеет определенные достоинства. При этом большую часть времени Скандинавия рассматривалась как особое решение, пока проблемы этих стран не стали более очевидными. В целом общественность видела то, чего не могли понять политики, а именно: несмотря на различия между разными европейскими странами, каждая из них в свою очередь не смогла ассимилировать новоприбывших.
Критике подвергся метод "пончикового" планирования во французских городах, который, казалось, удерживал мигрантов на окраинах города. Но те же проблемы возникали и в странах, которые старались избегать подобной политики. Поэтому, когда французский политик критиковал "параллельные сообщества", возникшие в Британии благодаря британской модели, точно такое же обвинение можно было выдвинуть и в его собственной стране. 13 Казалось бы, хотя различия в законах планирования между разными странами Европы представляют интерес, на самом деле они не являются сейсмическими. Что касается образовательных систем разных стран и их акцента на ту или иную часть учебной программы, то это предмет научных дебатов. Но, опять же, ни одна система не кажется особенно эффективной, и ни одна из них не заслуживает большего восхищения, чем любая другая, когда речь заходит о реальных результатах.
И вот все это время европейский мозг держался за две противоречивые вещи. Первая - это доминирующий устоявшийся нарратив поколения: что любой человек в мире может приехать в Европу и стать европейцем, и что для того, чтобы стать европейцем, нужно просто быть человеком в Европе. Другая часть европейского мозга все эти годы наблюдала и ждала. Эта часть всегда могла распознать, что новоприбывшие не только прибывают в беспрецедентном количестве, но и приносят с собой обычаи, которые если и не являются беспрецедентными, то уж точно не существовали в Европе уже долгое время. Первая часть мозга настаивает на том, что приезжие ассимилируются и что со временем даже самые трудноуловимые аспекты культуры новоприбывших станут более узнаваемыми в Европе. Оптимизм благоприятствует первой части мозга. События благоприятствуют второй, которая все чаще начинает задумываться о том, есть ли у кого-нибудь время для тех изменений, которые должны произойти.
Никого не должно удивлять, что под всем этим кипят более темные, подземные страхи. Нигде они не проявляются так ярко, как во Франции, которая после Второй мировой войны испытывала тот же дефицит рабочей силы, что и другие страны Западной Европы. Страна отреагировала на это точно так же, открыв свои границы для рабочих со всего мира. В 1950-1960-х годах, когда сказались последствия французской деколонизации в Северной Африке, Франции стало так же невозможно остановить приток людей из своих бывших колоний, как это сделали Великобритания и другие страны. Приток в основном бедных и малообразованных рабочих постепенно изменил культуру и облик многих районов Франции, как это произошло и в других странах.
Одной из подземных реакций на это - реакцией, которую французский философ Бернар Анри-Леви назвал "темной специализацией" страны 14 - была озабоченность проблемой воспроизводства населения. При самом большом в Западной Европе мусульманском населении на душу населения и вечно нависшей угрозе на выборах, исходящей от Национального фронта семьи Ле Пен, границы этой дискуссии и выражения любых подобных опасений охранялись так же тщательно, как и в любой другой стране Европы. И все же именно во Франции появилось одно из самых обескураживающих и пророческих выражений этого страха.
ТЕМНАЯ СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ
В 1973 году во Франции вышел странный роман, который быстро стал бестселлером. Автор Le Camp des Saints ("Лагерь святых") уже был известен как писатель-путешественник и романист. Его, много путешествовавшего, культурного и любознательного, осенило видение этого самого нашумевшего произведения однажды утром в его доме на берегу Средиземного моря. По его собственным словам, в то утро 1972 года он увидел видение: "Миллион бедных несчастных, вооруженных только своей слабостью и численностью, переполненных несчастьем, обремененных
