Она
Звонок.
Звонок.
Звонок.
Как настойчивая пчела, громкий звук дверного звонка ворвался в черноту, разделяя ее, кромсая ослепительными полосами света.
Я с трудом оторвала голову, открыла глаза.
Во рту — привкус крови, голова тяжелая, мокрая.
Рядом суетилась сестра.
— Настя. Настя! На-Настя! — крикнула она.
Ее губы дрожали.
— Все хорошо, правда? Ты… поскользнулась что-то! — лепетала она, силясь меня придержать. — Напугала. Ты же меня видишь, да? Хорошо видишь? Вот и умница, вставай, вставай, здесь полы холодные! А пальцы? Пальцы мои видишь? Сколько пальцев? Три, да? Три же...
— Десять, — ответила внезапно пересохшим голосом.
Сестра отшатнулась, будто я сказала что-то не то.
— Все будет хорошо. Я… Я на помощь позвала. Сейчас!
Я силилась подняться, голова раскалывалась от сильной боли. С трудом провела ладонью по волосам — мокрые, пальцы в чем-то темном, красном.
До меня дошло.
Я вспомнила.
— Вот там, смотрите! Поскользнулась на мокрой тряпке, упала! — затараторила сестра.
В коридоре раздался топот ног. Я моргнула, увидев чужие ботинки. При входе один натянул бахилы, второй не стал.
— Когда упала? — склонился надо мной молодой мужчина в халате.
Глаза за стеклами очков — дымчатые, серые, пронзительные.
Сестра отвечала что-то.
— Похоже на сотрясение. Плюс кожа рассечена, нужно будет накладывать швы. Едем. Грузите! — вздохнул и отошел в сторону, посмотрел на сестру. — Одевайтесь, девушка! Нужен сопровождающий, данные подготовьте, номер полиса…
***
— Ведь вы не на тряпке поскользнулись.
Я с трудом открыла глаза.
На меня внимательно смотрел тот самый врач.
Дымчатый взгляд, немного квадратный подбородок, плотно сжатые губы. Глаза полны недоверия и какого-то сочувствия.
У меня кружилась голова, дурнота накатывала. Хотелось спать…
— Что вы от меня хотите услышать? — вялым голосом спросила я.
— Если случилось происшествие, я обязан сообщить в соответствующие органы. На вас напали, Анастасия?
Мы были в машине скорой. Санитар еще курил на улице, мы ждали сестру, пока она соберется.
— Не понимаю, с чего вы взяли, что случилось нечто плохое?
— Я много подобных случаев повидал. Можно сказать, с одного взгляда понимаю, что произошло на самом деле.
— Тогда у меня для вас новость.
— Слушаю, — кивнул.
— Вы ошиблись с выбором профессии. Вам бы… в полицию идти, а не играть в спасителя жизней.
Врач рассмеялся коротко.
— Знобит?
— Нет-нет.
Но он все-таки накрыл меня пледом.
— Только не засыпайте, вам нельзя. Подозрение на сотрясение. Уверен, это подтвердится. И все-таки на вашем месте я бы не прикрывал сестру.
— Прекратите, — попросила я.
Хлопнула дверь. Водитель сел за руль, завел мотор.
— Ну чего копаетесь? — крикнул в темноту санитар, торопя мою сестру. — Не на дискотеку же собираетесь!
— Может быть, без госпитализации обойдемся?
— Потеря сознания была? Была. Госпитализация необходима! — отрезал врач.
В машину забралась сестра, запахло ее духами. Она наклонилась надо мной, обдавая вишневой сладостью, от которой чуть ли не мутило.
— Поехали, Кирилл! — попросил врач. — Барышня прибыла, — добавил с неприязнью.
Сестра нашла мою ладонь и крепко-крепко сдавила мои пальцы. Ее голос дрожал от раскаяния.
— Ты только не переживай, Настя. Я все-все сделаю! И Яночку буду навещать, и по дому убираться, и маме помогу. Ты, главное, лежи, отдыхай, лечись, сколько скажет врач. Все-все сделаю… Клянусь! Помощь будет обязательно, вот увидишь!
Хотелось бы мне верить в обещания сестры, но сколько их уже было?
И как не вовремя это все…
Когда меня оформляли в больнице, я буквально всем своим телом, каждой его клеточкой чувствовала взгляд врача скорой помощи, полный осуждения. Поняв, что я не собиралась жаловаться на сестру, он осуждающе покачал головой и отвернулся, пожав плечами.
Меня немного разозлило его молчаливое, но осязаемое осуждение.
Мне, что, проблема мало?
Одного только раскола внутри семьи для полного счастья не хватает!
Ситуация нехорошая, да. Но, в конце концов, его это никак не касается.
***
Лежать в стационаре мне не хотелось, но головой я приложилась здорово. Даже просто сходить в туалет было не так-то просто, это стало задачей марафонца — выдержка, спокойствие, собранность и еще раз выдержка плюс отсутствие спешки. Надеялась лишь на то, что вскоре станет легче.
Должно стать…
Первые сутки были вообще сложными — сильная тошнота и головокружение не отпускали. Потом тошнота отступила, осталась тупая головная боль и здоровенная опухоль. Мне наложили несколько швов. Для этого пришлось постричь и побрить довольно приличную площадь волос на голове.
«Вот красотка!» — вздохнула я.
Рассчитывала выйти на работу, поухаживать за Яной, теперь больничный продлить придется. Значит, денег получу меньше!
Как некстати…
***
Сестра и мама навестили меня на следующий день. Первой зашла сестра, за ней мама. Очевидно, Даша уже успела рассказать свою версию произошедшего, потому что мама начала меня журить:
— На тряпке поскользнулась! Далась тебе эта уборка, Насть. Поела бы, да спать легла, сами прибрались.
Сестра кивала в отдалении, нервно перебирала волосы — то заплетала, то расплетала кончики распущенного хвоста в тонкую косичку.
Ее настороженный взгляд выдавал тревогу, она переживала, что я могу рассказать, как все произошло на самом деле.
И меня подмывало, каюсь!
Не знаю, откуда это гаденькое и довольно низкое чувство взялось.
Возможно, все дело во взглядах того врача. Они мне запомнились отчего-то.
Но выдать сестру?
Лишить маму какой-никакой поддержки в это сложное время?
Разве я могла поступить так с ней, с нами…
Пришлось проглотить чувство попранной справедливости и закрыть на это глаза. К тому же крысить и доносить на своих — это плохо.
«А вредить своим — это хорошо?» — тоненько пропищала совесть.
Ответа не было.
В другой раз, при иных обстоятельствах я бы не спустила это сестре с рук, слишком сильно устала я от ее легкомысленности.
Но не сейчас, увы…
Мама ушла первой, сестра задержалась возле моей постели.
— Тебе кто-нибудь звонил? Никто не приходил? — спросила Даша.
Интересно, на что она намекала?
Она
Интересно, что сестра имела в виду, произнеся эту загадочную фразу?
— Боишься, что я на тебя заявление написала, что ли?
— Нет, я про другое, — покусывая губу, ответила Даша.
— Извини, голова болит. Соображаю плохо, кто еще мог прийти? Любовничек твой, что ли? — усмехнулась я. — Объясниться решил, почему