теория против свободы воли, весь опыт за нее".136
Он с отвращением отвергал всю философию французского Просвещения. Он отрицал право отдельного ума, каким бы блестящим он ни был, выносить приговор институтам, которые опыт проб и ошибок расы создал для защиты социального порядка от необщественных порывов людей. Он считал, что католическая церковь, при всех ее недостатках, выполняет жизненно важную функцию в сохранении французской цивилизации, и осуждал как ничтожных глупцов философов, ослабляющих религиозные опоры морального кодекса. Вольтер и Руссо казались ему двумя разновидностями имбецилов: Вольтер - интеллектуальным дураком, Руссо - сентиментальным; но разница между ними была столь незначительна, что "трудно определить пропорцию беззакония между ними".137 Он упрекал Босуэлла за то, что тот ухаживал за Руссо в Швейцарии, и сожалел о гостеприимстве, которое Англия оказывала автору "Эмиля" (1766). "Руссо, сэр, очень плохой человек. Я скорее подпишу приговор о его высылке, чем приговор любому преступнику, который за эти годы покинул Олд-Бейли. Да, сэр, я бы хотел, чтобы он работал на плантациях".138
Джонсон не был столь консервативен, как его мнения. Он с легкостью нарушал сотни условностей в поведении, речи и одежде. Он не был ханжой, смеялся над пуританами, любил танцы, игру в карты, театр. Однако он осуждал "Тома Джонса" Филдинга и был потрясен, узнав, что его читала чопорная Ханна Мор.139 Он боялся чувственности в литературе, потому что с трудом подавлял свои собственные чувственные порывы и воображение. Исходя из его доктрин, можно было бы предположить, что он не наслаждался жизнью, но мы видим у Босуэлла, что он наслаждался "полным приливом человеческого существования". Он называл жизнь болезненной и никчемной, но, как и большинство из нас, продлевал ее, как только мог, и с раздраженной неохотой встречал свои уходящие годы.
VI. ОСЕНЬ: 1763-80
В 1765 году он переехал из Внутреннего храма в трехэтажный дом № 7 Johnson's Court на Флит-стрит; он был назван в честь предыдущего жильца. Там Босуэлл нашел его по возвращении с континента. В июле Дублинский университет присвоил ему почетную степень доктора права; теперь он впервые стал доктором Джонсоном, но так и не прикрепил этот титул к своему имени.140
В октябре 1765 года он выпустил в восьми томах свое издание Шекспира, на восемь лет позже, чем обещал своим подписчикам. Он осмелился указать на недостатки, нелепости и детские словесные выдумки Барда; порицал его за отсутствие нравственной цели; считал, что Шекспир не оставил "пожалуй, ни одной пьесы, которая, будь она выставлена сейчас как произведение современного писателя, была бы выслушана до конца".141 Но он хвалил поэта за то, что тот подчинил любовный интерес в больших драмах и сделал своими героями не героев, а людей; и он энергично защищал, в противовес Вольтеру, пренебрежение Шекспира к единству времени и места.142 Критики оспаривали многие его замечания и исправления; в 1790 году издание было заменено изданием Эдмунда Мэлоуна, но Мэлоун признал, что его собственное издание было основано на издании Джонсона, и переоценил предисловие Джонсона как "возможно, самое прекрасное сочинение на нашем языке".143
В 1767 году, посещая Букингемский дворец, Джонсон столкнулся с Георгом III; они обменялись комплиментами. Тем временем дружба с Босуэллом потеплела настолько, что в 1773 году Джонсон принял приглашение своего поклонника присоединиться к нему в путешествии по Гебридским островам. Это была смелая затея для шестидесятичетырехлетнего человека. Началось все с долгой и трудной поездки на дилижансе из Лондона в Эдинбург. Там он встретился с Робертсоном, но отказался от встречи с Хьюмом. 18 августа он, Босуэлл и слуга отправились на север в почтовом фаэтоне вдоль восточного побережья до Абердина; оттуда через суровое нагорье через Банф в Инвернесс, а затем в основном верхом через Анох в Гленелг на западном побережье. Там они переправились на лодке на остров Скай, который они довольно тщательно обследовали со 2 сентября по 3 октября. Они столкнулись со многими трудностями, которые Джонсон переносил с мрачным мужеством; он спал на сене в сараях, спасался от паразитов, карабкался по скалам и с шатким достоинством скакал на пони, едва ли превосходящих его по размерам. На одной из остановок леди из клана Макдональдов села ему на колено и поцеловала его. "Сделайте это еще раз, - сказал он, - и посмотрим, кто устанет первым".144 3 октября партия отправилась на открытой лодке в сорокамильное путешествие к острову Колл, а затем к острову Малл. 22 октября они переправились обратно на материк, а затем через Аргайлшир, Думбартон и Глазго добрались до Ачинлека (2 ноября). Там Джонсон встретился с отцом Босуэлла, который оказал ему честь, хотя и сетовал на его антишотландские предрассудки; между ними произошел настолько бурный спор, что Босуэлл отказался его записывать. Впоследствии Босуэлл-старший окрестил Джонсона "Урса Майор", что сын изящно истолковал как не Большую Медведицу, а "созвездие гения и образованности".145 Путешественники добрались до Эдинбурга 9 ноября, через восемьдесят три дня после выхода из него. Вспоминая о своих трудностях, они "от души смеялись над бреднями этих нелепых провидцев, пытавшихся убедить нас в нелепых преимуществах естественного состояния". Джонсон покинул Эдинбург 22 ноября, а двадцать шестого добрался до Лондона. В 1775 году он опубликовал "Путешествие по западным островам Шотландии"; оно не было столь пикантным, как даже бодлеризованный отчет, который Босуэлл издал в 1785 году под названием "Дневник путешествия на Гебриды с Сэмюэлем Джонсоном", поскольку философия менее интересна, чем биография; но некоторые отрывки146 обладают спокойной красотой, которая вновь показывает Джонсона как мастера английской прозы.
1 апреля 1775 года Оксфорд наконец-то согласился присвоить Джонсону почетную степень доктора гражданского права. В марте 1776 года он в последний раз переехал в дом № 8 Болт-Корт, забрав с собой свою разношерстную семью. В странном приподнятом настроении он написал лорду-камергеру (11 апреля 1776 года) письмо с просьбой предоставить ему квартиру во дворце Хэмптон-Корт: "Я надеюсь, что человеку, которому выпала честь оправдывать правительство Его Величества, не будет позволено уединение в одном из его домов".147 Лорд-камергер выразил сожаление по поводу избытка желающих.
Оставалось еще одно достижение. Сорок лондонских книготорговцев объединились для подготовки многотомного издания английских поэтов и попросили Джонсона представить каждого поэта с биографией. Они разрешили ему назвать свои условия; он потребовал 200 фунтов стерлингов; если бы он "попросил тысячу или даже пятнадцать сотен гиней, - говорит Мэлоун, - книготорговцы, знавшие цену его имени, без сомнения, с готовностью бы их дали".148 Джонсон думал писать "маленькие жизни"; он забыл, что один из законов композиции состоит в том, что перо в движении, подобно
