можно понять общие требования стратегии и общую логику, связанную с ее эффективным применением. Такие теоретико-концептуальные знания крайне важны для разработки политики. Все разработчики политики, осознанно или нет, используют те или иные теории и концептуальные рамки. Применяя ту или иную стратегию, они опираются на предположения, часто негласные, об общих требованиях и логике стратегии.62 Действительно, куда бы мы ни заглянули в современной стратегической истории, везде можно найти свидетельства влияния идей. В разработке, исполнении и реализации стратегии всегда присутствует стратегическое теоретическое измерение.63 Запутанный мир оборонной политики и применения силы является постоянной причиной важности стратегической теории.64 Движение между идеями и поведением в стратегических делах непрерывно. Как интеллектуальная история стратегии несет на себе печать конкретных восприятий и интерпретаций стратегического опыта, так и стратегическое поведение формируется под влиянием установок и идей, которые мы знаем как стратегическую культуру. В практическом мире стратегии стратегические идеи применяются к опыту, а стратегический опыт представляет собой идеи в действии.65 Идеи помогают формировать поведение, хотя в свою очередь они формируются поведением.66
Разработка стратегической теории затруднена по нескольким причинам. Во-первых, стратегическая теория должна учитывать сложный и многомерный характер стратегии и войны. Хорошая стратегическая теория должна быть целостной, с должным уважением относясь к взаимозависимости различных элементов и измерений, придающих форму стратегии.67 Вторая проблема, с которой сталкиваются стратегические теоретики, заключается в том, что обстоятельства, для которых разрабатывается стратегическая теория, в значительной степени неизвестны и, более того, неизвестны намного раньше момента проверки стратегической теории, хотя эта неопределенность сама по себе является фактором, с которым необходимо считаться в стратегической доктрине.68
Более того, как показывает шквал книг о природе войны после таких знаковых событий, как 9 ноября 1989 года (конец холодной войны) или 11 сентября, стратегическая теория эволюционна в том смысле, что разрабатываются теории, учитывающие новых участников, таких как государства или террористические группы, новые технологии, такие как танки, самолеты или ядерное оружие, или такие явления, как влияние промышленной революции или рост массовых эмоций в националистических и идеологических войнах.69
Современный социальный контекст определяет, какие акторы, оружие, цели, нормы и т. д. целенаправленно используются в войне, и по мере развития этого социального контекста развивается (или должна развиваться) и стратегическая теория. Стратеги с трудом абстрагируются от особенностей конкретной войны или периода и определяют постоянные характеристики, которые применимы ко всем контекстам и всем периодам.70 В результате их работы, как правило, отражают войну или факторы, влияющие на нее, глазами людей, живущих в их собственное время, что придает их военному мышлению современный оттенок.
Это влияет на характер развития теории. Динамичная природа стратегии и войны не способствует устойчивому росту знаний, поскольку объект - война, акторы, оружие, правила - меняется постоянно и в довольно быстром темпе, по крайней мере за последние 200 лет. Соответственно, развитие стратегических теорий не идет по четкому кумулятивному пути роста, когда новые теории опираются на предыдущие, совершенствуя старые или расширяя область их применения. Таким образом, читатель остается с растущим числом частичных теорий, каждая из которых имеет ограниченный диапазон применимости, будь то привязка к географии (континентальная, морская, городская, джунгли), измерению (воздух, земля, море), технологии оружия и методу борьбы (ядерная, терроризм, противоповстанческая, партизанская) и т. д.
Парадоксальная природа стратегии и стратегической теории усиливает проблематичность стратегической теории. Стратегическая теория - это не нейтральная территория, а арена соперничества. Ей необходимо учитывать тот факт, что она имеет дело с людьми, которые реагируют, учатся и предвидят. Студенты, изучающие социальные науки, признают, что люди и организации, с которыми имеют дело социальные науки, могут находиться под влиянием самих научных обобщений. Так, после того как обобщение было сформулировано и стало известно людям, чье поведение оно пытается предсказать, эти люди могут отреагировать на него иначе, чем на свое прошлое поведение, наблюдение за которым оправдывало обобщение. Поэтому такие обобщения не могут иметь научный характер, поскольку их истинность не зависит от человеческих убеждений, а влияние науки на человеческие дела, таким образом, оказывается несколько парадоксальным.71 Именно потому, что стратегия сработала однажды, ей, скорее всего, будут подражать или, по крайней мере, учиться на ее примере, и впоследствии стратеги должны разрабатывать новые конструкции и гипотезы, обеспечивающие правдоподобное ожидание успеха.72 Стратегические теории возникают после столкновения старых взглядов, в некотором роде дарвиновским способом; когда многообещающие идеи и предложения были опробованы в бою, они вызывают встречные идеи, отрицающие обоснованность ранее успешных предложений. Например, обращение таких групп, как ХАМАС и "Аль-Каида", к терроризму против стран с высокотехнологичными вооруженными силами некоторые объясняют именно этой диалектической динамикой73.73
Эти факторы означают, что стратегическая теория динамична в фундаментальном смысле, и этот характер влияет на потенциал создания хорошей и долговременной теории, касающейся стратегии. В самом деле, как показывает вышеприведенная дискуссия, в вопросах войны, даже если будет обнаружена основная закономерность и установлен определенный уровень предсказуемости, парадоксальная природа стратегии гарантирует, что эта закономерность будет изменена. Если социальная теория отличается от модели теории, выдвигаемой естественными науками, то стратегическая теория, по мнению некоторых, может вообще не заслуживать такого названия, и на самом деле эти теории представляют собой скорее наборы предложений, гипотез и моделей. Деятельность стратегического теоретика можно сравнить с тем, кто пытается построить дом на илистом берегу быстро текущей реки. Песчаный участок постоянно меняет форму, глубину, содержание и местоположение под воздействием турбулентности реки. Более того, он смещается и деформируется из-за строительных работ. Сам факт, что человек кладет камень, чтобы построить фундамент, изменяет окружающую среду. В условиях, когда война и стратегическое поведение так фундаментально изменчивы, стратегическая теория не может претендовать ни на высокие стандарты примитивности, ни на общую применимость и обоснованность, ни на то, чтобы продержаться в течение длительного времени. Не следует также ожидать, что из различных частичных теорий разовьется всеобъемлющая теория, или теория с высоким уровнем предсказательной способности, что является стандартом "твердой науки".
Формирующие факторы стратегической теории
Понимание источников влияния стратега помогает понять его теорию. Как и социальные теоретики, стратегические теоретики подвержены влиянию как интеллектуальных, так и социальных факторов, как внутренних, так и внешних по отношению к дисциплине. Внутренние интеллектуальные факторы включают в себя влияние на теоретика школ и традиций мышления, в том числе когнитивных парадигм, изменений в парадигмах и метатеоретических инструментов. Внешние интеллектуальные факторы включают идеи, заимствованные из других дисциплин. Внутренние социальные факторы включают влияние социальных сетей на работу теоретика. Внешние социальные факторы включают влияние исторических изменений на структуру и институты теоретизируемого общества.74
Минцберг утверждает, что, помимо таких областей, как психология человеческого познания, политология разработки государственной
