запрут. И сгноят там. Потому что это — ненормально!
— А дома жечь за то, что коровы не доятся, — это нормально? — парировал Володя.
— Дома пока никто никому не жег, — насупился участковый.
— Вот и не будем доводить до крайностей.
— А если бабу твою расколдуют, они обе с Настькой хулиганить по деревне перестанут или только одна? — Николай Степанович грозно навис над Володей, но тот, как говорится, был пуганый.
— Ну, Ленка точно перестанет. Хоть одной проблемой меньше. А потом, если она снова нормальной сделается, поможет нам и Настю в чувство привести.
— На уголовщину не пойду. Я представитель закона.
— Ты пару дней назад в гроб собирался, говорил, что тебе на все плевать, а теперь, значит, «представитель закона»? Ленка тебе, между прочим, помогала, когда ты пластом лежал и жить не хотел, а ты бросить ее решил? Пусть жгут девке хату? Так получается, дорогой наш представитель закона?
Кадушкин побагровел:
— Руки выкручиваешь, Володенька!
— А у меня другого выхода нет.
— Хорошо. Рассказывай, что придумал. Только помни: права на ошибку у нас с тобой нет. И у ведьмы твоей такого права тоже нет. Если привезем ей девку — обязана будет расколдовать!
Ленка, с тех пор как отправилась в гости к Насте несколько дней назад, дома не появлялась. Правда, на работу выходила. Но похищать ее у заправки опасно — могут быть свидетели. А караулить возле дома Строгановых еще опаснее — встречаться с ведьмой ни у Степаныча, ни у Володи желания не было.
Так что решили подождать ее рано утром по дороге к Клюквину, когда Ленка будет возвращаться после ночной смены.
Машину Володя на всякий случай взял у друга, чтобы не светить свою.
И, на счастье двух представителей закона, совершить свое беззаконие им удалось довольно легко и быстро. Николай Степанович был за рулем. Увидев Ленку, устало бредущую по дороге, он замотал лицо шарфом и лихо перекрыл ей путь. Не успела она понять, что происходит, как с заднего сиденья выскочил Володя и, набросив ей на голову холщовый мешок, затащил в машину.
Визжала Ленка знатно, несмотря на усталость и бессонную ночь, брыкалась и царапалась тоже изо всей своей девичьей силы. Но Володя все же умудрился сковать ей наручниками и руки, и ноги.
Ленка затихла.
Мужчины все делали молча в надежде, что она до поры до времени не поймет, кто именно ее похитил. Они боялись той неведомой силы, что жила в ней, руководила ее поступками, заставляла быть не такой, как обычно.
Когда Ленка перестала сопротивляться, им показалось, что она узнала их, поняла каким-то загадочным образом, кто именно затащил ее в машину. Но они даже представить себе не могли, что на самом деле чувствовала в этот момент Лена.
* * *
Солнечные зайчики слепили глаза. Лена сидела на берегу реки, свесив в воду ноги, и наслаждалась летом. С собой она принесла пакет спелой сливы, ее сок перепачкал руки и щеки, но это совсем не заботило Ленку. Она с удовольствием разламывала сливу и жадно запихивала в рот мякоть. Очередная косточка разбила прозрачную речную гладь — Ленка кидалась в водомерок.
Ей снова было пять лет. Почему? Она не думала об этом, просто было хорошо.
— Внучка, пойдем домой, я тебе блинов напекла, — услышала Лена за спиной голос прабабушки. — Сладкие, гладкие, как солнце яркие, с маслицем, с повидлом, конца-края им не видно!
Лена засмеялась беззаботным детским смехом:
— Спасибо, бабулечка!
Потом вскочила, выбежала на тропу, что ведет к деревенским домикам, а бабушки-то уже нет. Как так? Неужели так быстро ушла вперед и скрылась за поворотом? Она же старенькая совсем.
— Бабуля!
Тишина.
Лена быстрее зашагала по дорожке. Некошеная трава стояла выше головы. Раздвигая ее руками, она вышла на улицу, которая хорошо просматривалась, но прабабушки не было видно.
«Голову мне, что ли, напекло у воды? Где же бабулечка?» — думала Ленка и продолжала идти в сторону дома.
И вот чудеса — солнце в зените, а на деревенских улицах нет никого. Яркие домики стоят будто нарисованные — занавески не шелохнутся, собаки не лают, куры не гуляют. Не тарахтят моторы машин. Людей не видно. «Может, праздник какой? А я и забыла… А все на площади. Или базар сегодня? Да нет, с базара б уже вернулись».
Лена повернула на соседнюю улицу, остался еще один поворот — и она дома. Но тут впереди, у заброшенного дома, мелькнул и скрылся за деревом женский силуэт. Далеко — не разобрать, кто там.
— Бабушка? Ба-бу-шка! — крикнула Ленка, но ответа не было.
Она ускорила шаг. В груди засвербело. «Скорее, надо скорее домой!» — возникла в голове мысль и завертелась как волчок по кругу.
И вот она уже подбегает к родной калитке. Только глядь — а за забором какая-то чужая изба.
Не может быть! Точно ли чужая?
Присмотрелась. Точно. Наличники на окнах не такие, крыльца нет, цветы другие в палисаднике: мать гладиолусы сажала, а тут одни герберы. Странно. Может, не дошла? Но и следующий дом — не ее, не Ленкин.
Посмотрела направо, налево — нет дома и в помине. Что же это, она поворот перепутала? Да разве такое возможно в родной деревне?
Ленка заметалась, забегала — со своей улицы на соседнюю, потом снова на свою и назад, к реке, чтобы проделать весь путь заново. Но сколько бы раз она ни возвращалась туда, где должен стоять ее дом, его не было.
Устав и потеряв уже всякие ориентиры, Лена села на траву, готовая разрыдаться. Сердце бешено колотилось в груди. Она чувствовала себя словно загнанная в угол мышь.
Но в следующий момент снова увидела фигуру… или тень… что-то живое, мелькнувшее вдалеке у дома на перекрестке.
Лена вскочила и закричала:
— Эй! Эй! Кто там? Помогите! Я заблудилась! На помощь!
Никто не ответил, а тень скрылась за поворотом направо.
Лена подскочила и бросилась вдогонку. Но только она оказалась на перекрестке, как неизвестная фигура уже исчезла за новым поворотом. Лена побежала еще быстрее.
Улица за улицей, перекресток за перекрестком — тень перемещалась легко и быстро, а Ленке все никак не удавалось догнать ее или хотя бы разглядеть, кто это.
Но в какой-то момент, когда силы уже были готовы покинуть Лену, тень материализовалась и застыла. Лена увидела Настю Строганову — та стояла спиной, но ошибиться было невозможно.
Лена оторопела. Надо же, это Осиновая улица! И Настин дом. Почему она здесь, зачем?
— Настя?
Женщина обернулась, и Лена поняла, что нет, это все-таки не Настя. Это Тамара — ее мертвая прабабушка.
«Надо же, мне прабабушка была опорой, и
