отмечается друзьями или над ней с любовью подшучивают. Это невероятно теплое, утверждающее чувство - обнаружить, что те части себя, которых вы больше всего боитесь, являются частью того, что делает вас таким любимым.
Широкое признание провозглашает, что наши битвы выигрываются только тогда, когда мы осознаем, что они общие. Оно побуждает нас открыться и показать свою боль, а также назвать, когда мы подавлены, чтобы мы могли найти поддержку, которой заслуживаем. Широкое признание говорит нам, что даже чувство сокрушительного одиночества и отвращения к себе объединяет нас, и что независимо от того, кто мы и с какими ограничениями сталкиваемся, мы можем строить жизнь, руководствуясь своими страстями и убеждениями в правильности происходящего.
Я выбрал название "Экспансивное признание" по нескольким причинам. Во-первых, я обратился к происхождению слова "стыд" и к истории, связывающей стыд с прятанием или отворачиванием от себя. Когда нам стыдно, мы часто идем на крайние меры, чтобы не быть замеченными. Когда общество стыдит маргинальные группы и систематически угнетает их, оно часто делает это, лишая их контроля над тем, как их видят. Маргиналов бросают в тюрьмы и психиатрические клиники, заставляют закрывать свое тело или носить значки, обозначающие их как других, или не дают им свободы заявить о своем поле или имени. В условиях системного стыда проблемы, с которыми сталкиваются угнетенные люди, часто замалчиваются или регулируются тоном; простое упоминание несправедливой реальности рассматривается как чрезмерное недовольство, "обратный расизм" или "позволение своей инвалидности сдерживать вас". Признание, таким образом, является одним из средств борьбы с системным стыдом, потому что оно дает нам возможность быть увиденными в полной мере, на наших собственных условиях, и чтобы наша человечность и наша борьба были открыто признаны.
Следует отметить, что признание - это не то же самое, что просто видимость. На самом деле системный стыд часто представляет "видимость" или даже медийную "репрезентацию" как отличительную черту прогресса маргинализированных групп. Но видимость - это ложный, индивидуалистический вид свободы, который часто делает угнетенные группы еще более уязвимыми для нападок. Повышение видимости без усиления социальной защиты и поддержки - это не что иное, как ответственность, и она оказывает огромное давление на горстку маргиналов, которые все же оказываются в центре внимания. Если чернокожая женщина становится вице-президентом, системный стыд хвалит ее за личное достижение, а не спрашивает, почему чернокожие женщины веками были исключены из числа лидеров. Когда глухой, биполярный или ВИЧ-инфицированный персонаж появляется на экране в очеловечивающем свете, системный стыд побуждает нас рассматривать это как победу "репрезентации инвалидности", а не критиковать то, что эти группы были исключены из рассказываемых историй на протяжении десятилетий.
Видимость ограничена в своей полезности и имеет реальные недостатки. Например, поскольку в последние годы идентичность и проблемы транс-людей стали более публично "видимыми", члены транс-сообщества все чаще оказываются под юридическим преследованием, и на нас совершается гораздо больше преступлений на почве ненависти и нападений. [2] Теперь, когда обычные люди имеют представление о том, как могут выглядеть транс-люди и каковы некоторые признаки того, что человек может быть трансом, нам стало легче нападать на нас. И по мере того как растет число открытых и гордых трансов, растет и беспокойство трансфобных людей, которые теперь думают, что ведут борьбу с "транс трендом" и защищают следующее поколение транс молодежи от "необратимого ущерба" на всю жизнь.
На протяжении десятилетий трансженщины были более "заметны" в СМИ, чем трансмужчины вроде меня, но почти все эти изображения были графически жестокими и дегуманизирующими, о чем мы говорили ранее в этой книге. [3] Неслучайно в свете этого трансженщины сталкиваются с домашним насилием, сексуальными нападениями и убийствами гораздо чаще, чем трансмужчины вроде меня. Хотя в современной культуре квиров часто поощряют рассматривать выход в свет и видимость как освобождающий акт, неконтролируемая видимость ставит мишень на наши спины. [4]
Для многих инвалидов, людей, переживших насилие, и людей с зависимостями отрицательные стороны видимости также актуальны: как только стигматизированная сторона вашей личности становится достоянием общественности, ваши коллеги, начальники и случайные знакомые начинают проверять ваши действия в поисках признаков того, что вы сломлены или вам нельзя доверять. Одна из инвалидов с двумя духами, с которой я беседовала для этой книги, Лилак, рассказала мне, что из-за своей инвалидности они постоянно находятся под наблюдением врачей, государственных бюро по делам инвалидов и назойливых, осуждающих взглядов людей, не являющихся инвалидами. Чтобы получить льготы и приспособления, Сирень должна постоянно доказывать, что ее тело работает так, как она говорит, и что ее медицинские потребности соответствуют тому, о чем она говорит. Неважно, через какую боль они проходят каждый день, им постоянно приходится доказывать окружающим, что они действительно "стараются изо всех сил".
Гипервидимость Сирени не защищает их. Она ограничивает их и лишает контроля над собственной жизнью. Признание, таким образом, не может быть ничем иным, как наблюдением, с его постоянными вторжениями, оценками и угрозами. Полностью признать чью-то ситуацию - значит поверить, что барьеры и ограничения, с которыми он сталкивается, законны, и довериться ему как эксперту в вопросах собственной жизни. Широкое признание помещает человека в контекст его жизни - с его слишком длинными рабочими днями и утомительными поездками на работу, постоянной болью в колене, затрудняющей передвижение, требованиями стареющего родителя, за которым он ухаживает, травмами расизма, которые он регулярно переживает, и десятилетней никотиновой зависимостью, наносящей ущерб его кошельку и здоровью, - и принимает эти реалии такими, какие они есть, а не пытается придать им моральную ценность или утверждает, что человек должен их изменить.
Это подводит меня к тому, что делает экспансивное распознавание экспансивным - оно рассматривает человека как вечно связанного с другими людьми, их окружением, их историей и их большим социальным состоянием. Это вписывает мотивацию поступков человека в более широкий контекст и помогает нам лучше увидеть смысл жизни. Психолог Артур Арон предположил, что почти все люди имеют сильную мотивацию к саморазвитию: [5] Мы хотим развивать свои навыки и знания и становиться больше, чем мы есть сейчас. Мы жаждем оставить на планете след, который будет жить дольше нас самих. Мы также хотим принадлежать к чему-то большему, чем наши индивидуальные тела. Для этого мы заводим дружбу, заботимся о своих семьях, создаем произведения искусства, изобретаем новые инструменты и строим сообщества, объединенные общими целями и убеждениями.
Врач Роберт Лифтон также заметил, что, когда пациенты сталкиваются со своей смертью, идентификация некой формы символического бессмертия помогает им утешиться. [6] Символическое бессмертие проявляется во многих формах: Это могут быть дети, которых мы
